Живопись на слух
Попытка к бегству
Человеческие знания похожи на драгоценности: их много или вообще нет, их можно выставлять напоказ или скромно хранить до наступления момента, когда они действительно понадобятся. Правда, знаний, в отличие от брошей, браслетов и колец, никогда не бывает больше, чем нужно. Древнегреческий мыслитель Сократ говорил: «Я знаю, что ничего не знаю». В мудрости этих слов я убеждался неоднократно. В последний раз они пришли мне на память, когда читал роман «Фламандская доска» испанского писателя Артуро Перес-Реверте. «Фламандская доска» — это картина, вокруг которой и строится мастерски закрученный сюжет. Главная героиня работает художником-реставратором в мадридском музее Прадо. Я заинтересовался его историей и экспозицией. Кто-то удивится: «К чему слепому разбираться в живописи, ведь даже яркое и подробное описание не в силах создать зрительный образ, отчего теряется весь смысл». Нечто подобное говорил и русский писатель, публицист А. Герцен, пытавшийся после посещения Эрмитажа письменно передать содержание некоторых поразивших его картин. Но, в конце концов, оборвал свои рассуждения: «Ну, да картины надобно смотреть, а не рассказывать». Эта реплика может быть обращена ко всем людям, кроме тех, кто не имеет возможности «смотреть», то есть, нас, незрячих. Но я не считаю её поводом для оправдания невежества. Поэтому в этой статье попытаюсь показать художественные полотна так, как «вижу» их сам. Сотрудник РГБС, заслуженный работник культуры России Анатолий Вержбицкий в своё время уже предпринимал попытку встроить живопись в жизнь инвалидов по зрению, но я буду писать не об этом, а о картинах, на которых изображены слепые.
Тьма и свет как две стороны одной жизни
Музей Прадо в Мадриде, о котором раньше я ничего не знал и знакомство с краткой историей которого стало моим первым шагом навстречу изобразительному искусству, был открыт в 1819 году. Он построен по проекту архитектора Хуана де Вильянуэва в стиле позднего испанского классицизма. Основу экспозиции составляют произведения из коллекций королей Испании. В их подборе важную роль сыграл художник Диего Веласкес, являвшийся советником короля Филиппа IV. Сейчас в Прадо находятся лучшие работы и самого Веласкеса: «Сдача Бреды», «Пряхи», «Менины» и др. Здесь широко представлены испанская, итальянская, фламандская и германская школы живописи. В каталоге работ я встретил и «Слепого гитариста» Франсиско Гойи. Он написал его в 1778 году для королевской шпалерной мануфактуры. Шпалеры — это без ворсовые настенные ковры с сюжетными изображениями. В Европе их начали широко применять в убранстве парадных и жилых помещений ещё в XII — XIII веках. В XIX веке все шпалеры стали называть гобеленами по имени известных ещё с XV века французских красильщиков и ткачей Гобеленов. В «Слепом гитаристе» художник впервые проявляет интерес к маргиналам: деклассированным элементам и нищим, к образам, которые будут появляться у него впоследствии. Он изображает обездоленного незрячего музыканта, его черты ироничны и гротескны. Работа сложна и полна символов, это затрудняет её восприятие. Неудивительно, что сначала эскиз был отклонён ткачами.
В одном из залов Прадо, посвящённом старым фламандским мастерам, можно познакомиться с творчеством Питера Брейгеля Старшего, автора широко известной картины «Триумф смерти». Его кисти принадлежит и «Притча о слепых» (другие названия: «Слепые», «Парабола слепых», «Слепой ведёт незрячего»), подлинник которой хранится в Национальном музее и галерее Каподимонте Неаполя. Описание этой картины можно прочитать в статье В. Бухтиярова «Философия слепоты» («НЖ» № 4, 2011). Я лишь скажу, что изображённое ужаснуло меня. Слепой человек лишён даже права видеть самого себя, что может быть хуже? Считается, что картина посвящена словам Христа о неразумном человеке, который взялся быть поводырём у своих собратьев по несчастью. Конечно же, при этом Иисус имел в виду слепоту духовную. Как напоминание об этом Брейгель изображает в глубине картины церковь — единственное место, где можно получить исцеление. Но чтобы переступить церковный порог, нужно видеть её или попросить о помощи зрячего — ни то, ни другое недоступно персонажам Брейгеля.
Библейские мотивы находят своё отражение и у Рембрандта. Глубокого философского содержания и подлинного трагизма полон офорт «Слепой Товит». В переводе с французского «офорт» означает «крепкая водка». Так раньше называли азотную кислоту. Офорт — это гравюра на металле, полученная травлением азотной кислотой предварительно нанесённого на него рисунка, а также оттиск с такой гравюры. Изобретён он был в Германии в начале XVI века Д. Хопфером. На офорте «Слепой Товит» библейский старец дрожащей рукой нащупывает дверь, чтобы выйти к своему возвратившемуся сыну. Предметы растворены в мягком, зыбком свете. Немногими скупыми штрихами Рембрандт лишь слегка намечает форму, очерчивает самые общие массы, выделяя трагическую фигуру старика, концентрируя внимание на его психологии. В этом офорте 1651 года Рембрандт поведал о нравственности человеческих отношений, и всё же на нём изображён трагизм одиночества, что было близко мироощущению самого художника в то время. К сюжету о слепом Товите Рембрандт обращался и раньше в полотне «Ангел покидает Товия и его семейство» в 1637 году (Лувр, Париж). Он трактовал сцену жанрово, представив всё семейство, благодарно прощающееся с исцелившим старца ангелом.
А вот от картины немецкого художника Габриэля Макса (1840 — 1915) «Слепая продавщица светильников при входе в катакомбы» веет одухотворённостью. Глаза женщины широко раскрыты, она как бы смотрит поверх мира в открытое небо, видит Господа на престоле, а может, лишь чуткий слух внемлет Его словам. Лицо ярко освещено. Но не солнцем. Огонь в ней. Эта слепая — зряча, она распространяет свет, в отличие от тех, кто видит лишь тьму и, вобрав её в себя, начинает омрачать всё вокруг. Пожалуй, это одна из немногих найденных мной картин, персонаж которой — не ограниченное, даже тупое исчадие тьмы, а олицетворение внутреннего богатства, доказывающее, что слепота физическая — не то же самое, что духовная.
Эти вопросы интересовали и Пабло Пикассо. Период его творчества с 1901 по 1904 год критики назвали «голубым» из-за тонов, преобладавших в палитре художника. Главное средство выразительности в картинах этого периода — линия. Монохромность (одноцветность) лишь подчёркивает напряжённую силу замкнутого контура. Ярко выражены темы старости и смерти, характерны образы нищеты, меланхолии, печали. Пикассо считал: «Кто грустен, тот искренен». Трудно не согласиться с этим мнением: не каждый счастливый человек захочет впускать кого-то в свой мир, делиться радостью с другим. Грусть не способствует эгоизму. Грустный человек открыт и бескорыстен. Движения людей на картинах замедленны, они словно вслушиваются в себя. Отображая страдания, художник в этот период рисовал слепых, нищих, алкоголиков и проституток. Почему он поставил незрячих в один ряд со всеми перечисленными, ведь в отличие от них, слепые не сами пришли к своему «тёмному» существованию? Отрезок в сто лет кардинально изменил жизнь людей, лишённых зрения, и сейчас кажется ошибкой уравнивать их с отверженной частью общества, которая тоже никуда не исчезла.
Картина Пикассо «Завтрак слепого» была написана в 1903 году, подлинник находится в музее искусства Метрополитен в Нью-Йорке. Холодные цвета создают угнетающую обстановку. Чувствительные руки слепого как бы контрастируют с не прорисованными глазами, вместо которых — серые впадины. Это ужасно и в то же время гениально! В этом противостоянии сильнее руки, они — жизнь, а не то, что должно быть глазами. Я не хочу говорить, что руки, кончики пальцев, становятся для потерявшего зрение чем-то вроде глаз. Одно другое не заменит, но я не сомневаюсь, что руки могут считаться ещё одним, скрытым, органом чувств. Я не могу «увидеть» кончиками пальцев звёздное небо, но всё окружающее меня — вполне.
О Метрополитен-музее я слышал кое-что и раньше, но новые знания, часто являющиеся забытыми старыми, никогда не мешают. Он был основан в 1870 году группой нью-йоркских общественных деятелей и художников и через два года открыт для широкой публики. Основу экспозиции составили коллекции, подаренные или завещанные ему в разное время частными лицами. Здание музея построено в неоготическом стиле. Это художественное направление XVIII — XIX веков, заимствующее формы и традиции готики: арки с заострённым верхом, узкие, высокие башни и колонны, богато украшенный фасад с резными деталями и многоцветные витражные стрельчатые окна. Думаю, что это описание знакомо всем, читавшим роман Виктора Гюго «Собор Парижской богоматери». Неоготика зародилась в Великобритании, но получила распространение также и в континентальной Европе и даже в Америке. В Метрополитен-музее хранится и экспонируется коллекция произведений искусства США, охватывающая периоды от колониальных времён до наших дней, древних цивилизаций Америки, Африки и островов Тихого Океана. Из стран Дальнего Востока наиболее полно представлен Китай. Европейское искусство иллюстрируется работами выдающихся живописцев разных эпох с XV по XX век. Это, например, «Мадонна с младенцем и святыми» Рафаэля, «Махи на балконе» Гойи, «Аристотель перед бюстом Гомера» Рембрандта и другие.
Любопытно, что в музей можно пройти за минимальную плату или вообще бесплатно. Несмотря на то, что цена определена, достаточно подойти к окошку кассы и протянуть любую монету или просто попросить входные билеты. Их роль выполняют круглые значки, на каждый день своего цвета, которые можно прикрепить к одежде или забрать на память.
Чужая боль под взглядом художника
Красота притягивает, уродство тоже эффектно, оно даже чаще привлекает к себе внимание. Зачем изображать на полотнах людей, одновременно имеющих почти всё и не имеющих почти ничего? Что это: любопытство к чужой боли, броский образ? Вот какой ответ на этот вопрос я увидел у русских художников.
Если попросить любого человека назвать известные картины Карла Брюллова, то, конечно, сначала придут на память «Последний день Помпеи», «Всадница», «Итальянский полдень». Но вряд ли кто-то вспомнит «Процессию слепых в Барселоне», написанную в 1850 году и хранящуюся в Милане. Великий Карл, именно так современники называли художника, изобразил шествие, которое регулярно проводилось в Барселоне. По тенистой улице движется процессия слепых музыкантов. Она небольшая, среди идущих — и взрослые, и дети, впереди едут конники. Завершает процессию большое распятие с фигурой Христа. Здесь нет праздника, который дарило Брюллову Средиземноморье, тут страдание и горечь. Эта картина очень отличается от других именно осознанностью чужой боли. Выполнена в тёмных, коричнево-красных, тонах. В первый итальянский период Брюллов не видел и не хотел видеть ни гримас нищеты, ни убогости, ни трагических происшествий. Драматические ситуации пугали его, нарушали гармонию внутреннего мира. На склоне лет он впервые создаёт сцену, взятую из повседневной жизни, которая исполнена обнажённого драматизма, и тем самым делает первые шаги на пути к подлинному реалистическому искусству.
Слова Сократа я вспомнил ещё раз, наткнувшись на серию из восьми акварелей под общим названием «Нищие», принадлежащую кисти русского графика и живописца Ивана Алексеевича Ерменёва. По-видимому, выполнена она была в период от середины 1760-х до 1775-го, до отъезда художника в Париж. Шесть из восьми листов изображают одетых в лохмотья незрячих стариков, иногда их сопровождает ребёнок-поводырь. Сильное впечатление производят эти, лишённые индивидуальных черт, застывшие, как трагические изваяния, фигуры, возвышающиеся на фоне низкого горизонта. Никому из русских художников ни до, ни после Ерменёва не удалось показать человеческие страдания в эпическом измерении, наполнить их воистину библейским смыслом. По праву можно сказать, что эта работа обеспечила Ивану Алексеевичу Ерменёву почётное место в истории русского искусства. Странно, что он выбрал для выполнения такой удручающей серии именно акварель, которая является одним из самых поэтичных видов живописи. Лист белой зернистой бумаги, коробочка с красками, мягкая, послушная кисть, вода в небольшом сосуде — вот и всё, что нужно живописцу. Акварельная техника стала развиваться в Китае после изобретения бумаги во II веке н.э., в Европу она пришла на смену фреске — росписи по сырой штукатурке, позволявшей получать сходные эффекты.
Слепота очень похожа на болото, у которого, чаще всего, нет конца. Человек, оказавшись в этом огромном топком месте, вынужден на ощупь пробиваться к твёрдой поверхности. Он не имеет права расслабиться, отвлечься, поддаться отчаянью — неверный шаг грозит трясиной. Творчество становится спасительной гатью. Персонажи разных полотен, как и реальные люди, неодинаковы, даже если имеют общую беду, недуг. В усталом слепце, бродячем музыканте, поющем под аккомпанемент своего примитивного народного инструмента, другой русский художник, В.Г. Перов, увидел одухотворённого артиста. Образ его передан чисто живописными средствами: мягкой, деликатной моделировкой формы, строгим, благородным сочетанием коричневато-оливковых и приглушённо-розовых тонов. Превосходный портретный этюд «Слепой музыкант», написанный около 1864 года, может с полным правом считаться прямой предтечей лучших перовских портретов 1870-х годов. В то время драматически перерождалась русская жизнь, перспективы были неясны. Перов чутко откликнулся на происходящее в обществе. Неслучайно именно тогда появились проникновенно-грустные картины «Старики-родители на могиле сына» (около 1874 года) и «Приезд институтки к слепому отцу» (около 1870 года). Последняя не окончена. Здесь нет пафоса, символичности. Слепой отец в длинном коричневом халате осторожно прикасается к лицу дочери, стоящей перед ним на коленях. Он как бы восстанавливает в памяти черты родного лица. Невидящий взгляд обращён к девушке, но зрителю заметно, что на самом деле старик смотрит мимо. Справа от него — стол. Наверное, в момент приезда институтки он пил чай, на что указывает отставленная чашка. В углу комнаты стоят напольные часы, вероятнее всего, с боем. Фигуры двух второстепенных персонажей — старика и старухи — прорисованы нечётко, они изображены на заднем плане, в дверях. Но от этого смысл не теряется: два главных героя здесь, перед зрителями.
Картина «Душа народа» (первоначальное название «На Руси»), к работе над которой художник Михаил Васильевич Нестеров приступил в 1914 году, не посвящена ни физической, ни духовной слепоте. Её основная идея, по словам автора, заключается в следующем: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, яко тии насытятся». По берегу Волги медленно движутся русские люди. Они разных сословий и классов: от царя до слепого солдата, от писателей Ф. Достоевского, Л. Толстого до философа В. Соловьёва. Впереди всех, едва касаясь земли, приложив худенькую руку к груди, ступает мальчик. Он довольно далеко ушёл от толпы, обуреваемой различными помыслами и страстями. Сразу понятно, что он первым достигнет Царствия Небесного. Написанию «Души народа» предшествовала огромная подготовительная работа, многие этюды к этой картине первоклассны по своему художественному качеству.
Прежде я довольно смутно понимал значение слова «этюд», считая его синонимом к «картине». В переводе с французского «этюд» означает «изучение», он необходим для совершенствования мастерства. Обычно создаётся ради тщательного исследования натуры — её формы, цвета, конструкции, взаимосвязи с окружающими предметами. В нём художник разрабатывает детали будущего произведения. Иногда этюды приобретают вполне самостоятельное значение.
Возможно, даже наверняка в других музеях мира тоже смотрят с картин слепые, они открыты для взглядов, но не в силах отвечать тем же. Я описал только те полотна, которые смог найти. Одни авторы ненавидят своих героев, другие восхищаются ими, третьи остаются равнодушными. Обижаться здесь не на что, ведь слепые — это те же люди, пусть лишённые зрения, но не растерявшие плохие и хорошие человеческие качества. Не видя, очень просто очерстветь, остынуть по отношению ко всему прекрасному, недоступному для нас. Не знаю, как другие, но я каждый день борюсь с самим собой, поддерживая чувства обычного человека, как поддерживают огонь. У Роберта Рождественского есть такие строки:
Как страшно мне,
что люди привыкают,
открыв глаза,
не удивляться дню.
Поэта ужасала не физическая, а духовная близорукость людей. Но в первую очередь, у незрячих велика угроза её появления. Да, у меня есть светоощущение, и, просыпаясь, я вижу, светло или темно в комнате, но новый день — это не просто часть суток, это шанс узнать что-то ещё неизвестное, сделать шаг вперёд, а для этого нужно уметь видеть, даже если по медицинским показаниям это невозможно. Поэтому было вдвойне больно столкнуться с мнением великого живописца Леонардо да Винчи: «Кто не предпочёл бы скорее потерять слух и осязание, чем зрение? Ведь потерявший зрение подобен тому, кто изгнан из мира, ибо он больше не видит ни его, ни какую-либо из вещей, и такая жизнь — сестра смерти». И далее: «Глаз есть окно человеческого тела, через которое человек глядит на свой путь и наслаждается красотой мира. Благодаря ему душа радуется в своей человеческой темнице. Без него эта человеческая темница — пытка». Выходит, мы — узники в своих собственных душах. Так давайте же с помощью живописи и других видов искусства совершать попытки к бегству из тюрьмы под названием «слепота».
Дмитрий Гостищев,
Ставрополь