Общероссийская общественная организация инвалидов
«Всероссийское ордена Трудового Красного Знамени общество слепых»

Общероссийская общественная
организация инвалидов
«ВСЕРОССИЙСКОЕ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ОБЩЕСТВО СЛЕПЫХ»

ЗНАМЕНИТЫЕ СЛЕПЫЕ

ЭДУАРД АСАДОВ

Неужто смелость не нужна?

Сегодня жертвенность не в моде,

А раньше пили боль до дна

Без лишней пафосности вроде.

Нередко случай или долг

Переплавляются в отвагу,

Тогда порой выходит толк,

И перемены лишь ко благу.

Непросто подвиг совершить,

Ещё сложнее жить героем,

Смиряя иноходи прыть

Регламентированным строем.

Когда же думы невпопад,

С рутинной тяготой не сдюжив,

Уходит в люди «стихопад»,

Сплетая вязь словесных кружев.

Символично, что в наступлении под Армянском самым опасным местом оказался проход через «Турецкий вал», по которому враг бил непрерывно. Этот ключевой участок командир дивизиона «катюш» майор Хлызов поручил Асадову, который заметил, что «ворота» обстреливаются с интервалом в три минуты и решил проскакивать с машинами между разрывами. Дождавшись окончания очередного артналёта, расчётливый лейтенант приказал шофёру включить максимальную скорость и рванул вперёд. Преодолев «зону смерти», он взял «порожняк», чтобы повторить рискованный бросок в обратном порядке. В тот день молодой офицер совершил свыше двадцати таких рейдов сквозь пыль и осколки, а через десятилетия написал автобиографичную поэму «Шурка»:

Выход был тяжёлый, но простой:

Взрыв и мчишься в дым без промедленья,

Проскочил и грохот за спиной,

Не успел — остался без движенья…

Захватив Перекоп, советские войска двинулись в Крым. За две недели до подхода к Севастополю комбат Иван Турченко «пошёл на повышение», а на его место был назначен будущий литератор. В конце апреля 1944 года заняли село Мамашаи. Ночами гвардейские миномёты скрытно готовили к решающему штурму вражеских укреплений, но третьего мая после первого же залпа на укромную позицию в лощине у деревни Бельбек обрушился сокрушительный ответный удар разъярённых фашистов. В основном, досталось «катюшам» Асадова, которые были выведены из строя. Однако кое-какая материальная часть уцелела, а на установках Ульянова, затаившихся на взгорье, наблюдалась острая нехватка реактивных снарядов. Было решено передать боеприпасы соседям, чтобы усилить их губительную мощь. На рассвете командир разгромленной батареи и водитель Акулов направили нагруженный до предела автомобиль вверх по склону. На открытом участке смельчаков сразу засекли. Разрывы то и дело сотрясали землю, а потом из облаков вынырнули два «юнкерса». Пулемётная очередь наискось изрешетила грузовик, а совсем рядом упала бомба. Мотор работал с перебоями, а видимость была практически нулевая. Тогда офицер выпрыгнул из кабины и пошёл впереди, прокладывая безопасный маршрут между камней и воронок. Уже поблизости от цели, громыхнуло особенно сильно, и взметнулся столб пламени, ослепивший смельчака…

Люди гибли, падали во тьму,

Хоть, конечно, горько умиралось!

Но когда на свете и кому

Без потери счастье доставалось!

«Обыкновенный героизм» появляется не на пустом месте. Его крепкие корни тянутся глубоко в прошлое, поэтому хочется рассказать об истоках неординарного поведения незаурядного человека, проследив его жизненный путь, начиная со старта и вплоть до логического финала. Эдуард Асадов появился на свет в семье армянских педагогов седьмого сентября 1923 года в городе Мерв, ныне Мары, на территории тогдашней Туркестанской АССР в составе РСФСР. Отец, Аркадий, а точнее Арташес Григорьевич Асадьянц, родился за два года до начала двадцатого века в Нагорном Карабахе. Он учился в Томском технологическом институте, когда девятого ноября 1918 года был арестован на Алтае и лишь через 13 месяцев освобождён подпольщиками Павла Канцелярского. Из застенков студент вышел большевиком, вполне закономерно став сперва следователем ГубЧК, а потом командиром стрелковой роты и комиссаром полка, действовавшего на Кавказе против националистов. Интересно, что не шибко крупный, но очень сильный потомок кузнеца уже после гражданской войны с лёгкостью одолевал цирковых борцов. Поразительно, что со своей невестой он познакомился в Барнауле. Кстати, Лидия Курдова до свадьбы успела посидеть в камере смертников дашнакской тюрьмы, так что любящие молодожёны являлись и товарищами по борьбе.

После внезапной кончины тридцатилетнего папы мальчик вместе с матерью оказался в Свердловске, где жил его «исторический» дедушка Иван Галустович Курдов, повлиявший на формирование мировоззрения и шлифовку характера внука. Дело в том, что старательный гимназист Ованес в Астрахани два года служил секретарём-переписчиком у самого Николая Гавриловича Чернышевского, возвратившегося из Вилюйской ссылки. По совету классика юноша поступил в Казанский университет, где познакомился с Владимиром Ульяновым и вместе с ним организовывал протестные сходки и нелегальные студенческие библиотеки, за что трижды был исключён из высшего учебного заведения, но затем всё же восстановлен. В дальнейшем, окончив естественный факультет, он работал на Урале земским врачом, а после революции — заведующим лечебным отделом губздрава.

Очарованный суровой природой, восьмилетний первоклашка начал писать ещё робкие стихи, а вскоре  увлёкся театром и с удовольствием занимался в драмкружке, которым руководил режиссёр Свердловского радио Леонид Константинович Диковский. Разумеется, в положенные сроки подросток был принят в пионеры и затем в комсомол, а при этом регулярно выступал на вечерах и выпускал стенгазету. В 1939 году Лидию Ивановну как опытную учительницу перевели на работу в Москву. Мама и сын поселились на Пречистенке, в бывшем доходном доме Исакова. Активный юноша продолжил учёбу в школе № 38 Фрунзенского района, по-прежнему сочиняя рифмованные миниатюры о друзьях-товарищах, стахановском труде и событиях в Испании. Через неделю после выпускного бала началась война. Не дожидаясь призыва, Эдуард явился в райком комсомола и потребовал отправить его добровольцем на фронт.

После полутора месяцев интенсивной учёбы старательный наводчик засекреченных установок, освоивший также обязанности других номеров расчёта, был направлен под Ленинград. Он служил в 50-м отдельном гвардейском артиллерийско-миномётном дивизионе, который в жгучие морозы и непролазную слякоть преодолел сотни километров вдоль изломанной линии Волховского фронта. Особенно запомнились Вороново, Гайтолово, Синявино, Мга, Путилово… Асадов принял боевое крещение 19 сентября, а всего за первую военную зиму состоялось 318 залпов по неприятелю.

Весной возле деревни Новая был тяжело ранен командир орудия. Асадов помог санинструктору перебинтовать Кудрявцева и решительно заменил его в расчёте, при этом продолжая выполнять и обязанности наводчика. Он принимал от солдат боеприпасы и закреплял их фиксаторами на специальных направляющих «катюши», когда на позицию внезапно спикировал немецкий штурмовик. Заряжающему Николаю Бойкову, стоявшему возле грозной установки, осколком бомбы оторвало левую руку, но мужественный красноармеец покуда держался на ногах. Буквально через несколько секунд и «реактивная смерть» сорвалась бы с его плеча, превратив землю на десятки метров вокруг в безжизненную пустыню. Одним прыжком Эдуард подскочил к товарищу, подхватил падающий снаряд и бережно уложил его подальше от горевшей боевой машины, а затем бросился помогать водителю Василию Сафонову бороться с пламенем, которое удалось потушить. Несмотря на болезненные ожоги, молодой человек справился с возросшей нагрузкой и получил благодарность.

Так как воинские части постоянно испытывали острую нехватку опытных офицерских кадров, обстрелянный младший командир, закончивший десятилетку, был срочно командирован во Второе Омское гвардейское артиллерийско-миномётное училище. Занимались до изнеможения, по 16 часов в сутки, за 6 месяцев осилив двухлетнюю программу. В мае девятнадцатилетнему лейтенанту вручили грамоту за успехи на государственных выпускных экзаменах, он получил тринадцать оценок «отлично» и только две — «хорошо».

Прибыв на Северо-Кавказский фронт, Эдуард Асадов продолжил сражаться в составе Второй гвардейской армии. Уже будучи начальником связи дивизиона легендарных «катюш» артиллерийско-миномётного полка он воевал под станицей Крымской, а вскоре последовало назначение на Четвёртый Украинский фронт. Снова ратные дороги оставляли кровавые зарубки на памяти. С огромными потерями освобождали Чаплино, Софиевку, Запорожье, Днепропетровщину, Мелитополь, Орехов, Асканию-Нову, Качу… Юноша честно выполнял тяжёлую офицерскую работу, а в коротких перерывах между боями торопливо заносил на бумагу рифмованный дневник наступления. Пожалуй, самым знаменитым произведением «украинского периода» стало «Письмо с фронта»:

Сейчас передышка. Сойдясь у опушки,

Застыли орудья, как стадо слонов,

И где-то по-мирному в гуще лесов,

Как в детстве, мне слышится голос кукушки.

За жизнь, за тебя, за родные края

Иду я навстречу свинцовому ветру.

И пусть между нами сейчас километры —

Ты здесь, ты со мною, родная моя…

В своих мемуарах «Ради вас, люди» генерал-лейтенант Иван Семёнович Стрельбицкий, командовавший в Крыму армейской артиллерией, написал так: «Рейс сквозь смерть на старенькой грузовой машине, на виду у врага, под непрерывным огнём и бомбёжкой — это подвиг… Эдуард Асадов не вышел из боя. Поминутно теряя сознание, он блестяще выполнил задачу. Подобного случая я за свою долгую военную жизнь не припомню…»

Об этих трагических днях поэт вспоминал с болью: «Потом были двадцать шесть суток между жизнью и смертью. Сознание возвращалось лишь ненадолго, но молодость и жизнелюбие всё-таки победили. Впрочем, госпиталь был у меня не один, а целая обойма. Из Мамашаев меня перевезли в Саки, затем последовали Симферополь, Кисловодск и, наконец, столица. Везде изнурительные операции сменяли бесконечные перевязки, а в итоге — неутешительный приговор…»

Врачи не смогли сохранить лейтенанту глаза, поэтому ему пришлось прикрыть раны на лице чёрной повязкой. Он спрашивал своего старого друга Бориса Шпицбурга:

Ты помнишь госпитальную палату,

В которой всех нас было двадцать пять?

Где из троих и одного солдата,

Пожалуй, сложно было бы собрать!

Я трудным был. Бывало, брежу ночью,

Потом очнусь, а рядом ты сидишь

И губы мне запёкшиеся мочишь,

И что-нибудь смешное говоришь…

А в дни, когда со смертью в трудном споре

Хирург меня кромсал и зашивал,

Ты верно ждал за дверью в коридоре,

Сидел и ждал, и я об этом знал!

А помнишь, вышло раз наоборот:

Был в лёжку ты, а я кормить пытался?

И как сквозь боль ты вдруг расхохотался,

Когда я пролил в нос тебе компот?

После многих бессонных ночей, взвесив всё, волевой пациент поставил перед собой труднодостижимую цель: теперь между операциями он упорно творил, а чтобы беспристрастно оценить уровень «проб пера», решил послать их самому беспощадному критику и по совместительству автору детских книжек. Через несколько дней рукопись вернулась с пометками великого литературоведа. Почти каждая асадовская строка была снабжена пространными комментариями, а то и жёсткими замечаниями, но самым неожиданным оказался финальный вывод: «С полной ответственностью могу сказать, что Вы — истинный поэт… Желаю успехов! Корней Чуковский».

Воодушевлённый орденоносец поступил в Литературный институт имени А.М. Горького, где его наставниками стали Алексей Сурков, Владимир Луговской и Евгений Долматовский. Вместе с ним учились: Юлия Друнина, Василий Фёдоров, Расул Гамзатов, Евгений Винокуров, Наум Гребнев, Юрий Бондарев, Сергей Баруздин, Владимир Тендряков и Григорий Бакланов. Но даже в таком мощном созвездии ярких индивидуальностей недавний миномётчик не затерялся. Когда был объявлен конкурс на лучшее поэтическое произведение, по решению беспристрастного жюри под председательством Павла Антокольского первая премия была присуждена Эдуарду Асадову, вторая — Владимиру Солоухину, а третью разделили Константин Ваншенкин и Максим Толмачёв. Наконец, на втором курсе состоялась долгожданная дебютная публикация самобытного поэта, позже вспоминавшего: «Никогда не забуду этого праздничного Первого мая. И того, каким счастливым я был, когда держал купленный возле Дома учёных номер журнала «Огонёк», в котором были напечатаны мои стихи…» Кстати, это популярное периодическое издание и «Литературная газета» сыграли важную роль в укреплении авторитета лирика, потому что в разное время он там работал консультантом. Вскоре и автобиографическая поэма слепого студента «Снова в строй» была вынесена на обсуждение в Союзе писателей. Вера Инбер, Степан Щипачёв, Михаил Светлов и Ярослав Смеляков дали ей очень высокую оценку, но в «элитные» авторские подборки избранных произведений её почему-то не включали.

Эдуард окончил институт с «красным» дипломом и в том же 1951 году был принят в КПСС. Вскоре после выхода в свет его первого сборника «Светлая дорога» он вступил в Союз писателей СССР, бюро пропаганды которого сразу поставило на поток его гастроли по стране. Благодаря содействию различных концертных организаций и филармоний на протяжении почти сорока лет в крупнейших залах с неизменным аншлагом проходили сольные выступления и читательские конференции любимца публики. Нередко бурные дискуссии затягивались, потому что заезжего литератора подолгу не отпускали со сцены, ведь он так откровенно и с юмором отвечал на многочисленные вопросы поклонников и оппонентов.

Для мастера характерно регулярное обращение к самым актуальным и животрепещущим темам, нередко авторитетный «военспец» описывал боевые будни, солдатскую отвагу или госпитальный трагизм. Отточенные асадовские строфы покоряли читателей неповторимостью интонаций полифонического звучания, а главное — огромной художественной и жизненной правдой. Эмоциональные произведения патриотично-гражданского содержания легко запоминались:

Россия начиналась не с меча,

Она с косы и плуга начиналась.

Не потому, что кровь не горяча,

А потому, что русского плеча

Ни разу в жизни злоба не касалась…

Лирический монолог «Родине» вообще воспринимался, словно пронзительная исповедь:

Как жаль мне, что гордые наши слова:

Держава, Родина и Отчизна,

Порою затёрты, звенят едва

В простом словаре повседневной жизни.

Я этой болтливостью не грешил,

Шагая по жизни путём солдата,

Я просто с рожденья тебя любил,

Застенчиво, тихо и очень свято…

Как и раньше волнуют проникновенные житейские хроники: «Они студентами были», «Ты не сомневайся», «Я провожу тебя», «Любовь и трусость». Одни эти логично расположенные названия уже выстраиваются в определённый сюжетный ряд, удобряя броской словесностью почву для раздумий. Летописец эпохи замечает и обнажает тёмные пятна действительности, но в сугубо афористичных фразах позитива всё-таки больше:

Когда мне встречается в людях дурное,

То долгое время я верить стараюсь,

Что это скорее всего — напускное,

Что это — случайность, и я ошибаюсь…

Кудесник словесности с одинаковой теплотой относился к хищникам и жертвам, что подтверждают «Песня о бессловесных друзьях» и «Созвездие Гончих Псов». Недаром искренность проникновенного лирика порой заставляла прослезиться даже, казалось бы, непрошибаемых прагматиков и закоренелых скептиков. Из трогательных произведений о «братьях наших меньших» можно собрать солидную подборку, которую бы украсили «Медвежонок», «Бенгальский тигр», «Пеликан», «Джумбо» и «Яшка». Пожалуй, именно знаменитые «Стихи о рыжей дворняге» и позволили второкурснику окунуться в пьянящий аромат всесоюзной славы:

Не ведал хозяин, что где-то

По шпалам, из сил выбиваясь,

За красным мелькающим светом

Собака бежит, задыхаясь…

Труп волны снесли под коряги...

Старик! Ты не знаешь природы:

Ведь может быть тело дворняги,

А сердце — чистейшей породы!

Романтичный борец за справедливость воспевал мужество и беззаветную преданность. Его притягивали харизматичные личности, готовые на подвиг самопожертвования. Он не боялся наивной угловатости отношений и конфликтной прямоты суждений, тяготея к нервной напряжённости катастроф. Видимо, поэтому спустя два десятилетия и появилась остросюжетная «Ледяная баллада»:

Полюс по-прежнему впереди.

Седов приподнялся над изголовьем:

«Кажется, баста! Конец пути…

Эх, я бы добрался, сумел дойти,

Когда б на недельку ещё здоровья…»

Снова кричат ему, странный народ,

Неужто и вправду им непонятно,

Что раньше растает полярный лёд,

Чем Фрам хоть на шаг повернёт обратно!

Шаги умолкли, и лишь мороз

Да ветер, в смятенье притихший рядом,

Видели, как костенеющий пёс

Свою последнюю службу нёс,

Уставясь в сумрак стеклянным взглядом…

Владимир Бухтияров

Окончание читайте в следующем номере.