Общероссийская общественная организация инвалидов
«Всероссийское ордена Трудового Красного Знамени общество слепых»

Общероссийская общественная
организация инвалидов
«ВСЕРОССИЙСКОЕ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ОБЩЕСТВО СЛЕПЫХ»

ТВОРЧЕСТВО НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ

КАПЛЯ СМОЛЫ НА ПЫЛЬНОМ СТЕКЛЕ
                  Довольство он заменит на укор,
                  Цвет чёрный обращает в белый цвет.
                  Дождь времени наводит свой узор
                  На пыльных стёклах пережитых лет.

Резво было кативший «Икарус», нехотя притормозив, свернул с оживлённой трассы на полукруглую площадку районного автовокзала. Распустив складную трость, Мельников поднял с прохода дорожную сумку и двинулся к выходу. Спустившись по трём ступенькам автобуса, он сразу же попал в объятия всплакнувшей сестры. И окунулся в мир знакомых с детства запахов Олонца.

— Костик, милый, ты ничуть не изменился, — услышал он всхлипывающий шёпот Валентины. — Что же Тома-то не приехала?

— Валька, подожди, здесь что, всё ещё продают мороженое?

— Ну да, а что случилось?

— Все вопросы потом, а сейчас скорее купи мне мороженое.

Через минуту он уже держал в руках шершавый вафельный стаканчик. А во  рту его таял приторно-сладкий ледяной комочек.

— Сластёной ты был, Котька, сластёной и остался, — сказала Валентина и сама с аппетитом и в то же время осторожно, чтобы не испачкать губы, откусила краешек такого же стаканчика.

— Ты ничего не понимаешь, Валька, — блаженно зажмурился Мельников, — это же вкус детства, такого мороженого, как в Олонце, больше нет нигде.

— Да оно уже совсем не такое, как было в детстве.
     — Не скажи, запах у него всё тот же.

— Да, что ты тут мне рассказываешь? — облизнула губы сестра. — Я пока ждала твой автобус, сама две порции смолотила.

Покончив с мороженым, он сложил тросточку и поместил её в футляр, висевший на брючном поясе, поправил на плече ремень дорожной сумки.

— Позвольте к вам прицепиться, любезная дама, — ухватил он под руку сестру.

— Ладно уж, цепляйся, пожиратель детства, — оба весело расхохотались.

То ли от мороженого, то ли от этого смеха Мельникову стало легко и хорошо, как в далёком детстве. Когда он приезжал домой на каникулы,  Валентина, ничуть не смущаясь его слепоты, брала повсюду его с собой. Она водила его и на речку, и в магазин, и в кино.
Да и все друзья её обходились с ним по-товарищески просто.

— Вот такую я тебя люблю, Валька, а то, ишь, плакать надумала, — сказал он, всё ещё улыбаясь.

— Да, понимаешь, когда ты вышел из автобуса, я вспомнила, как мы с мамой встречали и провожали тебя в детстве, так сырость сразу и подступила.

Они пересекли полупустую привокзальную площадь и остановились возле зелёной «Оки».

— А вот и мой лимузин, — она положила руку брата на разогретую солнцем крышу авто.

— Я и не знал, что ты водишь машину.

— Уже без малого десять лет.

— Пересесть на что-нибудь посолиднее не хочешь?  
      — Понимаешь, Костя, я к ней так привязалась, ведь она у меня как живая. Я с ней даже разговариваю.

— Понимаю, у меня такая же история была с первым баяном. 

Асфальтная лента шоссе тянулась по просторной равнине. Слева,  у самого горизонта,  виднелась кромка хвойного леса. А справа весело посверкивала в лучах вечернего солнца извилистая река. Она то приближалась к самой дороге, то вдруг кидалась от неё в сторону, как бы приглашая поиграть с ней. Упругий тёплый ветер врывался в приспущенные боковые окна, ероша волосы брата и сестры. Густо пахло скошенной травой.

— Хорошо-о-о… — выдохнул Мельников, откинувшись на спинку сиденья и поудобнее устраивая в тесном пространстве малолитражки свои длинные ноги. — Понимаешь, Валентина, не собирался я к тебе на этот юбилей. Дел накопилось, как говорится, выше головы. В сентябре в Болгарию с оркестром на фестиваль отправляемся, репетируем, готовимся. Да и вообще, не близкий путь до тебя. А вот приехал, вдохнул этот воздух, и чувствую,  всё правильно, приехал не зря.

— Это тебя от нашего мороженого проняло, — улыбнулась сестра.

— И от него тоже, — кивнул Мельников.

 В последний раз порог отчего дома он переступал около тридцати лет назад. Тогда сначала отец, а спустя год и мама оставили этот мир, и Мельников приезжал хоронить их. За это время дом почти не изменился. Разве что побольше стала веранда, которую перестроил муж Валентины  Валерий. А их сын Ромка устроил на чердаке уютную комнату для себя.

Войдя в дом, Валентина засуетилась по хозяйству.
      — Костя, ты пока отдохни с дороги, а я соберу поужинать. Ты уж извини, но сенокос — пора горячая, а мои мужики сейчас должны подъехать. Утром, как ушли, так ещё и дома не были. Вот и с Романом нашим познакомишься, а то ведь племяннику уж тридцать скоро, а дядя его и знать не знает.

— Я тебе, Валя, не буду мешать, а пойду искупаюсь в Олонке. Дай мне только полотенце.

 Облачившись в майку и лёгкие тренировочные штаны, он вышел на крыльцо.

— Подожди, Костя, я тебя провожу. У нас ведь Рома новую лестницу выстроил.

А лестница оказалась замечательной! С крепкими широкими ступенями и удобными перилами, она спускалась по крутому берегу к довольно просторному плоту. Он был сколочен из нескольких брёвен и покрыт струганными, плотно подогнанными досками. На краю имелась даже низенькая удобная скамеечка.

— У плота, наверно, глубоко будет? — поинтересовался Костя.

— Тебе, примерно, по грудь. Я пошла, если что понадобится, крикнешь —  услышу, — донеслось уже сверху.

Мельников достал из кармана небольшой транзисторный приёмник. Нашёл станцию с незатейливой мелодией. Не спеша разделся. Подошёл к краю плота и сел на тёплые доски, опустив в ласковую прохладу воды уставшие ноги. Прислушался. Слева, за поворотом реки, слышались звонкие голоса купающихся мальчишек. Мельников улыбнулся: в детстве они тоже любили купаться на том повороте. Посидел молча с минуту, а затем, набрав полную грудь воздуха, соскользнул с плота.

— Ух! — вырвалось у него.

Сестра оказалась права: возле самого плота ему было по грудь. Слегка присев, он оттолкнулся от илистого дна и поплыл вперёд мощным брассом. Плавать он любил и мог подолгу находиться в воде. Доплыв,  по его расчётам, до середины реки, остановился  и,  громко отфыркиваясь, развернулся. Течение было слабым, и его почти не отнесло. Он сориентировался по звучащему приёмнику и поплыл к плоту.

И тут на берегу затарахтел подъехавший мотоцикл.
     — Эй, казак, ты там за буйки не заплывай, нашу рыбу не пугай! — загремел над рекой бас Валерия.

— Привет труженикам полей! — засмеялся в ответ  Костя.

Затем он услышал, как кто-то торопливо спускается по лестнице. Чьи-то босые ноги прошлёпали по плоту, и почти сразу раздался лёгкий всплеск. А потом Мельников услышал, как справа от него кто-то вынырнул.

— Здрасьте, дядя Костя, я — Роман!

— Здравствуй, Рома, ну, наконец-то мы с тобой познакомились. А где там твой батя- фермер?

Но Роман не успел ему ничего сказать. Мельников услышал, как по плоту протопали тяжёлые шаги, а потом вечернюю тишину разорвал дикий вопль. Вслед за этим в воду рухнуло что-то большое и тяжёлое. Высоко взметнувшиеся брызги долго опадали на поверхность реки. Мельникова и Романа ощутимо качнуло набежавшей волной.

 — Не пугайтесь,  дядя Костя, это и есть мой батя-фермер, говоря вашим образным языком.

Тут снова раздался громкий всплеск, и на поверхность, смеясь, вынырнул мощный, как кит,  Валерий.

— Ну,  привет,  кубанский заморыш! — пророкотал он и, водрузив на плечи Мельникова  могучие ладони, слегка притопил его. Однако Константин не растерялся и, поднырнув,  сдёрнул с родственника трусы. А Роман, желая помочь дяде, надавил своей рукой на лысеющую голову отца. Но тут же и сам скрылся под водой, схваченный мстительной рукой. Смеясь и дурачась, они барахтались в воде до тех пор, пока Валентина не позвала их ужинать. Ей это удалось только с третьей попытки.

Уставшие и довольные друг другом, трое здоровых мужчин сидели за столом и с аппетитом поедали разносолы, приготовленные Валентиной. Валерий горой возвышался над сыном и гостем. Валя любовалась ими, усевшись напротив и не забывая подкладывать в тарелки.  Нетронутыми остались на столе лишь три рюмки. Никто не обращал на них внимания.

— Костя, а ты ведь раньше, помнится,  употреблял водочку? — хрустнув малосольным огурчиком, поинтересовался Валерий.

— Было дело, но,  ты знаешь, вот уже двенадцать лет не принимаю совсем. И не жалею.

— И правильно, мы с Романом это дело тоже не уважаем. Да и некогда пить. Работы много.

— Дядя Костя, вы так здорово плаваете, даже не верится, что вы не видите. И как вы от самого Краснодара один добирались? Это же так трудно,  я даже не могу представить.
       — Да ничего трудного, Рома. Мурманским поездом до Петрозаводска, а там автобусом до Олонца. Вот если бы я ехал с пересадкой в Москве или в Питере, это было бы посложнее. Да и то я уже привык: где люди помогут, а где моя подруга-тросточка выручает.

— А тётя Тамара почему не приехала? Ведь вдвоём  и легче, и веселей.

— У неё сейчас, Рома, как и у вас, горячая пора. Она ведь у меня директор Дома культуры. А там вовсю идёт ремонт, поэтому ей просто необходимо быть на месте, иначе он может затянуться и до Нового года. Ведь в нашем ДК очень много народу занимается самодеятельностью. Есть и хор, и два оркестра, танцевальный и драматический коллективы, различные детские кружки.
       — У вас и колхоз сохранился. Людям есть где работать и заниматься любимым делом. А у нас всё производство на ладан дышит, — вздохнула Валентина, разливая по кружкам молоко.

— Мы тут небольшую ферму молочную организовали, и то проблем, что называется,  выше крыши. С одним кредитом рассчитаемся, глядишь, опять нужно что-то ремонтировать или приобретать, — поддержал жену Валерий. — Хорошо, что сам я ветврач, Валя — агротехник, а Роман выучился на механика. Вот за счёт этого мы и держимся на плаву. У меня вообще такое ощущение, будто нас жестоко обманули, и никому до этого дела нет. Это как если бы плыли мы на большом белом корабле с гордым названием  «Советский Союз». Плыли-плыли, а потом на какой-то пристани выскочили —  уж больно много на ней было ларьков с товарами в красивых да ярких упаковках. И вот, пока мы, радостно поскуливая, бегали от ларька к ларьку, наш корабль и уплыл. А в этих товарах ничего хорошего, кроме ярких этикеток, не оказалось. Мы обратились за помощью,  и нам дали другой корабль. Вроде бы всё хорошо, да вот только корабль тот был пиратским. И команда этого корабля с удовольствием ограбила нас, а потом высадила на необитаемый остров. И вот мы,  как какие-нибудь робинзоны, вынуждены всё начинать с нуля.

— Да и у нас не так всё просто, как может показаться, — вздохнул Мельников. — А вы что,  втроём молочную ферму содержите?

— Да нет же, — засмеялась Валентина. — У нас работают ещё два Валериных брата с семьями. Короче говоря, вся родня трудится в одном фермерском хозяйстве.

— Но какое же у вас молоко чудесное, на юге такого нет!
      — Это потому, что на вашем юге трава очень быстро сохнет, а наша муравушка почти всё лето сочная да свежая, — с нескрываемой гордостью заявила сестра.

— Дядя Костя,  я всё смотрю, какие у вас красивые и чистые глаза. Ведь сейчас медицина шагнула далеко, неужели нельзя сделать операцию и вернуть вам зрение?
      — Слушай, Костя, — перебил Валерий сына, — а ведь Ромка прав. Мы, конечно,  не Абрамовичи, но если тебе нужны деньги на операцию, мы поможем, чем можем.

Мельников помолчал.

   — Спасибо, ребята, вы меня очень тронули. Мне то же самое не раз предлагал и наш председатель колхоза. Но дело тут не в деньгах. Осматривали меня и наши и зарубежные светила от медицины. И никто не смог сказать, что у меня с глазами. Операцию?  Но какую?  Ведь диагноз-то не установлен. Так что спасибо вам за желание помочь, и давайте поговорим о чём-нибудь другом. Ведь у Вали через два дня юбилей, а у вас столько работы, да ещё я тут приехал, вас только отвлекаю от дел.

— Вот и решили отметить юбилей, что работы много. Надо и отдохнуть когда-то, а тебя пригласили потому, что давно не видели. Нельзя человеку родные места забывать. Неправильно это, — негромко и прочувствованно пророкотал красивым баском Валерий.

— Ладно, пойду немного с ребятами перед сном прогуляюсь, — поднялся из-за стола Роман.

— Только не забудь, что тебе завтра придётся утренний надой на молокозавод отвезти, — одобрительно кивнув сыну, сказал Валерий.

— Отличный у вас, ребята, сын вырос.

— А он  у нас, между прочим, в тебя. Ему всё равно, что баян, что гитара. Играет на всём,  — улыбнулся Валерий.

— Он и стихи пишет, в нашей районной газете печатается. — С гордостью  добавила Валентина. — Да и руки у него золотые. Вся техника наша на нём держится. Однако пора спать. Ты с дороги устал, а нам чуть свет на работу, — она решительно поднялась.

Постелила брату в бывшей их детской комнате. Мельников долго не мог заснуть. Он слышал, как, стараясь не шуметь, пришёл с прогулки Роман. Деревянные половицы и ступеньки лестницы, узнавая его шаги, негромко и радостно скрипнули. А потом родительский дом заснул чутким старческим сном.

И от встречи с этим домом и его обитателями Мельников, в который уже раз за день, ощутил тихую светлую радость. Воспоминания детства нахлынули на него, и он поплыл по их волнам, постепенно погружаясь в лёгкий, но крепкий сон.

Леонид Авксентьев

Окончание в следующем номере.