Литературный клуб «Родник»
Параграф 14
Так называется новый роман Александра Лапшина, который только что вышел в свет. В центре романа – деятельность издательства ВОС и люди этого издательства.
В ближайшее время роман «Параграф 14» поступит к слушателям озвученной книгой.
Предлагаем вашему вниманию главы из этого романа.
Глава 1
С ревущего проспекта Селиванов повернул направо, на сравнительно тихую улицу. Ее название ни о чем ему не говорило, но почти сразу он вспомнил, что бывал здесь когда-то: вот за этим длинным домом или чуть дальше будет что-то такое, а на другой стороне улицы, кажется, должен быть сквер. И точно: впереди за высоким домом он увидел деревья. «Ну, правильно, — воскликнул про себя Селиванов. — На этой улице находится роддом, где рожала Танька Крылова. Помнится, мы пришли сюда после экзамена всей компанией: Эдик Крылов, Сенька Белкин и я. Это был год 1990-й или 1991-й. Шли летние экзамены».
Селиванов вспомнил, как они стояли под окнами роддома и кричали:
— Таня! Таня!
И она в какой-то больничной хламиде высунулась из окна. А потом они громко, на весь квартал перекидывались вопросами и восклицаниями. Тут же Эдик сообщил, что в этом роддоме появилось на свет чуть ли не все население окрестных улиц.
— Опаньки! — воскликнул теперь Селиванов. Роддом исчез. На его месте оказалась просторная площадка, на которой рядами стояли разномастные легковушки. Сквер на другой стороне улицы сохранился, а вот роддом оказался без надобности. На его месте устроили автостоянку. «Впрочем, это был старый роддом, — подумал Селиванов. — Еще, должно быть, довоенный. Наверняка минимум бытовых удобств. Вот разве что опытный персонал!?.» «Но такова жизнь, — сказал он себе, — и ничего тут не поделаешь. В округе об этом роддоме, возможно, никто не сожалеет. А вот Эдика мне все равно не хватает».
Селиванов миновал многоэтажный дом, построенный с основательностью пятидесятых годов, и, повернув направо, двинулся вдоль ряда подъездов. Слева за высокой металлической решеткой он увидел белое четырехэтажное здание с широким крыльцом. Территория перед фасадом здания была невелика. Слева и справа от крыльца пестрели цветники. Он вошел в распахнутые ворота навстречу характерному стуку типографских машин.
— Вы к кому? — спросила вахтерша.
— К вашему директору.
— А он вам назначил? Ваша фамилия?
— Селиванов Игорь Николаевич.
— Проходите! — произнесла вахтерша, заглянув в какой-то листок. — К лифту — по коридору направо.
В спускающейся кабине лифта кто-то разговаривал, но, когда распахнулись его створки, за ними никого не было. «Что за шутки! — удивился Селиванов. — Я же отчетливо!..» Впрочем, как только лифт двинулся вверх, он услышал этот голос снова:
— Второй этаж. Третий этаж. Четвертый этаж.
Лифт остановился, створки раздвинулись, и Селиванов шагнул на длинную светлую дорожку коридора. Теперь налево, вспомнил он телефонные наставления здешнего директора. «А ведь еще вчера я не знал, не имел представления, что в Москве существует это издательство, — подумал Селиванов, шагая мимо дверей цвета мореного дуба, — и не просто существует, а похоже процветает».
Как раз сутки назад ему позвонил Сенька Белкин.
— В наш отдел нужен сотрудник, — сообщил он. — Я закинул Шапкину о тебе… Приезжай прямо сейчас. Прихвати пару своих экзерсисов.
Через час Селиванов толкнул массивную дверь, за которой работал Сенька. Но в комнате за своими компьютерами сидели еще двое, и Сенька вышел в коридор.
— Значит так, — заговорил он вполголоса. — У Шапкина, как я понял, уже есть кто-то на примете, но он сомневается…
Стоять у двери было неудобно, и они двинулись к выходу на лестницу. «Когда же я был здесь в последний раз? — подумал Селиванов. — Кажется, в феврале». Двери комнат тогда были обыкновенные, учрежденческие, с обыкновенными ручками. Теперь двери, мимо которых они проходили, выглядели внушительно, точно гвардейцы в парадном строю, каждую дверь украшала массивная бронзовая ручка. Вид этих дверей означал, что положение еженедельника «Резонанс» незыблемо прочно.
— И что? — спросил Селиванов, когда друзья оказались на гулкой лестничной площадке. — Требуется что-нибудь эдакое, неожиданное?
— Не гоношись! — отмахнулся Сенька. — Задание он тебе сам даст.
— Аналитика — фирменное блюда «Резонанса», — отозвался Селиванов. — Правда, аналитика эта построена…
— Иду вчера по бульвару, — прервал его Сенька, быстро оглянувшись. — На скамейке — газета. Кто-то бросил. Часть листов уже на асфальте. Смотрю — на полстраницы фото, ну, этой, как ее? Я этих нынешних певичек по голосу не различаю. И заголовок вот такими буквами: «Такая-то с вечера до полудня». Помнишь, у Розова была пьеса «С вечера до полудня»? А здесь… Какое белье певичка предпочитает, какие кремы и как предпочитает спать: одна или… И всё это с интимными подробностями.
— Ты это о чем?
— Так это же твоя «День за днем», — Сенька захохотал.
— Я ушел оттуда еще в марте, — сказал Селиванов, сдерживая раздражение.
— Вот я и говорю, — продолжал Сенька. — Я не поленился, перевернул несколько листов: ударные новости спален, светская болтовня… Знатоки взахлеб анализируют развитие шоу-рынка в зависимости от перекладывания из постели в постель действующих фигур.
Потом Сенька проводил Селиванова до двери кабинета заведующего отделом.
Шапкин оказался человеком с неприметной внешностью: среднего роста, русоволосым, сероглазым. «Видел ли я его раньше? — попытался припомнить Селиванов. — Может, и видел в Доме журналистов или на какой-нибудь презентации».
— У меня, к сожалению, мало времени, — сказал Шапкин, поздоровавшись. — Нам не удастся поговорить обстоятельно. Но Арсений Петрович рассказал о вас кое-что. Вот о чем бы я вас попросил, Игорь Николаевич. Я правильно?.. Вас зовут Игорь Николаевич?
Селиванов утвердительно кивнул головой.
— Раскрутите сюжет об издательстве ВОС, — продолжил Шапкин. — Аббревиатура означает…
— Знаю.
— Даже так! — в глазах Шапкина Селиванов увидел интерес к себе. — Сталкивались с этим обществом по жизни, что-нибудь писали?
— Знаю одного тамошнего деятеля. Он не слепой, а просто работает в этой системе.
— Замечательно!
Селиванов знал по опыту, как обманчива простота иных тем. Работа издательства ВОС как раз из этого разряда. Скажут, что ваш материал избыточно слезлив, а это унижает людей, или скажут, что вы не уделили в очерке внимание важнейшему направлению в деятельности… «Ничего, ничего! — усмехнулся он про себя. — У меня найдется и соль, и ваниль всё сделать как надо». Устроиться в «Резонанс» ему было необходимо хотя бы для того, чтобы прекратились, наконец, вздохи и недомолвки Нади. Нынешним утром, перед тем, как уйти, она, стоя перед зеркалом, вдруг сказала:
— Ребенок, конечно, необходим. Но эта неопределенность…
С восовским деятелем Сергеем Ивановичем Селиванов познакомился в командировке. В гостиничном буфете они оказались за одним столом, и — слово за слово — у них завязался разговор. Сергей Иванович работал в Центральном аппарате Общества слепых. «Сидел», как он выражался, на художественной самодеятельности. По его словам, среди местных членов ВОС было немало поразительных талантов. Сергей Иванович даже зазывал его в восовский Дом культуры не то на репетицию самодеятельности, не то на концерт. Но командировочные дни и вечера были заполнены заранее намеченными встречами.
Самодеятельные таланты, по заверению Сергея Ивановича, были и в Москве. Селиванов хотел было написать об этих талантах, но Наталия Робертовна не одобрила.
— О чем, собственно, ты собираешься писать? — поинтересовалась она. — «День за днем» — новостное издание. А то, что среди слепых много талантливых музыкантов, — это давно известно. Вот если бы выяснилось, что исключительная талантливость слепых в музыке — бытовой миф и не больше того, тогда это сошло бы за новость. Ну, Игорек, тебе ли объяснять, что такое новость!
И теперь он спросил у Шапкина:
— Почему возник интерес к издательству ВОС? С чем это связано?
— Наш еженедельник, как говорится, держит руку на пульсе издательской политики, — ответил тот, глядя уже не на Селиванова, а на какой-то лежащий перед ним список. — Надеюсь, вы заметили, что мы опубликовали серию материалов о работе примечательных издательств в условиях рынка. Еще вопросы?..
— Ну что? — спросил Сенька, как только Селиванов заглянул в его комнату, и, услышав, какое задание дал Шапкин, воскликнул:
— Любопытно!
— Что любопытно? — не понял Селиванов.
— Да не издательство! Про это я не знаю. Но там, наверху, — Сенька поднял палец, — что-то, видать, созрело об инвалидах, а может, даже и о слепых. У шефа на это чутье.
Здесь, в коридоре издательства ВОС, двери цвета мореного дуба не выглядели украшением. Стены слева и справа от пола до потолка были обшиты панелями того же цвета, что и двери. «Интерьерчик зашибенный», — в какой уже раз сказал себе Селиванов. Еще вчера он позвонил в Центральный аппарат Сергею Ивановичу. Нужно было расспросить, как добраться до их издательства и, конечно, какая там обстановка. Выслушав просьбу, Сергей Иванович заметил:
— У нас в аппарате управления редко услышишь словосочетание «издательство ВОС». У нас говорят «у Сергеева». Владислав Георгиевич — величина в своем деле. У нас считается, что другого такого специалиста нет, может, во всем мире.
Когда Селиванов вошел в кабинет директора, Сергеев поднялся из-за стола и протянул руку. Селиванов поспешно преодолел разделявшие их метры и крепко пожал ее.
— Значит вы, Игорь Николаевич, сотрудник «Резонанса»? — проговорил Сергеев, возвращаясь за стол.
— Да, Владислав Георгиевич, — сказал Селиванов. — Хочу рассказать читателям о вашем издательстве: какую литературу оно выпускает, в каком формате, что за люди здесь работают. Есть и другие вопросы.
— Например?
— В чем состоят ваши задачи как руководителя и как вы их решаете?
За всем, что он увидел по дороге в кабинет, конечно, так или иначе, стоял директор. Но неужели вот этот слепой человек?!.
Владислав Георгиевич усмехнулся:
— На простые вопросы иногда трудно дать убедительные ответы. Вы садитесь, Игорь Николаевич, вот сюда, за стол напротив.
Селиванов впервые видел так близко перед собой слепого человека. Впрочем, в своем просторном кабинете Сергеев не производил впечатление беспомощного. Двигался он уверенно, и насколько мог заметить Селиванов, не сделал ни одного неточного движения. И все равно было заметно, что он слеп. Разговаривая, он не жестикулировал, а главное — его лицо оставалось неподвижным. Когда улыбался, улыбались только губы.
— Кто потребители вашей продукции? — спросил Селиванов, устраиваясь за столом.
— Это люди с глубоким нарушением зрения, — сразу, без паузы ответил Владислав Георгиевич. — У нас в стране их сотни тысяч. — И, помедлив, добавил: — Потребителей нашей продукции условно можно разделить на три группы или, лучше сказать, категории. Прежде всего это слушатели «говорящих» книг.
Селиванов поспешно достал диктофон.
— Владислав Георгиевич, я буду записывать ваши пояснения, — сказал он. — Иначе я запутаюсь в терминологии. Ведь все это новая для меня информация.
— Записывайте, конечно. И не стесняйтесь спрашивать. Для начала усвойте, что слепота — это состояние, в котором человек повседневно решает для себя проблемы быта, учебы, взаимоотношений с людьми, разнообразного труда.
— У меня, чувствую, в самом деле будет много вопросов. Лучше спросить, чем потом что-нибудь ляпнуть наподобие развесистой клюквы.
— Я продолжаю, — произнес Владислав Георгиевич. — Еще одна категория потребителей нашей продукции — брайлисты, то есть люди, владеющие рельефно-точечным шрифтом Брайля. Правда, все меньше становится тех, кто по-настоящему владеет системой Брайля. Третья категория — это слабовидящие, особенно школьники.
Директор потянулся к пульту на приставном столике, нажал на какую-то клавишу, и, когда в колонке раздался женский голос, сказал:
— Зайдите! — И, отключив связь, пояснил: — Сейчас моя референт Татьяна Алексеевна проведет вас по нашему хозяйству. Как говорится, лучше раз увидеть… Татьяна Алексеевна отлично знает все направления нашей работы и наших людей. Она ответит на любые ваши вопросы. И вот что еще я должен отметить: мы работаем, как правило, не с отдельными потребителями, а с организациями: со специальными библиотеками, со школами для слепых и слабовидящих детей. В последние годы у нас установилось сотрудничество с организациями незрячих и учреждениями для незрячих других стран. По заказу Национальной библиотеки слепых США мы поставляем «говорящую» книгу для их русскоязычных читателей. В прошлом году мне довелось побывать в Соединенных Штатах, и я убедился, что мы работаем не впустую.
Вошла невысокая блондинка лет сорока.
— Я слушаю вас, Владислав Георгиевич, — негромко произнесла она.
— Знакомьтесь! Игорь Николаевич — сотрудник еженедельника «Резонанс». Покажите ему наше хозяйство, познакомьте с людьми.
— Я начну, наверное, со студии звукозаписи, — не то спросила, не то сообщила Татьяна Алексеевна.
— Да, разумеется, — поддержал ее Владислав Георгиевич. — Мы выпускаем литературу в четырех форматах. Но приоритет и по значению, и по объему принадлежит «говорящей» книге.
Глава 2
Они спустились на первый этаж и, пройдя десяток шагов, повернули в какой-то темноватый коридор.
— Это, как вы, наверное, уже догадались, галерея, — поясняла Татьяна Алексеевна, и в ее голосе послышались затверженные интонации экскурсовода. — Издательство размещено в двух зданиях. Эта галерея вписана между ними органично, и люди подчас не замечают, что по ней они переходят в другой корпус. Все три этажа этого корпуса в основном занимает звукозапись.
У подножья лестницы Селиванов увидел фонтан. Он мягко шумел и булькал. А с первого этажа до третьего тянулось экзотическое вьющееся растение.
— Все нынче помешались на фен-шуе, — засмеялась Татьяна Алексеевна, поймав взгляд гостя. — Владислав Георгиевич давно, когда этой моды не было еще и в помине, стал обустраивать жизненное пространство издательства по правилам этого учения. Ну, так говорят. Сама я в эти правила не вникала.
— Да, фен-шуй нынче… — отозвался Селиванов. — Особенно этому учению следуют те, кто при деньгах. — Он подумал, что минувшей зимой и сам не удержался от пропаганды фен-шуя. — Вы не кладете под коврик у двери пятирублевые монеты?
— Зачем это?
— Ну, если хотите стать богатой, то помогает…
И они рассмеялись.
В коридоре второго этажа никого не было, но из дверей доносились мужские и женские голоса.
— Здесь у нас аппаратно-студийные комплексы, где как раз происходит начитывание книг, — сообщила Татьяна Алексеевна. — Кстати, эти голоса, возможно, вам знакомы.
Селиванов прислушался, но голоса доносились глухо, и он отрицательно покачал головой.
— Это дикторы бывшего всесоюзного радио и центрального телевидения. Многие из них десятки лет работали у нас. Но время берет свое — большинства уже нет на свете.
Дверь одной из аппаратных распахнулась, и в коридор решительно шагнул высокий седоватый мужчина.
— Осторожно, Станислав Тарасович! — предостерегающе воскликнула Татьяна Алексеевна. Тот резко остановился и пробормотал:
— Извините, Татьяна Алексеевна! Никак не ожидал…
— Познакомьтесь, Игорь Николаевич! Это ведущий технический редактор студии Станислав Тарасович Терентьев.
Селиванов поспешно пожал протянутую руку. Ладонь Терентьева была не по-мужски маленькая и мягкая.
— Без участия Станислава Тарасовича не обходится выпуск большинства книг, — продолжала Татьяна Алексеевна.
— Вы инженер, Станислав Тарасович? — обратился к нему Селиванов.
— Скорее музыкант. Окончил когда-то музыкальное училище.
— Я хочу рассказать читателям еженедельника «Резонанс» о вашем издательстве.
— Замечательно! У нас уникальное производство и уникальные специалисты.
— Я хотел бы поговорить с вами поподробнее, — сказал Селиванов. — Где вас найти?
— Этажом выше.
— «Говорящая» книга у нас в стране выпускается с конца пятидесятых, — заговорила Татьяна Алексеевна. — Поначалу использовали катушечные магнитофоны, а в конце восьмидесятых перешли на кассеты. Менялась, совершенствовалась и технология записи. Теперь книги начитывают дикторы при творческом участии звукорежиссеров.
— В свое время я прочитал по Брайлю многие из тех книг, которые теперь записаны на пленку, — сказал Терентьев.— Когда слушаешь, то диктор вроде бы навязывает тебе свое представление, но, с другой стороны, живой голос эмоционально раскачивает сильнее.
— В год студия записывает около четырехсот книг, — продолжила Татьяна Алексеевна. — Запись ведется в аппаратно-студийных комплексах. У нас их три. Давайте зайдем вот в этот.
Они вошли в узкую комнату, где за столом перед компьютерной клавиатурой и раскрытой книгой сидела русоволосая женщина.
— Извините, Лена! — произнесла Татьяна Алексеевна. — Мы вам немного помешаем.
— Здравствуйте, — сказала женщина, взглянув на вошедших. — Но только минуточку… Людмила Дмитриевна, продолжим.
Перед столом режиссера Лены было большое окно в соседнюю комнату. Там, за стеклом, сидела еще одна женщина. Кивнув, она стала читать:
— Цирк с двенадцатью номерами начинался с ученого барана. Несмотря на процессии земной оси созвездие Овна (по крайней мере, во времена древних греков)…
— Одну минуточку, Людмила Дмитриевна! — вмешалась звукорежиссер. — В начале фразы была ошибка. Я еще раз послушаю.
Она включила только что сделанную запись: «Несмотря на процессии земной оси…».
— Прицессия земной оси! — воскликнула диктор. — А я сказала «процессии». Переписываем!
— Бывает так, что диктор читает без сучка без задоринки, — тихо поясняла Татьяна Алексеевна, когда чтение Людмилы Дмитриевны зазвучало плавно и живо. — Звукорежиссер следит лишь за текстом. Ну а случается, что остановки приходится делать чуть ли не на каждой фразе: диктор не там поставил в слове ударение, неверную взял интонацию, не получилось конца фразы. Классными звукорежиссерами не рождаются, а становятся. Как считаете, Лена?
— Первая книга — монография «Святые Древней Руси», которую я записала, — была испорчена, — отозвалась Лена. — Книга изобиловала церковной лексикой, но мне, тогда неумелой, попался диктор, который не обладал, как и я, широким кругозором. Вот «Словарь для дикторов» и «Толковый словарь», но мы в них не заглядывали. Мы озвучивали слова, как они напечатаны. Наши контролеры обнаружили брак. Мы долго это исправляли. Неправильно произнесенные слова заменяли правильными, ну и так далее. Для меня это такой урок был!.. Конечно, никакая опытность не страхует от ошибок. Смотришь в книгу, а видишь фигу. Восприятие притупляется за многочасовую смену, внимание рассеивается. Хорошо, если диктор, сделав ошибку, сам остановится.
Запись книг — это отнюдь не механическая работа. Звукорежиссер часами находится наедине с диктором, и между ними невольно устанавливаются отношения, и не всегда положительные. Почему? Подчас даже не поймешь. У нас шесть звукорежиссеров, и у каждой своя манера общения с диктором, свой сложившийся годами стиль работы. Но есть, конечно, общие для всех требования. Мы не должны устраивать некий радиотеатр, то есть чтение не должно быть уж очень актерским. И еще: диктор не должен работать, как говорится, на тринадцатый ряд партера. Конечно, не всякая творческая личность соглашается изменить в соответствии с нашими требованиями свою исполнительскую манеру. И вместе с тем мы не можем позволить диктору руководствоваться лишь знаками препинания. Произнося текст, диктор как бы ткёт художественное полотно, по крайней мере, должен участвовать в этой работе, и звукорежиссер должен соучаствовать в этом творчестве. Задача звукорежиссера — добиваться, чтобы произносимое диктором соответствовало замыслу писателя, логике и настроению текста.
Не знаю, где как, а будни звукорежиссера у нас — это прежде всего терпение. Чего стоит только операция по исправлению! Бывает, заглянешь в аппаратную, а на столе списки слов с неправильными ударениями. Адский труд — записать с диктором исправленные фразы, соблюдая нужный темп, интонацию и уровень громкости. А еще список технических претензий: не тот уровень записи, много низких, мало высоких или наоборот. И все же работа звукорежиссера захватывает. Она требует разносторонних знаний. Та же Лена — Елена Васильевна — разбирается в живописи, в театре, не говоря уж о художественной литературе.
— Елена Васильевна не замужем, — проговорил Селиванов, — или мне это показалось? — Татьяна Алексеевна глянула на него сердито и произнесла вполне ожидаемое:
— Ну, знаете! Это исключительно личное…
— Конечно, личное, — согласился Селиванов. — Но неустроенность личной жизни — это нынче чуть ли не обязательная плата за женскую образованность, за ее увлеченность своим делом.
— Это мало у кого получается бесконфликтно, — спокойно сказала Татьяна Алексеевна. — У нас в издательстве незамужних, пожалуй, большинство. Дети, правда, у многих, а вот с мужьями…
«И тут мужья! — подумал Селиванов, вспомнив злые слезы героинь своих экзерсисов, которые он строчил так недавно. — С мужьями — мрак, чем дальше, тем… Да и с бабами мрак…».
Но Татьяна Алексеевна говорила уже о производстве:
— Я хочу показать вам продукцию студии. Весь производственный цикл у нас переведен на цифровую технологию, кроме тиражирования.
Они спустились на первый этаж и по коридору двинулись навстречу нарастающему шуму.
— Что это? — поинтересовался Селиванов.
— Сейчас увидите.
И с этими словами Татьяна Алексеевна распахнула дверь просторного помещения. На столах вдоль всего этого помещения стояли аппараты, возле которых суетились женщины и мужчины в рабочих спецовках. Впрочем, Селиванов тут же разглядел, что женщин, кстати, уже не молодых, было шесть, а мужчин всего двое. Указывая на шеренгу аппаратов, Татьяна Алексеевна что-то поясняла, но шум заглушал ее слова. Минут пять Селиванов наблюдал за действиями рабочих и сам разобрался, что перед ним катушечные магнитофоны, на которых быстро-быстро вращались бобины с узкой магнитной лентой. Аппараты работали не все сразу, а в некотором чередовании. Работница закрепляла в пустой кассете конец ленты, вставляла ее в гнездо небольшого устройства и нажимала кнопку. Лента определенной длины мгновенно втягивалась в кассету. Работница закрепляла второй конец ленты, и кассета с грохотом летела в короб. От завывания моточных автоматов, от падающих в короб кассет в помещении стоял оглушительный шум.
— Запись на магнитофоны, как вы, должно быть, поняли, подается с компьютера, — сказала Татьяна Алексеевна, когда они вышли в коридор и немного отдалились от шума. — Пишутся одновременно все четыре дорожки. Те, кто работают на вмотке, иногда ошибаются, не тем концом, например, вставляют ленту в кассету. Но на выходе все кассеты попадают в руки контролеров качества. Здесь у нас заняты незрячие.
Теперь они поднялись на третий этаж и в самом начале коридора попали в крохотную комнату. За столом, который скорее всего был просто широкой полкой, сидела женщина лет пятидесяти. Перед ней лежали устройства, в которых Селиванов узнал слегка демонтированные кассетные магнитофоны. Рядом с ними стоял низенький ящик, разделенный на множество ячеек. Женщину звали Глафира, или попросту Глаша.
Поздоровавшись и представившись, Селиванов попросил:
— Расскажите о своей работе.
— И как часто приходится отбрасывать брак, — добавила Татьяна Алексеевна.
— Наша работа контролеров качества требует постоянной сосредоточенности, — проговорила женщина, и было видно, как она волнуется. Щеки ее запунцевели.
— Какого рода попадается вам брак? — спросил Селиванов.
— Иногда нет объявления начала или конца дорожек, — произнесла Глафира подрагивающим голосом. — А бывает так: объявления есть, но звучат они глухо или появляется какой-то фон. Случается, что в начале кассеты не назван автор книги. Такие дефекты мы тоже отслеживаем.
— Давно вы работаете на этой операции?
— С осени 1986 года.
— Что изменилось после внедрения компьютерной технологии? Меньше ли стало брака?
— Когда я начала здесь работать, приходилось отбрасывать чуть ли не половину кассет. В последние годы качество записей резко улучшилось. Не стало столько этих свистящих «с», «ч». А всё, что связано с людьми, никуда не делось. Каждый может ошибиться.
— Мне рассказывали, — подала голос Татьяна Алексеевна, — что, когда для тиражирования кассет приобрели японский аппарат, такая вера была в эту чудо-технику, что отказались даже от контролеров.
— Было такое, — подтвердила Глафира. — Это в самом начале восьмидесятых. Несколько месяцев гнали тиражи, а потом выяснилось, что шел сплошной брак. Все эти кассеты возвращали, списывали, в общем, вскрылась ошибка, причем весьма дорогостоящая. Стало понятно, что контролеры качества необходимы. Какой бы надежной ни была техника, а брак все равно возможен, и он всплывет. Сбои бывают также при начитывании текста, и мы, контролеры, все это обнаруживаем.
— Но вы прослушиваете не всю дорожку, а лишь отдельные точки, — заметила Татьяна Алексеевна.
— Как вы воспринимаете свою работу? — спросил Селиванов.
— Я люблю ее. В свое время эта моя работа, можно сказать, спасла меня.
— Это как?
— Вышло так, что еще в школе, в выпускном классе, я стала поклонницей Владимира Высоцкого.
Селиванов сталкивался с множеством поклонниц Высоцкого. Обычно это были девицы и дамочки, склонные ко всевозможным истерическим выходкам. Но теперь перед ним незрячая поклонница, и это было для него ново.
— И как это?!
— В апреле 1978 года мы с мамой случайно купили билеты в театр «На Таганке», — рассказывала Глафира, и Селиванов вдруг заметил, что неподвижные черты ее лица ожили. — Шел спектакль «Жизнь Галилея», и голос Владимира Семеновича меня не просто потряс, а околдовал. С этого вечера я хотела только одного: снова и снова слышать этот голос. У родителей я была единственная, и папа ночью приехал к театру, выстоял многочасовую очередь и купил билеты сразу на два спектакля. И началось… Я добывала билеты на все спектакли, где был занят Володя. В очередях познакомилась с другими завсегдатаями…
— Но спектаклей с участием Высоцкого было, по-моему, не так много, — вмешалась Татьяна Алексеевна.
— Ничего! Я ходила на эти спектакли и по три, и по пять раз, и больше. Мы поджидали Владимира Семеновича у служебного входа. Девчонки заговаривали с ним, пытались что-нибудь дарить ему.
— А вы как? — поинтересовался Селиванов.
— Мне, конечно, тоже хотелось заговорить с ним, ну хотя бы чтобы он увидел меня, но я так и не посмела. Среди его поклонников были не только девочки, но и молодые люди. С одним из них весной 1980 года у меня завязался роман, я вышла за него замуж. А в июле, как известно, Владимир Семенович умер. И, как поется, опустела без него земля. Для меня земля и правда опустела. В театр я больше не ходила. Со знакомыми по этой театральной толчее общалась все реже и реже. А мой муж оказался пустышкой. Я-то, как ни увлекалась театром, но сразу после школы устроилась на работу и каждое утро приезжала сюда. А муженек нигде не работал, не учился, стоял в очередях, спекулировал билетами. Осенью 1981 года я выгнала его. И началась у меня депрессия: душа ни к чему не лежала, всё валилось из рук. Не знаю, до чего бы я дошла, но осенью 1986 года меня взяли вот на эту операцию. Я тут ожила, не сразу, правда. У меня в руках появились только что записанные книги. Я полюбила читать их. Вообще полюбила чтение, и стараюсь даже быть в курсе, что за книги находятся у нас в производстве.
Открылась дверь. Мужчина в спецовке попытался внести еще один ящик с кассетами.
— Ой, Глаш!... — воскликнул он, увидев посторонних. — Ты еще…
— Поставь вот сюда, к стенке, — распорядилась Глафира. — Я скоро…
Глава 3
«Все же он не поверил, что я сам руковожу издательством, — усмехнулся про себя Сергеев, когда корреспондент и Татьяна Алексеевна ушли. — В каждом вопросе гостя сквозило недоумение: какие трудности вам приходится преодолевать как незрячему руководителю? Судя по голосу, этот Игорь Николаевич — открытый мужик, и надо было бы рассказать ему, что, когда меня назначили директором, я обладал уже руководящим опытом, а главное, знал жизнь и людей нашего коллектива».
Но Сергеев тут же поправил себя: знал все-таки относительно. Одна ситуация, когда ты действуешь в привычном круге людей и обстоятельств своего подразделения, а когда ты оказываешься в автономном, так сказать, кресле директора, обстановка уже другая. В твоем подчинении вроде бы все, а под рукой у тебя никого. И от этого на первых порах было неуютно. А еще надо было бы сказать, что в условиях системы ВОС, где создана соответствующая психологическая атмосфера, слепой руководитель — это привычное явление. А что касается моей информированности, то у меня средства связи, телефоны, компьютер с брайлевской строкой и, конечно, прибор для письма по Брайлю. Но не эти приспособления моя главная опора.
Зазвонил телефон, и бесстрастный голос определителя номера принялся называть цифры. Звонил Смольянинов.
— Добрый день, Артём Николаевич! — произнес Сергеев, взяв трубку.
— Добрый ли?! — голос Смольянинова прозвучал тревожно. — Надо посоветоваться, причем безотлагательно, сегодня же.
Владислав Георгиевич ощутил, как в груди у него возникла сосущая пустота.
— Утром я получил правительственные поправки к законам, как теперь выражаются, социальной направленности, — продолжал Смольянинов. — Этих поправок тут сотни страниц. Я не всё конечно посмотрел, но параграф 14 закона о социальной защите…
— И что? Отменили его?
— Ну зачем так плохо! — усмехнулся Смольянинов. — Просто выпуск литературы для слепых и комплектование спецбиблиотек перекладывается с федерального бюджета на бюджеты регионов.
— Как это?!. — не поверил своим ушам Владислав Георгиевич.
— Вот так! С будущего года работа издательства будет полностью зависеть от региональных законов.
— Но это невозможно.
— Теоретически это возможно. Еще до нового года издательство получит заказы на «говорящие» книги, укрупненку и брайлевские издания. Из регионов поступит предоплата, хотя бы частично.
— Но всё будет иначе, — закричал Сергеев. — Заказы мы получим не раньше апреля, да и то далеко не от всех.
— А с предоплатой будет еще хуже, — добавил Смольянинов. — Ведь регионы, судя по нынешним поправкам, хотят сбросить почти всю социалку. Где ж им взять столько денег!
— Это означает, что придется свернуть наши издательские объемы, брать какую-то стороннюю работу, не связанную с информационной реабилитацией незрячих. — Владислав Георгиевич не сдержался, употребив крепкие словечки, которые неистребимо засели в его сознании с той далекой поры, когда он в стае соседской пацанвы развлекался в зеленых царицынских двориках. — А кто и где формулировал эту поправку?
— Полагаю, в министерстве, которое сидит на деньгах. А кто? Опять же, предполагаю, что мадам Веникова Изольда Альбертовна.
— А кто она?
— Заместитель Бердникова.
— Ты с ней общался?
— Это не так просто. Но справки кое-какие навел. Ей 44 года. Замужем. Мать троих детей. Между прочим, как и ты, окончила Институт народного хозяйства имени Плеханова. Здесь же защитила кандидатскую диссертацию. Слушай, я должен идти на заседание. Вернусь через полтора часа. Потом у меня приблизительно двухчасовой перерыв, а после у меня важное совещание. Сегодня никак не могу к тебе приехать, а эту ситуацию надо как можно скорее обсудить. Приезжай. Пока доберешься, я освобожусь. Ты с кем будешь?
— С Усовым.
— Я заказываю пропуска.
Владислав Георгиевич позвонил Усову и водителю, предупредил, что через 15 минут им предстоит поездка в Думу. «За 18 лет работы в этом кабинете, — подумал он, — у меня не было, кажется, ни одного спокойного месяца, чтобы я решал только текущие вопросы издательства, а всё проблемы и схватки за пределами…»
До Государственной Думы в Георгиевском переулке они добирались больше часа. Сначала короткими рывками продвигались в пробке на выезде с проспекта на Садовое кольцо. Но и на Садовом кольце, и на Тверской движение не ускорилось.
Ехали молча. «Библиотеки для слепых, школы для слепых детей окажутся без новых поступлений нашей продукции, — думал Сергеев в отчаянии. — Неужели это не понимают те, кто готовил поправку? Как ее?!. Эта Веникова».
Усов за спиной у него невозмутимо шелестел страницами: то ли просматривал документы, которые они прихватили с собой, то ли листал какой-нибудь журнальчик. Главный специалист издательства по тифлотехнике может позволить себе разглядывать картинки в гламурных журнальчиках. Не его дело мучиться над вопросом, где брать деньги на зарплату сотрудникам, на оплату миллионных счетов за поставленную в типографию бумагу и оборудование, за монтажные и ремонтные работы.
Сергеев тут же одернул себя. «Кого-кого, а Усова не упрекнешь в безучастности. Разве не Усов выполняет головоломные поручения с выходом на иностранные фирмы, на правительственных или министерских чиновников?! А сколько раз Усов предлагал решение в тупиковых ситуациях! Именно он подсказал когда-то, что неплохо бы подключить регионы к финансированию выпуска литературы для слепых».
В те времена Сергеев общался со своим бывшим шефом от случая к случаю, да и то по телефону. Усов стал приметным партийным функционером районного масштаба.
— Судя по многим признакам, которые я наблюдаю, перестройка не ограничится косметическими переменами, — сказал он однажды. — Предполагается слом старой системы. Не устоит, боюсь, и ваше хозяйство.
Издательство в те времена функционировало за счет ВОС, и в центральном аппарате к инициативе Сергеева поначалу отнеслись даже с некоторым раздражением. Денег хватало. Зачем суетиться, понапрасну дергать государственные учреждения. Но Сергеев настаивал, подготовил аргументированные документы и, в конце концов, вместе с заместителем председателя ВОС Мурашовым попал на прием к министру культуры Латыниной. Она выслушала их, а через несколько месяцев во все управления культуры поступила бумага, в которой рекомендовалось выделять спецбиблиотекам слепых необходимые средства на приобретение «говорящих» книг. В ту пору регионы не бедствовали от безденежья, но даже тогда далеко не везде последовали этой рекомендации.
В начале девяностых годов спецбиблиотекам почти повсеместно прекратили выделять средства на приобретение озвученной литературы. Центральное правление ВОС продолжало финансировать издательство, но доходы Общества сократились в десятки раз. Того, что поступало на расчетный счет издательства, едва хватало на скудную зарплату сотрудникам и на покупку небольшого количества чистых кассет. Издательство продолжало записывать книги, но их тиражи стали совсем крошечными.
В январе 1994 года на одном из первых заседаний Государственной Думы брат главного редактора издательства Новоселова Никита, известный в ту пору политик, предложил записать в федеральный бюджет отдельной строкой «Выпуск литературы для слепых и необходимые инновационные средства».
— Даже в годы войны страна находила возможности выпускать эту литературу, — сказал он. — Неужели мы теперь настолько одичали?..
Депутаты тогдашней Думы поддержали предложение Новоселова и сумму определили значительную.
В следующие годы финансирование выпуска литературы для слепых записывали в федеральный бюджет по инициативе депутата Смольянинова. Суммы финансирования увеличивались. Но каждый раз повторялось одно и то же: деньги на расчетный счет издательства поступали с многомесячной задержкой. Предоставленные суммы приходилось прямо-таки выцарапывать из рук финансовых чиновников. Полученные средства, пусть даже с потерями, оказывались на расчетном счете издательства, гарантируя его устойчивую работу и процветания.
Сергеев и Усов устроились в больших кожаных креслах напротив кабинета Смольянинова. Мимо них по коридору, судя по поступи, ходили грузные господа. Пахло парфюмом, потом и чем-то еще, возможно, лаком. И было душно.
— А вот и наши! — объявил Усов. Смольянинов и его помощница Надя поздоровались, и уже вчетвером они вошли в кабинет. Впрочем, Надя сразу отделилась, ушла в другую комнату.
— Изменить поправку могут либо здесь у нас, либо в правительстве, — начал Артём Николаевич, пока Сергеев и Усов устраивались за столом. — Я успел переговорить, предварительно конечно, с председателем Профильного комитета Картавцевым.
— И что? — нетерпеливо спросил Сергеев.
— Ничего, — усмехнулся Смольянинов. — Я-то лично, говорит, против этой поправки. Картавцев по должности вроде бы за интересы социально незащищенных, но фракционная дисциплина превыше… Кстати, Картавцев интересуется, в каких регионах и какие суммы выделены библиотекам на приобретение озвученной литературы. Вы можете подготовить такую справку ну хотя бы до конца дня?
— Наверное, — сказал Усов. А Сергеев, не мешкая, достал свой мобильный телефон и набрал номер.
— Татьяна Алексеевна, вы где? — спросил он. — Извинитесь перед корреспондентом, но срочно нужна справка, какие библиотеки сколько получили денег в этом году из региональных бюджетов на приобретение «говорящих» книг и вообще нашей продукции. Да, конечно, самые последние данные. И сразу сбросьте справку по факсу Артёму Николаевичу. Жду.
— Во фракции думского большинства много вполне здравых людей, — продолжал Смольянинов. — Но практически все они и почти всегда голосуют, как велит руководство. Картавцев мне прямо сказал, да это и так понятно, что параграф 14 будет принят в формулировке правительства. Если вы хотите, говорит, смягчить ее, то добивайтесь этого в правительстве.
— Чего же добивается правительство этой поправкой? — спросил Сергеев. — Я не понимаю. Неужели цель — уничтожение системы информационной реабилитации незрячих?
— Верховная власть стремится переложить как можно больше забот на регионы, — усмехнулся Смольянинов. — А то, что рухнет выпуск литературы для слепых, — это такая мелочь. Поправки, я уже говорил, внесены не только в параграф 14, а чуть ли не во все законы социального направления. Сотни поправок. Тут иногда такое несут… Поневоле задаешь себе вопрос, где ты: в высоком законодательном органе великой страны или в психушке? Недавно разговорился я с одним деятелем из фракции большинства, и он выдал ряд откровений, надеюсь, своих собственных.
Это был его земляк Степан Степанович Сычев, ставший в девяностые годы большим предпринимателем. Заговорили они о поддержке инвалидов.
— Тебя снова и снова избирают депутатом, — произносил Сычев. — Ты доктор наук, профессор. Разве кто-то тянул тебя, создавал тебе условия?
— Да, создавали. Еще в тридцатые годы в нашей области открыли школу-интернат для слепых детей. Я попал туда, когда пришло мое время учиться. Мы занимались по стандартной программе средней школы, по стандартным учебникам, напечатанным по Брайлю. И, заметьте, всё это бесплатно. А ведь теперь далеко не каждый ребенок с глубоким нарушением зрения может попасть в школу-интернат. Во многих регионах этих школ нет, а где есть, туда берут детей только своего региона. Наша страна как будто поделена на десятки удельных княжеств.
— Кстати, эта ваша школа!.. — воскликнул Сычев. — Десятки, а то и сотни слепых ребят учились здесь до вас, Артём Николаевич, и сотни после вас. А где они? Я не спрашиваю, многие ли из них стали докторами наук, замечательными музыкантами или массажистами. Но многие ли стали людьми, которые вполне самостоятельно содержат себя и свою семью? А слепота располагает к иждивенчеству. Вот вы постоянно хлопочете о создании для инвалидов равных возможностей со здоровыми. Но ведь каждый раз речь идет о создании специальных условий: специальные школы-интернаты, издание литературы в специальных форматах, выпуск специальной вспомогательной техники и тому подобное. А всё специальное — это дополнительные затраты, причем огромные. Оно бы, может, и ничего. Но чем больше знает человек, тем больше у него вопросов, в том числе не удобных для властей. А это не нужно ни нынешнему начальству, ни самим инвалидам. Меньше знаешь — лучше спишь.
— А когда, на какие дни намечено принимать эти поправки? — перебил его Сергеев.
— Через десять… Нет, через восемь дней будет первое чтение, — ответил Смольянинов. — Времени у нас осталось мало, а нужно еще отработать формулировку, которая устраивала бы нас и была проходной.
— А чем, собственно, не устраивает их нынешняя формулировка? — поинтересовался Усов. — Вот закон о социальной защите инвалидов. Пожалуйста, параграф четырнадцатый: Право на получение информации. Читаю: «В этих целях принимаются меры по укреплению материально-технической базы редакций, программ, студий, предприятий, учреждений и организаций, осуществляющих выпуск аудиозаписей и другой звуковой продукции для инвалидов. Выпуск периодической, научной, учебно-методической, справочно-информационной и художественной литературы для инвалидов, в том числе изданных на магнитофонных кассетах и рельефно-точечным шрифтом Брайля, осуществляется за счет средств федерального бюджета. Органы социальной защиты населения оказывают инвалидам помощь в получении услуг по обеспечению тифлотехническими средствами».
— В статье не обозначен вклад регионов в обеспечение слепых литературой в специальных форматах, — заговорил Смольянинов, — и не определены рамки расходного обязательства Федерации. О сохранении в нынешней редакции, как я понимаю, не может быть и речи. Я вот что предлагаю, ну так, вчерне: «Государство гарантирует инвалидам право на получение необходимой информации. Обеспечение выпуска и приобретение периодической, научной, учебно-методической, справочно-информационной и художественной литературы для инвалидов, в том числе изданных в аудиоформатах и рельефно-точечным шрифтом Брайля для образовательных учреждений и библиотек, является расходным обязательством Российской Федерации». Но и такую формулировку вряд ли удастся протолкнуть. Здесь никак не обозначено участие регионов.
— Можно дополнить, — сказал Усов. — Для муниципальных библиотек и образовательных учреждений расходные обязательства берут на себя органы местного самоуправления. Только, по-моему, у нас нет муниципальных спецбиблиотек. А вот школы-интернаты для слепых и слабовидящих детей…
— Что-то я, Артём Николаевич, по поводу расходного обязательства… — вмешался Сергеев. — Обеспечение выпуска литературы, приобретение литературы для библиотек и образовательных учреждений является расходным обязательством… А информационные средства?!. Без них-то как? Это же оборудование для выпуска литературы и для прослушивания книг.
— Тогда запишем так, — отозвался Смольянинов. — Дмитрий Александрович, запишите: «Обеспечение выпуска литературы, инновационные средства, приобретение литературы для библиотек и образовательных учреждений является расходным обязательством Российской Федерации». Это, пожалуй, всё. Надеюсь, хоть что-то из этого удастся отстоять.
— Надо, чтобы в это немедленно вмешалось руководство ВОС, — произнес Усов. — Валерий Владимирович знает?
— О том, что готовятся изменения в социальных законах, конечно, знает… И он уже вмешивался. Его заверили, что никакого ухудшения для инвалидов по зрению подготовленные изменения не принесут. Но о поправках к четырнадцатому параграфу он, наверное, не знает. Я ему еще не звонил.
— Я позвоню, — сказал Сергеев, а сам подумал, что хлопоты Валерия Владимировича вряд ли дадут результат и что главная надежда на Артёма, на его депутатский мандат, на его авторитет и умение находить компромиссы. За годы безвременья он столько раз отводил от ВОС и от незрячих или, по крайней мере, смягчал разрушительные удары. Кто скажет, устояло бы наше Общество со всем его хозяйством, в том числе издательство, если бы не старания Смольянинова.
Вошла Надя, сухо зашуршала какой-то бумажкой.
— Факс из издательства ВОС, — сообщила она. — Это справка, Артём Николаевич, какие библиотеки получили в нынешнем году средства из бюджетов регионов на приобретение «говорящих» книг. Тут маловато библиотек, да и суммы какие-то…
— Ты бумажку эту поближе держи, — отозвался Смольянинов. — Пригодится скоро.
— А что с обедом, Артём Николаевич? Ведь скоро уже на совещание. А то будете голодным.
— Сейчас. Значит, свои варианты мы обсудили. Буду зондировать, какая формулировка устроит нынешнее большинство. И конечно буду добиваться встречи с Вениковой.