Он заслужил себе вечную память

Виктор Розанов

 

Прежде чем начать рассказ об этом выдающемся человеке, хочется поблагодарить всех тех, без кого материал не смог бы быть написан. Это сотрудники Пермской областной организации, в частности Владимир Семенович Шестаков, заведующая  Пермским музеем ВОС Валентина Николаевна Деменёва, экс-заведующий Музеем истории Санкт-Петербургской региональной организации ВОС Владислав Тимофеевич Куприянов и Алла Сергеевна Огаркова – директор Центрального музея ВОС им. Бориса Владимировича Зимина со своим главным хранителем Ольгой Владимировной Капустян.

 

«Несомненно, что потеря зрения глубоко

потрясает человека, но при современном

состоянии науки нет оснований считать

ослепшего навсегда выбитым из жизненной

колеи. Там, где офтальмология оказывается

бессильной, в свои права вступает

тифлопедагогика»…

Б. И. Коваленко,

«Возвращение ослепших

К трудовой жизни»

* * *

16 января 1890 г.  в уездном городе Свенцяны, что   в  Виленской губернии, в семье делопроизводите­ля акцизного управления   родился младенец мужеска пола…

Не будем долго интриговать и проясним все непонятки.

 Свенцяны он же Свянцяны, он же Швенченис, он же  Швянчёнис. Полагают, что здесь было одно из древнейших поселений литовцев. Сто лет назад это был небольшой городок. По данным переписи 1897 года, население составляло 6 025  человек. Обязательный костёл, православная Свято-Троицкая церковь, почта и районная больница. Были даже кинотеатр и краеведческий музей. Учебные заведения представлены полностью: начальная школа, реальное училище  и гимназия.

***

Теперь далее. В 1860 г. Александр II решил ввести акцизные сборы с выпускаемых спиртных напитков, заменив ими прежнюю откупную систему торговли водкой. Поступление такого рода налогов в казну контролировали акцизные чиновники.

Вообще-то, по уставу об акцизных сборах  в казну взимали налоги от дохода с  изделий из вина и спирта, дрожжей, табака, сахара, осветительных нефтяных масел и зажигательных спичек. Но бытовало мнение, что основной заботой «акцизных» было взимание налогов с винокуренных заводов.

 Резкое недовольство акцизной системой высказывала пресса: публицисты обвиняли акцизное ведомство в злонамеренном снижении цены водки, что, по их мнению, вело к спаиванию народа. Это негодование существовало и во всем русском обществе. Ясное дело, что должность считалась не престижной, поэтому в литературе представители акцизного дела всегда были выведены людьми мелкими, незначительными. Да и говорилось о них с иронией.

В Свенцянах, где находилось окружное акцизное управление, таких чиновников было предостаточно, и поэтому наблюдение за ненарушением акцизных уставов было там особенно сильным. Состав окружного акцизного управления был таков: надзиратель за акцизными сборами, участковый надзиратель, его старший и младший помощники, а также делопроизводитель; ну и, ясное дело,  канцелярия.

В 1900 г. отец был назначен помощником акцизного надзирателя. Наконец-то повысили, но теперь акцизного чиновника постоянно перебрасывали с места на место: Троки (ныне Трака?й), Вилейка (он же Вильно, а с 1939г. - Вильнюс),   Минск и снова Вилейка. Конечно же, вместе с отцом семейства переезжала вся семья. Так, в 1899 г. Боря поступил в подготовительный класс Виленской гимназии. В 1900-м перевелся в Минскую гимназию, а через год вернулся в Виленскую. По воспомина­ниям Бориса Игнатьевича, отец его очень много работал. Чтобы иметь возможность содержать семью, он брал ра­боту на дом. Мать до замужества была учительницей французского языка, но выйдя замуж, занималась домашним хозяйством и помогала отцу в надомной  работе. И то сказать,  ведь Борис был не единственным ребенком в семье. Всего детей было трое: два брата  Борис и Глеб, да сестричка Наталинька­. Когда дети утром вставали, перо их отца еще было мок­рым от чернил…

Летом семья выезжала в Троки (Тракай). Дети проводили много времени на озере в лодке, научились хорошо плавать. Развалины древнего замка создавали условия для интересных игр.

В гимназии Борис много занимался самообразованием и изучением языков. Юноша понимал, что помогать ему по жизни некому, так что надеяться следует только на себя.  Однако он не был «книжным червём»…

…С января 1905  по июнь 1907 гг. по всей российской Империи  прокатилась Первая русская революция.  Гимназисты, конечно же, участвовали в забастовках и демонстрациях. Участвовал в них и Коваленко. Да не просто участвовал – в 1905г. Борис организовал забастовку гимназистов и демонстрацию. Правительство, как известно, ответило на беспорядки репрессиями. Юношу едва не исключили из гимназии. Помогло то, что многие учителя, и даже директор, сочувствовали революции. Дело удалось замять.

В 1908 г.   Коваленко окончил гимназию с медалью и сразу же поступил в Петербургский универси­тет на общественно-экономическое отделение юридического факультета, где учился весьма успешно.  Во время учебы Борис изучал вопросы ра­боты с трудновоспитуемыми. За отличную успеваемость он получал стипен­дию, но вынужден был совмещать учение и работу, чтобы помогать семье. Работу Коваленко выбрал по специальности. Он устроился воспитателем  в спецколонию­ вблизи Петербурга для несовершеннолетних обвиняемых. Работал хорошо и с увлечением. К своим подопечным относился внимательно и чутко. Он был прекрасным ритором и в индивидуальных беседах умел затронуть лучшие черты малолетнего преступника. (Ритор — распространенное у древних греков (и римлян) звание ученого человека, способного изящно и определенным образом излагать нужные мысли).

***

Борис даже занимался с воспитанниками лыжным спортом. Тогда лыжи в России были диковинкой. Это было сложно – поход на лыжах «на воле»,  да без охраны, но авторитет Бориса Игнатьевича был  таким, что шкеты говорили: «Мы вас не подведем». И действительно не подводили. Побегов не было.

В 1912 г. Коваленко сдал государ­ственные экзамены, после чего целый год писал дипломную работу на тему: «Ко­лонии для несовершеннолетних правонаруши­телей». Работа была принята, и он получил дип­лом I степени (то есть «с отличием»). Но не только этим памятен 1913 год. Еще в бытность свою студентом Борис познакомился с молодой, красивой и скромной девушкой, которая училась на юридическом отделении Бестужевских­ курсов,   – Ниной Владимировной Крестьяновой. Несмотря на такую фамилию, была она дворянкой. В 1913 г. они поженились.

Новоиспеченный специалист был направлен в знакомую с детства Вилейку. Там, готовясь к обязанностям судьи по делам несовершеннолетних, поступил кандидатом на судебную должность и одновременно начал работать воспитателем в Ново-Вилейской областной колонии для несовершеннолетних правонарушителей.  Нина Владимировна в это же время окончила Бестужевские курсы и последовала за мужем. Бывшая курсистка преподавала, да к тому же прекрасно вела домашнее хозяйство.

 Этот период своей жизни они считали счастливым — у обоих хорошо шли дела на работе, они жили в любви и согласии, скромно, но не нуждались.

Через год началась Первая мировая война. А еще через год, точнее 9 августа 1915г., немцы начали Виленскую операцию. Чтобы не остаться на оккупированной захватчиками территории, молодые эвакуировались в Петроград.  Там супруги преподавали в кружках ликвидации неграмотности.  В 1916 у молодых супругов появился новый член семьи — дочь Нина. К тому времени Борис Игнатьевич уже работал  преподавателем общеобразовательных курсов.

Коваленко при переосвидетельствова­нии освобожденных от военной службы был на­правлен на медкомиссию  в Николаевский  воен­ный госпиталь, где в начале 1917 г. был признан полностью негодным к военной службе по зрению. Коваленко терял его постепенно, что воспринималось им особенно тяжело – «дамоклов меч над моей головой».

Как известно, в 1917 г. было две революции. Февральская буржуазная и Октябрьская социалистическая. Если после февральской в стране вообще, и в Питере в частности, сохранялся какой-то порядок, то после октября в стране начался, мягко говоря, хаос. В ноябре 1917-го с Коваленко произошел такой случай.

Шёл он по Литейному и вдруг заметил, что горит какое-то учреждение. Его первой реакцией было потушить пожар. Он быстро поднялся по лестнице, вошел в комнату, из которой валил дым, и увидел, что человек, с виду мастеровой, методично жжёт бумаги прямо на паркете. Там же и двое других людей делали то же самое. Один из них обратился к Борису Игнатьевичу: «Так надо. А вы уходите   быстрее, только свою фуражку судейского бросьте, иначе вам головы не снести».  Коваленко послушался совета. Как знать, может, этот человек спас Бориса Игнатьевича от расправы. А люди, с которыми он случайно встретился,  жгли бумаги полицейского Управления.

Вслед за разрухой после революции всегда приходил голод. Российская не была исключением. В Петрограде жить было очень трудно, тем более с ребенком, и молодая семья решила уехать на периферию, точнее, в г. Ельню Смоленской губернии. Борис организовал там комиссию по делам несовершеннолетних обвиняемых и состоял ее председателем до 1924 г.

Вскоре семья перебралась западнее – в соседний  Починковский  район Смоленской области, где в деревне Сельцо открылась вакансия  учителя. Сельский учитель, хоть и считается  интеллигентом, – еще и крестьянин. Коваленко с женой получали хороший урожай на приусадебном участке. В хозяйстве Бориса Игнатьевича были лошадь, корова, поросенок и куры. Крестьяне относились к ним с уважением, приходили к учителю за советами и… за семенами огурцов (в этой местности тогда огурцы не разводили).

И еще. Несмотря на то, что Борис Игнатьевич с Ниной Владимировной  были постоянно заняты, у них всегда находилось время для подрастающей дочки. 

Итак, дипломированный юрист превратился в настоящего сельского учителя.  Нина Владимировна же, супруга, хоть и была дочерью учителя средней школы,  но просвещением заниматься больше не хотела.  Видно решила, что преподавателей в семье предостаточно,  и выбрала медицинскую стезю. Борис Игнатьевич препятствовать не стал и  отпустил жену в Москву учиться на доктора. Более того, узнав, что ей нужно было досдать экзамены по математике и физике, сам подготовил ее по этим предметам.

***

В 1 км от деревни Сельцо располагался хутор Загорье, основанный в 1910г . деревенским кузнецом Трифоном Гордеевичем Твардовским. Да-да, вы не ошиблись – отцом знаменитого писателя и поэта Александра Твардовского. Сашина школа была в деревне Сельцо, а учителем его был…  Коваленко.  

Через много лет, на Первом съезде советских писателей, который проходил в конце августа 1934,  Александр Трифонович,  представлявший Смоленщину,  с благодарностью упомянул своего учителя, который помог ему утвер­диться в специальности литератора.  В 1960 г., приветствуя делегатов Всероссийского учи­тельского съезда, Твардовский назвал своим любимым учителем Бориса Игнатьевича. А в 1961 г. Коваленко получил от Александра Трофимовича в подарок  корре­ктуру поэмы «За далью даль» с дарственной надписью: «Моему лю­бимому учителю самый дорогой для автора экземпляр».

Но всё это будет потом, а тогда огромная  Российская Империя воевала. Белые, зеленые, золотопогонные и, конечно, Красная армия, – все со всеми, а там еще и интервенция стран Антанты. Но и помимо войны смерть косила людей направо и налево.

По России прокатилась жуткая эпидемия тифа, который, как известно, переносят вши и клещи. Сыпняк и брюшной – вши. Возвратный – клещи. В январе-феврале 1919 г. смертность от тифа была выше, чем от военных действий. Только по зафиксированным данным, с 1918 по 1923 гг. было зарегистрировано свыше 7,5 млн. случаев заболеваний сыпным тифом.

Борис  Игнатьевич в 1921 г. перенёс эндемический  возвратный тиф. Только после такого бывают осложнения на глаза – ирит или иридоциклит. Какая, в сущности, разница, если результат практически одинаков? Резкое снижение остроты зрения и развитие полной слепоты.

Увеит может быть острым и хроническим. В хроническую стадию заболевание переходит в том случае, если симптомы увеита у больного продолжаются 6 и более недель. Без лечения увеит может привести к приращению хрусталика к зрачку, к катаракте, вторичной глаукоме, отёку или отслоению сетчатки, помутнению стекловидного тела глаза.

Воспаление радужной оболочки (лат. iris) и цилиарного, или ресничного тела (лат. corpus ciliare), являющихся частью сосудистой оболочки глаза, называют иридоциклитом. Иридоциклит опасен тем, что поражает он чаще людей наиболее активного возраста – от 20 до 40 лет.

Коваленко почти совсем лишился зрения,  остались лишь сотые его доли. Несмотря на это,  будучи человеком сильной воли, он ещё три года проработал сельским учителем, но уже в школе 2-й ступени села Балтутино Ельнинского­ уезда.   А с 1923 г. он начал работу в Смоленском педтехникуме, в котором преподавал до 1925 г. Одновременно с педтехникумом  Борис Игнатьевич  начал работу в Смоленском педагогическом музее, где заведовал школьным отделом, но в феврале 1924 г. с этой работы ушел, так как просто физически было тяжело совмещать ее с другими занятиями. И потом не надо забывать, что все эти дела  требовали разъездов по разбитым лесным дорогам со множеством развилок, а при его практически нулевом  зрении это было тяжело. Учитель часто плутал – провожатых-то не было! Да и  небезопасно зимой в лесу.   Несколько раз гнались за ним волки.  Прямо в деревню за санями забегали эти «санитары леса» – ничего не боялись.

Однако уезжать из деревни Коваленко не  спешил. Ждал, когда жена окончит институт. В 1924 году Нина Владимировна получила диплом, и Борис Игнатьевич с семьей переехал в Смоленск. Работа в городе у него была. Как уже говорилось, он преподавал в Смоленском педтехникуме. И совмещал эту деятельность с работой школьного инструктора и школьного работника Единой трудовой  школы 2-й ступени. Преподавать приходилось разные предметы: историю, литературу, теорию словесности и даже физику.

***

Напомним, что в соответствии с декретом ВЦИКа от 16 октября 1918 г. «Об  единой трудовой школе РСФСР» Единая школа разделяется на 2 ступени: 1-я для детей от 8-ми до 13-ти лет (5-летний курс) и 2-я - от 13-ти до 17-ти лет (4-летний курс). И ещё. К Единой школе присоединялся детский сад для детей от 6-ти до 8-летнего возраста.

***

Кроме   преподавания Коваленко выступал перед населением с публичными лекциями на политические, научные, агрономические, атеистические и культурно-просветительные темы. Да еще организовывал диспуты на различные темы и сам  в  них участвовал.

В Смоленском Губернском отделе народного образования Коваленко предложили возглавить школу слепых, но он отказался. В разговоре с женой объяснил, дескать, тяжело ему будет, самому недавно потерявшему зрение постоянно находиться среди незрячих, которые  будут напоминать о его недуге.

Может быть, именно тогда впервые прозвучала сакраментальная фраза «Борис, ты неправ!» – Нина Владимировна настояла на его согла­сии, особенно упирая на то, что с 1919 г. Смоленское училище для слепых детей преобразовано в Детский дом для незрячих детей.

«У тебя же дипломная работа почти на эту тему. Вот и давай!» – уговорила. Да так, что супруг  решил спе­циализироваться в области тифлопедагогики. Вот так примерно и начался  у Коваленко новый (он же последний) этап жизни – работа в качестве тифлопедагога. Страшно подумать, как бы развивалась эта наука, если б не любимая супруга Бо­риса Игнатьевича …

***

    Снова пришел Коваленко в Губоно и дал согласие на работу в Детском доме, называемом почему-то «Смоленская областная школа  слепых». Согласился, да с условием, что, мол, не сразу займет руководящую должность. Для пробы сперва поработает преподавателем, а коли потребуется, то и воспитателем.

***

7 мая 1891г. состоялось официальное открытие Смоленского училища для слепых.  Оно располагалось в  арендованном   доме Розонова, находившемся на 1-ой линии Солдатской слободы. В  июле 1895-го школа слепых переехала в купленный у наследников некоего Юшкевича дом, что находился в Офицерской слободе (район нынешних улиц Энгельса, Нахимсона, Герцена). Вот его описание: «Дом… вместе с 2-мя флигелями, фасадом выходит на обширную площадь, занимаемую Верхне-Никольской церковью… Указанное место отстояло не слишком далеко от центра города, вместе с тем настолько от него удалено, что воздух здесь совершенно чистый. К зданию примыкает двор и сад, и всё владение занимает отдельный квартал, со всех сторон граничащий с площадью и улицами. Выход за город – в нескольких саженях… Всей земли в указанном владении находится 1344 кв. саж. (то есть 6118 м.кв). Среди построек – двор, который, будучи расширен за счет прилегающего сада, может быть вполне достаточен для детских игр и для устройства в нем гимнастики… Сад, засаженный фруктовыми деревьями и ягодными кустами, достаточно велик для гулянья учеников».  .

В главном доме были класс, столовая, рекреационный зал, спальни на 15 человек и комнаты для заведующего училищем и его помощника. В первом флигеле разместились мастерская, две спальни на 10 человек и комнаты для воспитательного персонала.

В 1919 г. смоленское Училище для слепых детей преобразовано в Детский дом для слепых детей.  В 1927 г. смоленский Детский дом опять  преобразован в школу для слепых детей.

***

Явился Борис Игнатьевич к новому месту работы – и руки опустились. Сказать, что  работа в школе была плохо организована – значит ничего не сказать. Да, конечно, в полуразрушенной стране царили голод, холод и болезни. Время было тяжелейшее. Этим вовсю пользовались школьные работники.  Прогулы, воровство. Мастерские не работали из-за беспробудного пьянства трудовика. Какие уж тут занятия! 45 учеников были предоставлены сами себе. В классы приходили по желанию. Некоторые занимались попрошайничеством. Официально это безобразие называлось «низким уровнем учебно-воспитательной работы». Вот и пришлось новому преподавателю  заняться решением оргвопросов, а для непререкаемости авторитета  Борис Игнатьевич  был-таки назначен заведующим школой. Вскоре  к нему приехала мать с братом и сестрой. Мать вновь стала преподавать французский, брат тоже работал учителем, а домашняя работа легла на плечи сестры Наташи.

Новоиспеченный заведующий   начал  большую и трудную работу по улучшению материальной базы, организации школьного коллектива и повышению квалификации учителей. Сам Коваленко тоже усиленно занимался самообразованием. Изучал отечественную и зарубежную литературу, посвященную работе с незрячими.

Одновременно Борис Игнатьевич начинает заниматься исследовательской работой. В этом ему помогло то, что еще в 1913 году  Коваленко вплотную занимался вопросами дефективного детства  и массовой школы, а также всесторонне изучал дефектологию с педагогикой.

Большое влияние на формирование взглядов Коваленко о современных задачах дефектологии оказало выступление  Льва  Семеновича Выготского на Втором съезде СПОН. (Кто не помнит, Второй съезд социально-правовой охраны несовершеннолетних (СПОН) проходил 26 ноября 1924 г. в Москве).

***

После Второго съезда в 1925 году и в 1926 году в Москве функционировали Центральные курсы СПОН по повышению квалификации работающих с аномальными детьми. Бориса Игнатьевича   сделали лектором этих курсов.

Но работа в смоленском Детском доме для слепых детей никуда не делась. Вскоре учебное заведение изменилось до неузнаваемости. Вместе с коллективом учителей совершенствовался учебный процесс, поднимался уровень воспитательной работы. На основе теоретических и, небольших  пока, практических знаний Коваленко формулирует основной принцип обучения слепых: речь - мощный рычаг в работе с незрячими при условии достаточной опоры на конкретный материал  и труд. Безусловно, в нововведениях легко узнать теорию социального конструктивизма Выготского, которой  Коваленко нашел практическое применение.

 Для мастерских построили два новых здания, потому что Борис Игнатьевич  большое значение придавал трудовому обучению и воспитанию своих подопечных.  В одном из них стали обучать трикотажному делу, что было ново. Во втором работали щёточные мастерские.

Летом учащиеся отдыхали и работали в подсобном хозяйстве на собственной даче- «усадьбе» в деревне Слобода. День начинался с утренней зарядки. Затем сельхозработы: ученики возились с  овощами и ухаживали за животными. После раннего обеда начинались занятия, которые были рассчитаны на 4 часа. Затем ребята полдничали молоком, и наступало так называемое «личное время». Кто-то шёл на занятия кружка художественной самодеятельности, а некоторые  отдыхали. Старшим разрешалось ходить  на деревенские спевки.

Всем было интересно, и воспитанники не бузили, потому что жизнь их была наполнена смыслом.

***

Не успели закрыться Курсы СПОН, как Президиум  Государственного Совета утверждает Коваленко членом методической комиссии при отделе социально-правовой охраны несовершеннолетних. После этого Наркомпрос и Центральный институт повышения квалификации кадров народного образования стали систематически поручать Борису Игнатьевичу проведение занятий по вопросам работы со слепыми и слабовидящими на всех центральных (то есть всесоюзных) курсах подготовки и повышения квалификации кадров тифлопедагогов  (эти курсы организовывались ежегодно с 1926 по 1938 гг.).

Но дополнительная нагрузка не отвлекала Коваленко от основной работы –  работы с детьми.  Он уже по собственному печальному опыту знал, что одна из главных трудностей незрячих – это пространственная ориентировка. Следовательно, для наглядности необходим показ натуральных предметов и  рельефных изображений явлений. Кроме того, хорошо помогает развитию ориентировки  проведение    экскурсий.

Всё это широко использовалось в обучении и воспитательном процессе. В течение учебного года ребятам устраивали пешие прогулки, а также ближние и дальние экскурсии. Летом учащихся вывозили даже на Южный берег Крыма, где они ходили на экскурсии  и в недалекие походы  по окрестностям.

Под руководством Бориса Игнатьевича за несколько лет шко­ла стала лучшей в стране. Зна­чительно улучшилась учебно-воспитательная работа, так как остались лишь те учителя и воспитатели, которые любили незрячих детей и свое дело. Началась коллектив­ная творческая работа. Результаты обучения и воспитания каждую неделю обсуждались в педагогическом кол­лективе.

Коваленко утверждал, что цели и задачи образования слепых такие же, как и у зрячих. Но для успеха работы требуется определённое изменение методики проведения занятий, соответствующее оборудование учебного процесса, а главное – учёт состояния остаточного зрения и требований коррекции и компенсации дефектов развития. «Там, где офтальмология оказывается бессильной, в свои права вступает тифлопедагогика… На смену суеверному страху и состраданию приходят специальные приемы обучения и специальная техника труда, благодаря которым потерявшие зрение могут обучаться и трудиться наравне со зрячими…» Это утверждение  стало основой  всей деятельности ученого.

***

Ох, любят у нас иностранные слова. Для солидности, что ли, их употребляют? «Инклюзия», «инклюзивное образование»… а чем плох российский термин «совместное обучение»? Но нет. «Усилия  общественности в 1990-х - 2000-х гг. по формированию общественного мнения позволили начать создание условий для такого типа педагогики, получившей наименование инклюзивной». – Эва как! Да ведь в России еще на стыке XIX и XX вв. на стра­ницах отечественного журнала «Слепец» велась дискуссия ученых и практиков на тему совместного обучения слепых и зрячих учеников, анализировались конкретные случаи интеграции незря­чих детей. А Коваленко в 1924г. описал принципы совместного обучения (кстати, он его в порядке эксперимента и проводил).

По его инициативе в Смоленске был осуществлён эксперимент по организации совместного обучения и воспитания слепых и зрячих, начиная с детского сада и затем с 5 класса школы. В результате эксперимента были сделаны следующие выводы.

1. Совместное обучение слепых и зрячих в детском саду и затем с 5 класса школы доступно далеко не всем. Целесообразно включать слепых детей в класс для зрячих лишь небольшими группами по 2-3 человека.

 2. Необходим специальный инструктаж. Систематические встречи тифлопедагогов с воспитателями детских садов и учителями массовой школы, работающих в классах, куда направлены слепые дети. Обязательно предоставление специальных пособий.

 3. Слепые дети, посещающие школу для зрячих, должны жить в своей школе для слепых, и им следует оказывать помощь при подготовке домашних заданий и проработке тем, требующих специальных технических средств. Особое внимание следует уделять знакомству с предметами и явлениями окружающей действительности, проверке тетрадей и контрольных работ.

Все принципы совместного обучения и выводы по этому эксперименту Борис  Игнатьевич описал в книге «Краткое руководство по совместному обучению слепых и зрячих», выпущенной в 1930 г.

И всё же, несмотря на положительные результаты эксперимента,  он категорически возражал против отказа от специальных школ.  Более того, Коваленко считал обязательным создание школ и для слабовидящих детей. В тридцатые годы, благодаря его стараниям, они   были открыты.

Хорошо бы современным педагогам и медикам, ратующим за перевод всей системы специального образования на «инклюзивное», прислушаться к мнению основоположника нашей тифлопедагогики.

А о том, что Борис Игнатьевич стал признанным мэтром этого направления науки, говорит хотя бы то, что  его  знания были чрезвычайно востребованы. Курсы СПОН, методическая комиссия при отделе социально-правовой охраны несовершеннолетних,  членство в методическом совете, куда Коваленко был  введен Государственным Ученым Советом  Наркомпроса. А ещё ведущий преподаватель   всех центральных курсов подго­товки и повышения квалификации кадров тиф­лопедагогов, направляемый на них Центральным институтом повышения квалификации кадров Наробраза­. Но, как говорится «лиха беда начало».

Коваленко приглашают читать курс по методике работы со слепыми на дефектологическом отделении педагогического факультета 2-го МГУ.

***

Как известно, В 1921 г. во 2-м Московском государственном университете был организован педагогический факультет, а в 1924 в результате очередной реорганизации в состав педфака  вошел целыйПедагогический институт детской дефективности, где он был преобразован в дефектологическое отделение.

В 1929 г. Университет ликвидировался, а на его основе возникло три самостоятельных института: 2-й Московский государственный медицинский институт (ныне РГМУ имени Пирогова); Московский институт тонкой химической технологии  (теперешний   МГУТХТ имени Ломоносова) и Московский государственный педагогический институт им. Андрея Сергеевича Бубнова  (нынешний МПГУ).

***

Итак, в 1928 г. Борис Игнатьевич стал читать курс лекций во 2-м МГУ.  К этому времени у него был накоплен солидный опыт работы и опубликованы научные труды: «Основы предметной методики в работе со слепыми», «Опыт совместного обучения слепых и зрячих» и ряд статей.  Через год, т.е. в 1929-м известного уже в научных кругах Коваленко пригласили в Ленинградский государственный педагогический институт им. Александра Ивановича Герцена, где совершенно неожиданно на дефектологическом факультете освободилось профессорское кресло. Но заняв эту вакансию,  работу в МГПИ Коваленко не бросил. Он  продолжал вести лекционный курс в порядке совместительства и оставил это лишь в 1933 г. из-за сложности  частых регулярных  поездок в Москву.

***

Сразу же по приходу на  факультет Борис Игнатьевич  организовал в институте кафедру тифлопедагогики.  Она была необходима для  подготовки кадров тифлопедагогов. Эту, казалось бы,  очевидную истину до Коваленко почему-то никто не замечал. 

При дефектологическом факультете ЛПГИ им. Герцена открывается вечернее отделение, что улучшает кадровый состав школ для незрячих. Борис Игнатьевич принимает на тифлоотделение  факультета незрячих, добивается выдачи им  повышенной стипендии (для оплаты чтеца) и впоследствии обязательного направления на работу.

Кафедра сыграла важную роль в развитии дефектологического факультета. Она была  уникальна. Так что Коваленко по праву можно назвать основоположником отечественной тифлопедагогики. Этой кафедре талантливый педагог отдал 28 лет жизни и упорного труда. Ученый со своими сотрудниками теоретически обосновал и на практике апробировал пути развития тифлологии.

***

Напомним: тифлология – наука, которая объединяет медико-биологические и психолого-педагогические науки, занимающиеся вопросами изучения, обучения и воспитания детей с нарушениями зрения.

***

Кроме того, они разработали методы подготовки специалистов-тифлопедагогов. Потому что Борис Игнатьевич  старательно и упорно  повышал  качество   обучения людей с поврежденным зрением. И работа эта продолжалась на всем протяжении его тифлопедагогической деятельности. 

Кафедра явилась инициатором  раздельной системы обучения для тотальников и слабовидящих. В Наркомпросе и Наркомздраве Коваленко многократно поднимал вопрос об организации обучения слабовидящих. Наконец в 1932 г. в порядке эксперимента набирают классы, а вскоре повсеместно открываются школы для слабовидящих детей и взрослых.

Борис Игнатьевич считал дошкольное воспитание обязательным для школы слепых. По настоянию талантливого педагога в Москве и Ленинграде открывают специализированные детские сады. Позже аналогичные детсады открылись и в других городах.

 Коваленко организовал при кафедре методическое бюро по проведению совместного обучения слепых со зрячими в тех­никумах и вузах Ленинграда. Было это в 1934 г. Тогда же ученый  стал деканом дефектологического факультета, переименованного через год  в «фа­культет особых школ».

На кафедре разработали методики реабилитации ослепших в зрелом возрасте, а также трудовой и профессиональной подготовки слепых. Кроме этого подготовили ряд методик преподавания таких предметов, которые ранее для слепых считались недоступными.

Он ходатайствует перед Наркомпросом о превращении начальных школ слепых в семилетние, а позднее – в полные средние школы. Забегая немного вперед, скажем, что это осуществилось лишь в конце 30-х годов.

***

У читателя может сложиться впечатление, что у Бориса Игнатьевича жизнь протекала размеренно и спокойно, как говорят, «без сучка и задоринки». К сожалению, это было не так. В 30-е годы в ЛГПИ им. Гер­цена, как и везде, было неспокойно. По стране катилась волна чисток. Ну, допустим, «чистки» преподавателей и студентов с последующим изгнанием «социально чуждых» и «враждебных» элементов начались еще в 1919 г. Но более масштабные, с резонансом  на всю страну, начались в 1928 г. Официальное начало им положило  «Шахтинское дело», потом через пару лет «процесс Промпартии» с последующим «спецеедством», т.е. враждебным  отношением  к  беспартийным специалистам, а там и до науки добрались. В 1929 – 1931 гг.  было сфабриковано  «дело Академии наук».

НКВД-шная «коса» не пощадила лучшие головы страны. Люди потеряли друг к другу доверие, стали мрачными, нервными. Кого-то объявляли «врагом народа», и человек исчезал. Коваленко несколько раз вызывали в спецчасть, задавали вопросы о его родословной и работе. Над головой сгущались тучи. «Акцизный чиновник» – что-то чуждое и зловещее, хотя и непонятное, слышалось в этих словах малограмотным кадровикам. Очень хотелось сделать «оргвыводы», да к счастью обошлось. В конце концов, от педагога отстали. Возможно, что им поступило указание не трогать ученого.

***

Немного успокоившись, Борис Игнатьевич с прежней энергией продолжил преподавательскую работу и  научную деятельность. Опубликована большая работа Бориса Игнатьевича – «Методика русского языка в школе слепых». В этой книге подробно изложены методы и приемы обучения слепых детей грамоте с учетом специфики восприятия рельефно-точечного шрифта. В 1934 г. выходит книга «Особенности обучения математике в школе слепых». Представляет интерес предложенная Коваленко система арифметических ящиков, в которой за единицу принят 1 см3.

***

Вклад Бориса Игнатьевича в развитие отечественной педагогики не остался незамеченным.  На основании всех печатных работ в 1935 г. Совет  института представил ученого к утверждению в звании профессора и присвоению степени доктора педагогических наук.

5-го февраля 1938 г. Высшая  аттестационная  комиссия Комитета Высшей школы по совокупности научных достижений присвоила  Коваленко ученую степень доктора педагогики honoris causa, то есть «мужа, известного своей учёностью и сочинениями, или отличившегося в государственной службе, но не защитившего докторскую диссертацию».

***

Что касается различной общественной работы, которой Борис Игнатьевич постоянно занимался, следует отметить, что ученый был активным членом ВОС. Его интересовали вопросы расширения трудовых возможностей незрячих и слабовидящих – приспособления на рабочих местах, делающие работу эффективной, безопасной и менее утомительной. Он изучал отечественный и зарубежный опыт по трудовым возможностям инвалидов по зрению.

***

 С именем Бориса Игнатьевича Коваленко связано не только развитие теории и практики обучения слепых и слабовидящих детей, но и  возникновение реабилитации взрослых, утративших зрение.

В период войны с белофиннами в 1939 г. ученый возглавил работу с военно-ослепшими. Знакомство с ранеными начиналось уже в госпитале, когда становилось ясно, что зре­ние не может быть восстановлено. Вместе с группой учителей Коваленко занимается подготовкой к трудовой деятельности воинов, утративших зрение, с последующим их трудоустройством. Обычно нехотя и с внутренним протестом со­глашались покалеченные бойцы на обу­чение Брайлю. Лишь постепенно,  заново обучаясь ходить и включившись в работу по овладе­нию точечным шрифтом, которому обучали  педагоги и члены ВОС,  они убеж­дались в правильности такого подхода и начинали верить в свои силы.

Борис Игнатьевич старался, чтобы военно-ослепшие сразу после госпиталя либо устраивались на работу, либо поступали учиться, а после окончания обучения – на­пример, на курсах массажистов – начинали работать по специальности. Потому что, как выяснилось, простое возвращение   домой   действовало, как бы это поделикатнее сказать…  расслабляюще.

Так появилось новое направление в дефектологии — реабилитация пострадавших на войне.

На Крестовском был организован интернат для тех военно-ослепших, которым целесообразно было включаться в активную работу. В интернате они имели возможность окончить среднюю школу и получить мирную специальность.

В январе 1940 г. ЛПГИ, не без участия Коваленко, обратился с хо­датайством в Наркомат  просвещения  РСФСР и Комитет Высшей школы при Сов­наркоме СССР об открытии Курсов подготовки военно-ослепших к интеллектуальному труду и к поступлению в вузы.

     Правительство одобрило инициативу ленинградцев. С 1 июня того же года Курсы приступили к работе. Возглавил их, естественно,  Борис Игнатьевич. К тому времени профессор Коваленко был уже назначен членом ученого методического совета Наркомпроса.

***

Много лет спустя про учебу на этих курсах вспоминал Степан Иосифович Батраченко, кандидат исторических наук, доцент кафедры ис­тории  КПСС Воронежско­го пединститута, бывший начальник особого отдела 420-го стрелкового полка 122-й ордена Кутузова стрелковой дивизии, участник так называемой  «зимней войны» на Кандалакшском направлении. Во время одной из боевых операций в тылу противника он был тяжело ранен и  ослеп.

 «В марте меня и еще 25—30 человек, потерявших зрение на фронте, поместили на Каменном острове в специально созданном интернате. С марта по июль 1940 г. я и еще четыре товарища прошли уплотненный подготовительный курс и затем поступили на истфак пединститута им. Герцена, а остальные продолжали изучать программу средней школы. И на курсах, и в пединституте Борис Игнатьевич часто встречался с нами. Вникал во все наши нужды и по возможности помогал нам».

***

После начала Великой Отечественной войны Курсы в августе 1941 г. были эвакуированы на Урал. Семья Коваленко разделилась. Жена Нина Владимировна, работавшая хирургом в Первом медицинском институте имени   Ивана Петровича Павлова, осталась в осажденном Ленинграде.  В институте был развёрнут военный госпиталь, а хирурги на войне, как известно, самые востребованные медики. Всю блокаду она проработала в больнице им. Федора  Федоровича Эрисмана, которая в 30-е годы стала клинической базой Первого меда. Кстати, хирургический корпус в начале ХХ в. перестроил  погибший  в блокаду архитектор Дмитрий Андреевич Крыжановский – крупнейший мастер петербургского модерна. Забегая вперед, можно сказать, что Нина Владимировна благополучно перенесла блокаду и пережила мужа на 3 года.

 Борис Игнатьевич же вместе с Курсами уехал в Пермь. И дочка Нина, окончившая в 1937 г. физико-математический факультет ЛГУ им. Жданова, отправилась вместе с отцом. 

***

Пермский государственный  педагогический институт (ПГПИ) стал тогда единственным в Советском Союзе вузом, где было организовано возвращение к трудовой жизни ослепших воинов.  Ректором ПГПИ был в то время  Виктор Степанович Павлюченков, в далеком прошлом ученик Бориса Игнатьевича.

Первое время занятия проходили на окраине Перми, за Камой, в поселке  Нижняя Курья в двухэтажном деревянном доме. В январе 1942 г. Курсы перевели в центр  –  на улицу Советскую, в трехэтажный каменный дом под номером 62 (сейчас в нём общежитие Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета (бывшего ПГПИ).

Вначале Борис Игнатьевич с дочерью фактически имели лишь хлеб и горячую воду. Вместо хлеба иногда выдавалась мука. Смешав ее сначала с холодной, а затем с горячей водой, отец с дочерью получали подобие жиденького супчика, точнее, болтушку, которая сразу прибавляла силы.

Во второй год войны Борису Игнатьевичу дали 2 сотки земли, где они  с дочерью посадили картофель и сахарную свеклу. Несмотря на постоянную занятость, им удалось кое-что собрать. Особенно радовала их сахарная свекла.

Вот практически всё, что можно сказать о скромнейшем быте ученого, потому что на первом, втором и третьем месте у него была работа. Тяжелая, поначалу неблагодарная, но бесспорно очень нужная для покалеченных войной людей. Профессор  проводит учёт военно-ослепших, беседует с ними и устраивает выздоровевших на Курсы по подготовке в вуз.  Те же,  кому по сердцу была  работа на производстве, – а таких набиралось много  больше, – уже в госпиталях посещали  кабинеты трудотерапии. Эти кабинеты были организованы пермскими номерными заводами, куда военно-ослепших  обычно направляли  сразу после выписки.

На производстве устраивали специализированные участки, обустроенные для работы незрячих. В случае необходимости устанавливались даже приспособления для лиц с поврежденными конечностями.

А некоторые фронтовики хотели осесть в деревнях.  Таких людей готовили к сельской работе на Курсах военно­-ослепших при Кунгурской сельскохозяйственной школе, находящейся в ведении Наркомсобеса. Эти курсы тоже организовал Коваленко.

Курсантами в Перми были в основном   молодые люди 20-25 лет от роду.      Обучение их в высших и средних специальных учебных заведениях было задачей большой важности. Государство не только морально поддерживало бывших фронтовиков, укрепляло их веру в свои силы и закаляло волю, но также предрешало вопрос о прочном трудоустройстве в дальнейшем.

***

Кстати сказать,  в массе своей как слепорожденные, так и ослепшие в зрелом возрасте, являются исключительно способными, а нередко и весьма одаренными людьми.

***

На Курсах имелись две группы. В первую принимали получивших образование в объеме шести классов средней школы, а во вторую —  от восьми. Одновременно с усвоением программного материала в первой группе за седьмой и восьмой, а во второй группе за девятый и десятый классы, курсанты должны были основательно изучить краткопись и математическую запись при помощи рельефа. Кроме того, требовалось усвоение литературного и математического письма обычным шрифтом при отсутствии зрения.

Зачисленные на очное отделение Курсов во вторую группу оканчивали  их за год, в первую — за два года, в особую — за три года. Ах, да. Ведь была ещё и особая группа. В отдельных случаях на Курсы зачислялись молодые военноослепшие, которые имели образование не ниже 4-х классов, но с выдающимися способностями и твёрдым желанием учиться.  Это стремление выявлялось при обучении Брайлю, которое проводилось одновременно с лечением. В особую группу отбирали людей, у которых слепота осложнялась повреждениями конечностей, затрудняющими физическую работу.

Кроме шести часов ежедневной работы с преподавателями, от курсантов требовалось двухчасовое присутствие на коллективной читке учебников и других учебных материалов зрячим чтецом, достаточно для этого подготовленным, а также систематическая работа по выполнению самостоятельных заданий.

Бориса Игнатьевича некоторые спрашивали с укором: «Почему военно-ослепшие курсанты уж очень  много работают? Зачем они начинают работу еще в госпитале, а затем сразу же переводятся на Курсы? Лучше бы отдохнули». Коваленко  отвечал, что труд для человека вообще имеет большое значение, а для потерявших зрение — особенно, так как помогает поверить в свои силы и завоевать уважение окружающих. Иначе люди опускаются, постепенно покрываются плесенью «инвалидности», теряют веру в свои силы, начинают ждать и требовать «скидок на слепоту».

Включаясь в интенсивную учебную работу, курсанты забывали о фронтовых ранах. Ежедневные занятия по 8-10 часов просто-напросто не оставляли места для ненужных переживаний.  

***

А интересно, как и откуда попадали на Курсы эти самые военно-ослепшие?  Передо мною копия письма.

«Академику Филатову.

Курсы подготовки военно-ослепших в вуз и к интеллектуальному труду при Пермском пед­институте направляют Вам материалы с прось­бой ознакомить с ними работающих под Ва­шим руководством врачей для того, чтобы ин­формировать о Курсах тех военно-ослепших, которые будут удовлетворять требованиям по­ступления.

Просим направлять военно-ослепших, твердо решивших обучаться на Курсах, в Пермский эвакогоспиталь № 3148….

Заведующий Курсами профессор  Коваленко»

Подобные письма были разосланы во многие  лазареты и эвакуационные пункты. Главное же, что сотрудники Курсов во главе с Коваленко, ставшим к тому времени консультантом Военно-врачебной комиссии Уральского военного Округа,  сами разъезжали по госпиталям, и – буквально – вербовали будущих курсантов.

Как мог, боролся  Борис Игнатьевич  с необоснованными обещаниями врачей возвратить или улучшить зрение. «Ложь во спасение» приносила большой вред. Ни «успокоения» раненого, ни личной страховки врача не выходило. А случалась глубокая депрессия и попытки суицида. Чтобы не случилось беды, Коваленко и разъезжал по госпиталям и лазаретам.

Вот как описал  своё знакомство  с Борисом Игнатьевичем  Николай Яковлевич Стёпин, преподаватель обществоведения в Пермском коммунально-строительном техникуме, который с  августа 1958 г. был объединен   с Пермским горным. Тогда же он стал называться Пермским строительным техникумом. Сейчас же это, конечно же, колледж.

***

…В девяностые годы по стране прокатилась волна переименований учебных заведений. Институты в университеты, а ПТУ и техникумы – в колледжи. Нет- нет, это было не просто тупое подражание Западу (которое, кстати, ничего путного России не принесло). Здесь доминировала чисто экономическая составляющая. Ставки профессорско-преподавательского состава при такой реформации значительно возрастали. Впрочем, опять я немного отвлекся. Пора вернуться в 1942 год прошлого столетия к воспоминаниям Николая  Стёпина …

***

- Нуте-ка, молодой человек, каково самочувствие, позвольте осведомиться? – раздался однажды утром около койки чей-то незнакомый веселый голос. Здесь всегда говорили шепотом, поэтому соседи по палате недовольно заворочались.

- Сестра, принесите мне, пожалуйста, стульчик. Вот так, чуть-чуть поближе, благодарю вас, — продолжал человек бодро.

- Что вы балагурите, бодрячка разыгрываете? – спросил Николай. – Здесь лежат инвалиды. Ясно?

Было слышно, как посетитель осторожно опустился на стул рядом с кроватью. Затем он продолжил:

- Всё-таки сначала познакомимся.  Меня зовут Борис Игнатьевич. Сейчас я занимаюсь трудоустройством ослепших. Беседуем с товарищами, ну и решаем, кем же хочется быть. Нуте-ка, теперь может быть, вы ответите на мой вопрос?..

- Послушайте, как вас... Борис Игнатьевич, вы что, слепеньких утешать пришли? Так нам этого не нужно. Вам бы в нашей шкуре побывать – другое бы запели. Ишь, заботливый какой.

 Посетитель, помолчав, просто сказал:

- Вы, простите, несколько заблуждаетесь. Заботлив не я, а государство, а что касается моей и, как Вы сказали, «Вашей шкуры», то они у нас одинаковые. Я, молодой человек, вижу не лучше вашего.

В комнате стало тихо.

- А ты кем работаешь? – спросил кто-то с соседней койки.

- Профессор педагогики. Ленинградец, сейчас работаю в Перми.

- Слепой профессор? Не врешь?

- Нет. И слепой, и профессор, и гожусь вам в отцы. И думаю, что в 20 лет умирать рано.

На следующий день профессор принес с со­бой толстую книгу. Теперь Николай целыми днями учился читать по азбуке для слепых…

***

 «Борис Игнатьевич проявляет большую чут­кость и внимательность к ослепшим, начиная с первой встречи с ними (чаще всего в стенах госпиталя). Под его влиянием эти люди в бук­вальном смысле слова вновь возрождаются к жизни, находят себе место в ней в качестве вполне работоспособных членов социалистиче­ской Родины». – из характеристики профессора Б. И. Коваленко, написанной 3 октября 1943 г. профессором  Александром Васильевичем Ланковым, заместителем   директора   ПГПИ  по   учебной   и   научной работе.

***

К мысли, что слепые могут пройти курс вуза, особенно на таких факультетах,  как исторический и литературный, все давно уже привыкли. Но в вопросе будущего трудоустройства оканчивающих педвуз слепых студен­тов мнения резко разошлись. Наметились три варианта:

1) слепые могут быть преподавателями лишь в школах для слепых;

2) слепые вообще не могут быть преподавате­лями;

3) слепые могут преподавать в любой школе.

Профессор Коваленко был идейным пред­ставителем последнего, отводящего незрячим самое полное и широкое участие в пе­дагогическом процессе. Однако скепсис и мнение, что слепые вообще непригодны к педагогической деятельности, яв­лялось, наверное, самым распространенным.

– Куда вы будете направлять своих слепых по окончании курса в институте? – спросил как-то Бориса Игнатьевича заместитель заведующего Облоно при Оргкомитете Президиума Верховного совета РСФСР по Пермской области Василий  Петрович Мосягин.

– К вам в шко­лы.

– Ни од­ного не возьму! – прозвучал  категориче­ский ответ. Положение становилось явно бесперспективным, а доказательства Коваленко, основанные лишь на принципах гуманизма, звучали не особенно убедительно. Но профессор не собирался сдаваться. Он знал, что в 1788 сельских школах  Пермской области было только 130 учителей с высшим образованием. Да и вообще учителей не хватало. А с началом войны их, понятное дело, не прибавилось.

***

Приток курсантов увеличивался. Размеще­ние их в общежитиях института становилось делом всё более затруднительным. Вопрос о дальнейшей судьбе Курсов осложнялся.

Однако среди курсантов была и другая ка­тегория ослепших. Это люди, которые еще не оправились от полученного удара, не преодоле­ли травму, не создали своего богатого внутрен­него мира, не определили себя. На Курсы они смотрели как на случайный этап в новом жиз­ненном пути, как на возможность получить кров в большом городе и попасть в более или менее культурную среду.

Деревенские жители не желали возвращаться к себе в тьмутаракань. Более того, они выпи­сывали из деревень свои семьи и всяческими способами старались устроить их в студенче­ском общежитии. Из комнат доносились разухабистые переливы гармошки и пьяная брань. Безусловно, это вносило дезорганизацию в размеренный порядок общежития. А еще следует напомнить, что дурные примеры заразительны…

С такими иждивенческими  настроениями заведующий Курсами повел самую решительную борьбу. Неожиданно в эту борьбу внёс деструктивную струю Облсобес. Открыв музыкальную школу, отдел принялся активно рекламировать ее, почему-то обещая поступившим курсантам «неприкосновенность» жилплощади в общежитии педагогического института и да­же занятия по музыке в этих же стенах.

Короче говоря, и те, и другие – верные кандидаты «на отсев». На Курсах остались только серьезно относившиеся к занятиям слушатели. И дальнейшая судьба их была предрешена. Все, окон­чившие Курсы и державшие приемные испы­тания в вуз, сдали их с высокими показате­лями, и не было ни одного случая, когда бы военно-ослепшие, после Курсов, не сдали вступительных экзаменов. Кстати, в институте бывшие курсанты на сессиях давали пока­затели в среднем на балл выше зрячих товарищей.

Военно-ослепшие были приняты в студенческую среду, участвовали в жизни института, в субботниках по заготовке дров и в культурных мероприя­тиях. Постепенно возвращалась способность смеяться, шутить, радоваться жизни. Молодость брала свое. Возникали симпа­тии (часто взаимные) и любовь…

***

6 октября 1943 г. Совет народных комиссаров СССР
утвердил постановление правительства РСФСР об организации Академии педагогических наук РСФСР.  Через год Коваленко, избранного  членом-корреспондентом АПН, Владимир Петрович Потёмкин – президент Академии – вызвал в Москву.  Снова МГПИ им. Ленина, где Борис Игнатьевич занялся подготовкой тифлопедагогов.

1944-й год. В Москве выходит книга Бориса Игнатьевича «Трудовая подготовка в школах слепых», а также  «Программы начальной школы» с его участием и разработанные им «Программы для слепых переростков».

А 27 января того же года свершился прорыв вражеской блокады Ленинграда. И хотя осада города вражескими войсками и флотом продолжалась до сентября, учебная жизнь в высших учебных заведений начала постепенно возрождаться. Однако сделать это было довольно затруднительно: за первые два года блокады Ленинграда в городе было уничтожено от 200 до 300 сотрудников ленинградских вузов и членов их семей.

Ленинградское управление НКВД в 1941-1942 гг. арестовывало ученых за «антисоветскую, контрреволюционную, изменническую деятельность». В результате было приговорено к смертной казни 32 высококвалифицированных специалиста. Конечно, в 1954-55 гг. осуждённые были реабилитированы, да вот только  науке от этого легче не стало…

Итак, несмотря на снятие блокады, город   долгое время оставался  закрытым. Однако летом крупнейшим вузам было разрешено вернуться. Среди них и ЛГПИ им. Герцена. Началась работа по восстановлению факультета, которой руководил исполняющий обязанности декана М.Е. Хватцев. В 1945г. Коваленко способствует восстановлению кафедры тифлопедагогики,  а потом и сам возвращается в Северную Пальмиру, где продолжает руководить дефектологическим факультетом и кафедрой тифлопедагогики ЛГПИ. 1945–1947гг. – это время возрождения Ленинградского государственного педагогического института и его подразделения – дефектологического факультета.  

***

Ну а что же пермские Курсы? Так  без Коваленко и заглохли? Нет. Курсы закрылись только в июле 1946 г., когда выполнили свою миссию.

Всего через Курсы подготовки в вуз прошло около 300 участников Великой Отечественной войны. Многие из них затем успеш­но работали в различных образовательных учреждениях нашей страны. Их деятельность полу­чила научно-теоретическое обобщение в замечательной редкой книге Бориса Игнатьевича "Возращение ослепших к трудовой жизни". Онабыла напечатана в том же  году.

А в Народном музее истории Санкт-Петербургской региональной организации  ВОС хранится ещё один раритет – книга Коваленко, выпущенная по Брайлю: «Как учиться и работать без зрения» (Москва, 1946 г.). Кстати, для упрощения восприятия текст напечатан только с одной стороны листа.

В первой части книги приведены буквы, цифры, знаки  и простые слова для «знакомства» с брайлевским шрифтом. Во второй части даны тексты для упражнения в чтении по Брайлю. Но тексты здесь носят не просто обучающий, но и воспитательный характер.

Уже в первом параграфе мы читаем: «Потеря зрения тяжела, но она лишает счастья только слабых, неспособных к борьбе за полноценную человеческую жизнь. Незрячий может получать образование, учиться, быть общественно-полезным, обеспечивать себя и свою семью, культурно расти и разумно отдыхать».

Во втором параграфе говорится, для чего нужно изучать Брайль, проявляя при этом терпение и настойчивость.

Далее приводятся рекомендации по движению и ориентировке  в комнате, в здании и на улице; как использовать  для ориентирования трость и даже обоняние. Коваленко призывал уделять больше внимания самообслуживанию без помощи зрячих.

В конце книги рассматривается возможность выбора жизненного пути в зависимости от желания и подготовки незрячего. Кроме того, приводятся конкретные примеры из жизни незрячих учёных, писателей, музыкантов и педагогов.

Да, проблеме социальной интеграции академик уделял большое внимание. Но кроме этого Коваленко считал архиважным  особый подход  к различным степеням расстройства зрения. В частности, он подчёркивал необходимость дифференцированного подхода в обучении детей с нарушениями зрения. Благодаря его настояниям, в 1947 г. были открыты первые и вторые классы для частично зрячих детей, а затем и класс для умственно отсталых слепых.

В 1950-е годы на факультете завершается формирование научных школ Михаила Ефимовича Хватцева и Бориса Игнатьевича Коваленко. Интересно, что с этого времени большой период жизни ученого практически не  освещен в СМИ. В 1957 г. ученый  перестал руководить кафедрой тифлопедагогики.  Деканом факультета примерно в это же время  становится Наталья Петровна Долгобородова.

Однако Борис Игнатьевич продолжал  руководить отделом тифлопедагогики института специальных школ АПН РСФСР.

***

Профессор Коваленко провёл огромную работу и по созданию основ тифлопедагогики. Им  написано 55 научных работ, посвященных теории обучения слепых и слабовидящих, взаимо­связи речи и конкретных пред­ставлений у незрячих. А тифлопедагогика русского языка и арифметики, краткопись и математическая запись, трудовая и политехническая под­готовка слепых детей – всё это нашло отражение в работах учёного. 135 публикаций, посвящённых этим и другим проблемам, вышли из-под его пера.

  Наиболее ценными научными работами Бориса Игнатьевича явля­ются «Основы предметных мето­дик», «Методика русского языка в школе слепых», «Возвращение ослепших к трудовой жизни», «Трудовая подготовка учеников школ слепых» и написанная учёным совместно с дочерью «Тифлопедагогика».

Под руководством профессора Коваленко написано и за­щищено 7 кандидатских диссертаций.

Наряду с большой научной и педагогической  деятельностью, Борис Игнатьевич до последних дней своей жизни оказывал су­щественную помощь лицам, по­терявшим зрение и их близким. Он сам служил убедительным примером  возможности полноценной жизни и труда без зрения.

Коваленко   награжден   орденами   Трудового Красного Знамени, Знаком Почета, медалью «За доблестный труд в Великой   Отечественной   войне».  А к   30-летнему юбилею   Института им. Герцена он был награжден знаком «Отличник народного просвещения РСФСР» и грамотой Ленсовета.

Он жил в эпоху Великих перемен. Самые страшные катаклизмы, пережитые Россией в ХХ веке, – революция, Гражданская и Великая Отечественная войны, сталинские чистки, –  не обошли его стороной. Но Коваленко все эти беды  стоически пережил и выстоял.

В 1994 г. факультет дефектологии поменял название, став  отныне факультетом коррекционной педагогики. Но Борис Игнатьевич этого уже не узнал, потому что он ушел из жизни утром 10 сентября  1969 г. в больнице имени Мечникова.

Тромбофлебит. 28 августа врачи ампутировали левую ногу и провели операцию по удалению тромба на правой. Поздно. Тромб оторвался и пошёл по кровотоку. Далее закупорка  лёгочной артерии и – Вечность.

Через 3 дня там же в больнице состоялась гражданская панихида. На ней присутствовало 70 человек. С траурными речами выступило семеро, в их числе доктор педагогических наук, зав. отделением тифлопедагогики института дефектологии АПН РСФСР Мария Ивановна Земцова,  Яков Исаевич Будовский – кандидат педагогических наук, отличник народного образования из Гродненского пединститута, Михаил Ефимович Хватцев – доктор педагогических наук, профессор, сурдопедагог и логопед, а также кандидат медицинских наук, сотрудница Ленинградского научно-исследовательского института экспертизы трудоспособности и организации труда инвалидов  Нина Васильевна Серпокрыл. 

Похоронен Борис Игнатьевич Коваленко на Северном (бывшем Успенском) кладбище.  Большие и средние венки, много цветов и траурные речи. Доктор психологических наук, профессор ЛГУ, известный отечественный специалист в области слепоглухонемоты Августа Викторовна Ярмоленко в  прощальном слове сказала: «Над многими гробами пели «Вечную  память», но, выходя за ограду, забывали о людях. Но истинное бессмертие получают лишь те, кто своими трудами заслужил действительную вечную память у будущих поколений людей».