Организация ВОС крупным планом

ЕЕ ЛЮБВИ ХВАТАЕТ НА ВСЕХ

     Болезнь глаз у Розы Ивановны Ильиной началась в раннем детстве. Но это не помешало женщине вести активный образ жизни, которую она посвятила педагогике. Сегодня Роза Ивановна занимает должность Председателя муниципальной первичной организации «Южный Порт» ВОС.

- Я родилась в тридцать восьмом году и когда началась война, мне было почти три года. Мы уехали в Орловскую область к моей бабушке, которая жила в деревне. Думали, там будет спокойнее, чем в Москве. Потому что здесь уже начались бомбардировки, и маме со мной и сестрой, всего на два года старше меня, было тяжело. А отец уже был призван на фронт.  А у меня, в самом детстве, когда мне был годик, после кори произошло осложнение на глаза и мои родители меня лечили еще до войны, обращались к врачам, которые уверяли, что раз есть еще остаточное зрение, может быть, меня и вылечат. А тут началась война, и мы, въехав в Орловскую область, оказались в оккупации. И даже в нашем доме стояли немцы. И бабушка такой рассказывала эпизод, что пожилой немец, взял меня на руки, когда я ночью заплакала, качает и говорит: «матка, такой у меня, такой киндер». Они, в общем, шли поневоле воевать. К сорок третьему году как раз начались военные действия, фронт наш начал наступать. И немцы, которые стояли на посту, предупредили: «матка,  жечь будем». И мы кое-какие вещи закопали, ушли из дома, только отошли - и дом загорелся. Ну и попали после этого в эвакуацию. А сначала жили где-то в землянках, потом нас переселили в Елец. Я была маленькая, ходила в детский садик, а мама работала. Собирали колоски на поле, чем-то питаться. В сорок четвертом году мы приехали в Москву. 

- Ваше зрение тогда было…

- Зрение уже тогда плохое было, лечение приостановилось. И я уже видела плохо.

- Вы в очках ходили?

- Совсем маленькой дошкольницей - нет. А когда пошла в школу, тогда уже стала носить очки. Но я училась в обычной школе, не для слепых. Мечтала быть учительницей с самого детства. Играла в куклы, все их сажала, учила. А потом, в школе я была все время пионервожатой. Училась в девятом классе, а пионервожатой была в пятом классе. Такое стремление к педагогике у меня осталось на всю жизнь. И когда я закончила школу, то пошла искать работу. А работать меня нигде не принимали, потому что зрение-то плохое. И тогда мне мой один очень хороший знакомый, корреспондент в журнале «Огонек», говорит: «Ты знаешь что, Роза, - есть такое общество слепых, вступи-ка ты в него». И вот в восемнадцать лет  узнала, как это делается, пошла проходить ВТЭК, а мне врачи и говорят: «как же ты, девочка, училась в массовой школе с таким зрением?» А я сидела на первой парте, училась неплохо. Очень любила литературу, историю.

- Вы, наверное, отличницей были, не скромничайте.

- Нет, нет, нет, я училась в основном на 4 и 5, но по математике и по физике были и троечки. Я вступила в общество слепых и пошла сразу устраиваться на работу. И меня направили на щеточную фабрику. Я пришла, посмотрела на производство и говорю: «ни за что не буду здесь работать». И мне тогда предлагают: «знаете что, у нас открывается предприятие на Багратионовской, электромеханическое направление. Попробуйте туда устроиться». И я в этот промежуток времени, пока оно открылось, работала в обычной школе секретарем. А когда оно в апреле пятьдесят седьмого года открылось, я пошла работать на это предприятие. Там я проработала с пятьдесят седьмого по шестьдесят четвертый год. Я очень благодарна Попову Владимиру Васильевичу, потому что он меня послал учиться на курсы мастеров. Тогда такие двухгодичные были курсы. Я закончила эти курсы и стала мастером по надомникам - обучала их забивать патроны в электророзетку. Мне эта работа очень нравилась. Я ездила по всей Москве, очень уставала, но мне нравилось встречаться с людьми. Это были люди, прошедшие войну. И они столько рассказывали о себе, столько было интересных историй об их жизни. Я записывала эти встречи. Даже отдельных людей помню - где жил и что рассказывал.

Я поступила в шестьдесят первом году в Педагогический Институт. Сначала я поступала на журналистику, но не прошла по конкурсу - не добрала одного балла по английскому. И пошла в педагогический. На исторический факультет. И пошла я на вечернее отделение, мне не хотелось оставлять работу на предприятии. Мне нравилась эта работа по надомникам. Я там освоила еще много операций по сборке патронов. Мы работали в контакте с заводом «Динамо» и они нам давали интересные задания: сборка сопротивлений для электромоторов в метро, в электричках. Собирала патроны, на конвейере работала.

А потом, когда проучилась три курса института, нам, в педагогическом институте, сказали: «надо устраиваться по профилю». То есть идти в школу. А я все время мечтала о детском доме. Не знаю, почему-то меня тянуло к таким детям, я писала курсовую работу по становлению детей в детском доме и пошла работать в детский дом. Наверное мне везло на то, что все время в жизни встречались хорошие люди. И там был директор Виктор Алексеевич Ротов. Сам прошел гражданскую войну, очень интересный человек был. И он мне говорит: «Знаете что, Роза, вам не надо сейчас быть воспитателем, а побудьте сначала вожатой в детском доме. Посмотрите этих детей, привыкнете к ним. Потому что у воспитателя очень много хозяйственной работы». Детей ведь надо было одевать, кормить, мыть их, в общем, такая работа, как у настоящей мамы. А я тогда совсем молодая была. Очень любила везде ходить, ездить. И я года два проработала вожатой. И очень любила я ребят. Они, зная, когда я приду на работу, к остановке автобусной прибегали, встречали меня. Ездила я с ними много, в походы ходила, детский дом был хороший. Сейчас много говорят об ужасах детского дома.

Честно скажу, мне это не понятно. У нас был хороший детский дом. Главный такой орган был - совет воспитанников. Мы все вопросы решали вместе по устройству детского дома, быту детей, по проведению праздников на этом совете воспитанников. Был хороший педагогический коллектив. Я в шестьдесят первом году вышла замуж, и у меня в шестьдесят седьмом году родился ребеночек.

- Мальчик, девочка?

- Мальчик. Сашенька. И тогда я, когда уже пришла после декретного отпуска, мне директор говорит: «Роза Ивановна, вы теперь стали взрослой, настоящая мама. Мы вам даем работу  воспитателя». И я работала воспитателем. Была у меня группа детей, третий-четвертый класс. Очень любила их. Я проработала так до шестьдесят девятого года в этом детском доме. А потом мы переехали на другое место жительства, и мне стало очень тяжело ездить в детский дом. Потому что совсем другой район Москвы. Тот детский дом был, где Тимирязевская академия, а мы переехали в Нагатино. И тогда я пошла в РОНО и мне предложили работу учителя истории в школе. Там от нового дома школа близко была. И я пошла учителем работать. Там тоже был очень хороший директор, замечательный педагогический коллектив. Я поработала года два учителем истории, молодая была, такая боевая, активная. И директор тогда мне говорит: «Знаешь, Роза Ивановна, будешь моим заместителем директора по воспитательной работе». И я вступила в партию, и стала одновременно учителем истории и заместителем директора по воспитательной работе. Очень интересная получилась работа с детьми: ездили в трудовые лагеря в Краснодарский край в станицу Кущевского района. Собирали черешню, пололи огурцы. И ребятки получили там небольшую зарплату, мы вели их учёт рабочего времени. Комитет комсомола был очень у меня в школе хороший, сильный.

     В семьдесят пятом году у меня родился второй мальчик. И когда я в семьдесят шестом году пришла в школу, вызвали меня в РОНО и говорят: «Роза Ивановна, решили мы вас направить сотрудником в детский дом». И этот детский дом от Московской железной дороги был. Тоже другой район Москвы, ближе к Войковской. Ну, что делать, потянуло в местный детский дом. Пошла воспитателем и заместителем директора по воспитательной работе. Но там детский дом был немножко необычный - семейного типа. Там были дети с трех до восемнадцати лет, из дома ребенка или дети-сироты тех родителей, которые погибли в железнодорожных катастрофах.  И это были нормальные, здоровые ребята. Тоже у нас руководящий орган совета воспитанников, пионерская дружина, защищали мы и Луиса Корвалана, были у нас и гости из Чили. Вообще,  была у нас очень сильная воспитательная работа. Вот чего сейчас, наверное, не хватает в школах. Но вы знаете, у меня получилось так, что дети мои были вполне обеспечены. Девочкам старшеклассникам даже заказывали платья в ателье. Врачи нас обслуживали из железнодорожной больницы. Если ребенок болел, мы его клали в эту больницу. Мне очень запомнился случай, когда я пришла в детский дом, в семьдесят шестом году, у нас одна девочка была 18 лет. И когда ей удалили зуб, у нее открылась раковая опухоль. И я, помню, к этой девочке ездила все время в больницу. Она лежала в Боткинской больнице. Нина Коротких. Она хорошо пела, была красивой девочкой и через полгода она умерла. И вот это впечатление хрупкости жизни у меня осталось на всю жизнь. Насколько это произвело на меня сильное впечатление.

      У нас был свой лагерь от детского дома в Суходреве, это по Калужской дороге. И был такой распорядок, что старшие воспитанники шефствовали над младшими. У каждого старшего был младший воспитанник. Ребята все время заботились друг о друге, помогали и в учебе и в бытовых  условиях жизни. И мы потом сформировали спальни, где не только старшие были, а и подшефные. Ну, допустим, девочке восемнадцать лет, а другой подшефной девочке 10 лет. Вот они кроватки вместе, девочка старшая учила младшую заботиться и следить за собой. Мы старших воспитанников учили хорошо готовить. Вязали они, занимались кулинарией, а в результате девочки выходили из детского дома хорошими хозяйками.

 Мне тогда железная дорога даже выделила квартиру поближе к детскому дому. То есть я жила вместе с родителями, а тут получилось, что у меня двухкомнатная квартира на свою семью. И вот детдомовские дети у меня постоянно бывали дома. Вы знаете, у меня, слава Богу, был муж очень спокойный такой, доброжелательный. Он придет с работы, а там дети из детского дома. Девочки приходили и спрашивали: «Роза Ивановна, а можно мы вам ужин приготовим? А можно мы погладим? А можно мы испечем печенье?» У нас была какая-то родственная связь с ними.

- Они вас как маму воспринимали?

- Да. И я сама, где бы ни была, в гостях, в театре, приходила поздно вечером в детский дом, смотрела, считала, все ли по головам на месте, спят ли, как себя чувствуют. Посмотрела, уходила домой. Детский дом, само здание было очень ветхое. И вот к нам приезжала комиссия, и сказали, что в таком здании детей содержать нельзя. И тогда железная дорога построила очень хорошее здание для детей-сирот в Тульской области. И сказали: «давайте мы всех детей-сирот переведем туда, в Тульскую область, в интернат». А ведь дети уже привыкли к Москве. И мы очень не хотели никуда переезжать. И тогда мы детей-москвичей устроили здесь, в интернаты, а тех, кто не из Москвы, перевели в Тульский интернат. Но у меня получилось так, что я-то пришла заместителем директора по воспитательной работе, а директор оказался очень практичный. Он уже знал, что детский дом будет закрываться. И мне говорит: «Знаешь, Роза Ивановна, мне предлагают работу в школе директором, учителем истории и рядом с домом».  И он в семьдесят девятом году ушел из детского дома, а я осталась директором. И вот это все закрытие детского дома, распределение детей легло на меня. Конечно, помогали воспитатели. Но этот период был очень-очень трудным.

Ещё запомнился такой случай, когда мы отбирали детей из дома ребенка для своего детского дома. Потому что в семьдесят втором году у нас была дошкольная группа. Это с трех до шести лет. А потом уже школьная - до восемнадцати лет. Детей железнодорожников было мало. И когда мы формировали детей, уже брали из дома ребенка. И вот я приехала в дом ребенка, где-то в феврале, нам показали трехлетних ребяточек, и меня поразило: большой манеж в доме ребенка, и лежат дети, восемь человек – валетиком, неприкаянные. И вот, когда мы потом отбирали трехлеточек, я приму ребеночка, посажу к себе на колени, поглажу его, конфетку дам, они цветочки на моем платке рассматривают. Отобрали мы детей. Ну, хорошо, эти десять детей к вам приедут где-то в мае. А это было в феврале. И я в мае иду на работу, во вторую смену, а их привезли. И вот эти десять человек бегут мне навстречу: «Мама, мама наша пришла». Вот насколько это было трогательно.

Когда пришло расформирование, слава Богу, железная дорога нам очень помогла. Для старших воспитанников предоставляли отдельную жилплощадь - комнатку в коммунальной квартире. И мы фактически всех старших ребяток определили с жильем. Младших отправили по интернатам. Когда уже закрыли детский дом, а так как я жила близко, то они еще, наверное, недели две ходили ко мне домой, в семь часов вечера, когда у них по расписанию был ужин: «Роза Ивановна, а мы пришли покушать».

- А как вы стали председателем общества?

- О, это долгая история. Я пошла в РОНО и меня направили в школу, работать учителем истории. И так как знали, что  я работала заместителем директора по воспитательной работе, меня там тоже назначили заместителем директора по воспитательной работе. И я с восемьдесят первого по восемьдесят девятый год работала в 203-ей школе. Очень хороший педагогический коллектив, хороший директор, мы с ним дружили, помогали друг другу. Опять же, сильная воспитательная работа: комсомольские собрания, трудовые лагеря, ездили в Мытищи на сбор клубники. Киноклуб я очень интересный организовала. А у меня была, наверное, года три, история: восьмой, девятый, десятый класс. Это как раз восемьдесят шестой по восемьдесят девятый годы. Начало перестройки. И газетный материал читать надо было, в учебнике уже не было освещения этих событий. И, честно говоря, в силу занятости я работала по ночам. И начала замечать - стало очень плохое зрение. Чувствую, что я уже не вижу, что читаю. И тогда, в восемьдесят девятом году, я пришла к директору и говорю: «Вы знаете, Ольга Сергеевна, я стала плохо видеть». Она знала, что я инвалид по зрению. И она говорит: « ну, что делать, Роза Ивановна, сходите к врачу, посмотрите, что и как». Я пришла в институт глазных болезней Федорова, мне сказали: «ни в коем случае нельзя читать, иначе вы вообще потеряете зрение».

А я все время в этот период состояла на учете в организации Пролетарского района ВОС- наша организация была  еще на улице Трофимова. И я ходила иногда туда на собрания, когда было свободное время, аккуратно платила членские взносы. Пользовалась библиотекой, на кассетах слушала книги. Поэтому связь у меня с обществом была, даже когда работла в школе, в детском доме. А потом, когда в восемьдесят девятом году фактически я ушла с работы, пришла в свое общество слепых. И в сентябре восемьдесят девятого года я была утверждена председателем первичной организации Пролетарского района. Тогда еще не было разделения на управы. Было у нас тогда 480 человек.

- А сейчас сколько?

- 280. Знаете, этот период был для меня тоже сложный. Потому что я привыкла с детьми работать, а приходили бабушки и дедушки. Их тоже, как малышей, хотелось погладить, как-то пожалеть, но не все это понимали. Это был сложный период. Но у меня была хороший секретарь, Марта Георгиевна. Да и городская организация мне очень помогла.

- Например, в чем?

- Мне городская организация помогла сделать ремонт по предыдущему адресу. А потом получилось так, что здание, где мы находились, выкупила автомобильная фирма. И через департамент госимущества дали нам вот это помещение - 109 квадратных метров. И мы переехали сюда.

- И вам хватает этого помещения?

- Хватает. Я не хочу больших помещений, мне достаточно - библиотека у нас вот здесь, в шкафчике сосредоточена. Кабинет реабилитации? Если что, мы людям все покажем здесь, в зале. Спортивные снаряды я ставить не хочу, чтобы они стояли мертвым грузом. Потому что у меня люди живут отдаленно все-таки. Они не будут специально сюда ездить, чтоб позаниматься. И, дай Бог, чтобы нам удалось удержать это помещение. Потому что Собянин сейчас пересматривает программу аренды помещений для общественных организаций. К сожалению, каждый год я занимаюсь пролонгацией аренды помещения. У меня связь с районными управами, у нас 3 - 4 управы Южного округа и одна управа Юго-Восточного округа. Они по мере возможностей нам помогают.

- А какие проблемы приходится решать в рабочее время?

- Во-первых, конечно, это приобретение мебели для организации. Вот холодильник новый мои хозяйки поапросили. Значит, буду как-то через управу, или через какие-то фирмы договариваться. Проблема, конечно, в обеспечении людей тифлотехникой. Нам необходимо все эти говорящие тонометры, термометры, трости. Сейчас флеш-плееры появились очень хорошие. DVD-плееры - тоже нас интересуют. В общем, техническое оснащение и самой организации и тифлотехникой для незрячих. Если какие деньги добываются, я тут же собираю бюро и мы решаем: допустим, нам дали 20000 рублей. Что мы на них будем приобретать? Ну, вот они и подскажут. Я честно скажу: у меня сильный, хороший актив, которому я доверяю. И я стараюсь прислушаться к их мнению, понять их. Если я с чем-то не согласна, я высказываюсь, если они не согласны, они тоже высказываются.

И действительно, с помощниками Розе Ивановне повезло. Ее правая рука и заместитель – Елена Иванова Ведяшкина, инвалид второй группы и старший групорг. В ее обязанности входит так же устройство праздников с подарками для ветеранов и посещение выставок и театров. Татьяна Алексеевна Дворецкая, инвалид первой группы, занимается социальной работой и оказанием материальной помощи инвалидам. Лидия Ивановна Гавриленкова, инвалид второй группы, отвечает за социальную реабилитацию и получение тифлосредств. Нина Петровна Алехина, инвалид второй группы, несет ответственность за культурно-массовый сектор. Вера Николаевна Лашкова, инвалид второй группы является членом ревизионной комиссии.

- Организация у вас уменьшается. Как идет приток новых членов, где вы их находите?

- Вы знаете, с притоком очень сложно. Я вам честно скажу. У меня очень хорошие взаимоотношения с нашими райсобесами. Сейчас они называются УСЗН. К ним обычно приходят оформлять пенсионные дела инвалиды всех категорий. И мне сотрудники УСЗН выдали списки инвалидов по зрению, которые состоят у них на учете. И вот я им звоню: «Здравствуйте, общество слепых, приглашаю вас к нам встать на учет». Сразу вопрос: «А что дают? А что мне с этого будет? А зачем?» «Ну, у нас тут такая культурно-просветительная работа, социально-бытовая работа». «А, это нам не надо». Часто отвечают так.

- То есть, людей прежде всего интересуют материальные блага?

- Да. Вот если бы я сказала: «вот знаете, да мы к каждому празднику даем заказы, да мы вот вам дадим говорящий тонометр» - это их заинтересует. К сожалению, так. Наша сложность еще в том, что мы принимаем инвалидов по зрению. Первую, вторую группы и третьей группы. Но у меня бывает так: женщина была инвалидом второй группы по зрению. Прошла переосвидетельствование. И получила общую группу по заболеваниям. Фактически она уже не является членом ВОС.  И вот она говорит: «вы знаете, Роза Ивановна, я к вам так привыкла, я к вам ходила 15 лет, ну можно я у вас как-то останусь? Ну, что же совсем быть мне неприкаянной?». И вот они у нас уходят в категорию зрячих. На правах зрячих. Но это как бы прикрепление к нашей организации, мы их даже не можем отправить в пансионат. Потому что они не инвалиды по зрению. А наш пансионат принимает только инвалидов по зрению.

Еще я считаю, что все-таки надо сделать вступительный прием членов ВОС с четырнадцати лет. Когда ребятки учатся в школе, когда они еще молодые, когда у них нет какой-то своей организации, то если они в обществе слепых, это уже привязанность к конкретной общественной организации. А тут прием только с восемнадцати. Они, фактически, закончили школу. Они свободны. Они как-то устраиваются сами по себе. И если кто-то устроился с восемнадцати лет, уже как-то определился, скажет:  а зачем мне общество слепых? Что я от этого буду иметь опять же? И у меня есть такая категория молодых ребяток, которых я стараюсь привлечь в общество. Но они, если приходят - только на какие-то вечера, праздники. Да и то, если они нигде не работают. Я знаю, что это не только по моей, но и по другим организациям. И вот приходят только пожилые люди, сегодня пришла женщина 82 года, которую мы приняли. Приходят те, которые состоят в совете ветеранов. Одна пришла и спрашивает: «а что, у вас ничего нет? Лучше я в совете ветеранов останусь». Продумать надо какие-то меры, чтобы привлекать людей в общество - это может быть на высшем уровне, в центральном управлении. Элементарно было - ВОСовский билет. Раньше только по нему мы имели право бесплатного проезда. И когда у меня его вытащили, мне секретарь говорит: «Роза Ивановна, только через 6 месяцев мы вам дадим новый».

- Ужас какой.

- Такой порядок. По уставу так. И я 6 месяцев покупала себе проездной билет, а что мне оставалось делать? А сейчас социальная карта для всех уже существует.

- Спасибо, большое, если что-то хотите добавить, буду рад.

- Я вчера была на совещании, в Южно-Портовой управе, и там отчитывался социальный центр. Ведь сейчас социальный центр в каждом районе существует. И они очень многофункциональны. Они работают со всеми категориями пенсионеров, у них больше возможностей: у них есть кабинет реабилитации, кабинет здоровья, кабинет психолога. Это очень важно для пожилых людей. Но, в то же время, мы не хотим раствориться на базе этих социальных центров. Мы не хотим создавать у себя аналогию - кабинеты психологии или реабилитации. Просто нам с ними нужно работать в очень большом контакте. Потому что мы своих людей можем туда направить. Просто, наверное, в перспективе, чтобы сохранить наше общество, надо продумать какие-то определенные льготы для инвалидов по зрению, чтобы это их привлекало. Очень трудно со спонсорами, потому что особенно они и не помогают. Я не знаю, как в других организациях, но, когда читаю журнал «Наша жизнь» и слушаю ваши журналы, там постоянно рассказывают: большая связь в регионах со спонсорами, большое финансирование для незрячих. Я сейчас обратилась в Новоспасский монастырь, они обещали помочь. Значит, будем надеяться: может быть, они нам окажут какую-то материальную помощь. Потому что хочется людям помочь