Общероссийская общественная организация инвалидов
«Всероссийское ордена Трудового Красного Знамени общество слепых»

Общероссийская общественная
организация инвалидов
«ВСЕРОССИЙСКОЕ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ОБЩЕСТВО СЛЕПЫХ»

 Он заслужил себе вечную память

Виктор Розанов

 

Прежде чем начать рассказ об этом выдающемся человеке, хочется поблагодарить всех тех, без кого материал не смог бы быть написан. Это сотрудники Пермской областной организации, в частности Владимир Семенович Шестаков, заведующая  Пермским музеем ВОС Валентина Николаевна Деменёва, экс-заведующий Музеем истории Санкт-Петербургской региональной организации ВОС Владислав Тимофеевич Куприянов и Алла Сергеевна Огаркова – директор Центрального музея ВОС им. Бориса Владимировича Зимина со своим главным хранителем Ольгой Владимировной Капустян.

 

«Несомненно, что потеря зрения глубоко

потрясает человека, но при современном

состоянии науки нет оснований считать

ослепшего навсегда выбитым из жизненной

колеи. Там, где офтальмология оказывается

бессильной, в свои права вступает

тифлопедагогика»…

Б. И. Коваленко,

«Возвращение ослепших

К трудовой жизни»

* * *

16 января 1890 г.  в уездном городе Свенцяны, что   в  Виленской губернии, в семье делопроизводите­ля акцизного управления   родился младенец мужеска пола…

Не будем долго интриговать и проясним все непонятки.

 Свенцяны он же Свянцяны, он же Швенченис, он же  Швянчёнис. Полагают, что здесь было одно из древнейших поселений литовцев. Сто лет назад это был небольшой городок. По данным переписи 1897 года, население составляло 6 025  человек. Обязательный костёл, православная Свято-Троицкая церковь, почта и районная больница. Были даже кинотеатр и краеведческий музей. Учебные заведения представлены полностью: начальная школа, реальное училище  и гимназия.

***

Теперь далее. В 1860 г. Александр II решил ввести акцизные сборы с выпускаемых спиртных напитков, заменив ими прежнюю откупную систему торговли водкой. Поступление такого рода налогов в казну контролировали акцизные чиновники.

Вообще-то, по уставу об акцизных сборах  в казну взимали налоги от дохода с  изделий из вина и спирта, дрожжей, табака, сахара, осветительных нефтяных масел и зажигательных спичек. Но бытовало мнение, что основной заботой «акцизных» было взимание налогов с винокуренных заводов.

 Резкое недовольство акцизной системой высказывала пресса: публицисты обвиняли акцизное ведомство в злонамеренном снижении цены водки, что, по их мнению, вело к спаиванию народа. Это негодование существовало и во всем русском обществе. Ясное дело, что должность считалась не престижной, поэтому в литературе представители акцизного дела всегда были выведены людьми мелкими, незначительными. Да и говорилось о них с иронией.

В Свенцянах, где находилось окружное акцизное управление, таких чиновников было предостаточно, и поэтому наблюдение за ненарушением акцизных уставов было там особенно сильным. Состав окружного акцизного управления был таков: надзиратель за акцизными сборами, участковый надзиратель, его старший и младший помощники, а также делопроизводитель; ну и, ясное дело,  канцелярия.

В 1900 г. отец был назначен помощником акцизного надзирателя. Наконец-то повысили, но теперь акцизного чиновника постоянно перебрасывали с места на место: Троки (ныне Трака?й), Вилейка (он же Вильно, а с 1939г. - Вильнюс),   Минск и снова Вилейка. Конечно же, вместе с отцом семейства переезжала вся семья. Так, в 1899 г. Боря поступил в подготовительный класс Виленской гимназии. В 1900-м перевелся в Минскую гимназию, а через год вернулся в Виленскую. По воспомина­ниям Бориса Игнатьевича, отец его очень много работал. Чтобы иметь возможность содержать семью, он брал ра­боту на дом. Мать до замужества была учительницей французского языка, но выйдя замуж, занималась домашним хозяйством и помогала отцу в надомной  работе. И то сказать,  ведь Борис был не единственным ребенком в семье. Всего детей было трое: два брата  Борис и Глеб, да сестричка Наталинька­. Когда дети утром вставали, перо их отца еще было мок­рым от чернил…

Летом семья выезжала в Троки (Тракай). Дети проводили много времени на озере в лодке, научились хорошо плавать. Развалины древнего замка создавали условия для интересных игр.

В гимназии Борис много занимался самообразованием и изучением языков. Юноша понимал, что помогать ему по жизни некому, так что надеяться следует только на себя.  Однако он не был «книжным червём»…

…С января 1905  по июнь 1907 гг. по всей российской Империи  прокатилась Первая русская революция.  Гимназисты, конечно же, участвовали в забастовках и демонстрациях. Участвовал в них и Коваленко. Да не просто участвовал – в 1905г. Борис организовал забастовку гимназистов и демонстрацию. Правительство, как известно, ответило на беспорядки репрессиями. Юношу едва не исключили из гимназии. Помогло то, что многие учителя, и даже директор, сочувствовали революции. Дело удалось замять.

В 1908 г.   Коваленко окончил гимназию с медалью и сразу же поступил в Петербургский универси­тет на общественно-экономическое отделение юридического факультета, где учился весьма успешно.  Во время учебы Борис изучал вопросы ра­боты с трудновоспитуемыми. За отличную успеваемость он получал стипен­дию, но вынужден был совмещать учение и работу, чтобы помогать семье. Работу Коваленко выбрал по специальности. Он устроился воспитателем  в спецколонию­ вблизи Петербурга для несовершеннолетних обвиняемых. Работал хорошо и с увлечением. К своим подопечным относился внимательно и чутко. Он был прекрасным ритором и в индивидуальных беседах умел затронуть лучшие черты малолетнего преступника. (Ритор — распространенное у древних греков (и римлян) звание ученого человека, способного изящно и определенным образом излагать нужные мысли).

***

Борис даже занимался с воспитанниками лыжным спортом. Тогда лыжи в России были диковинкой. Это было сложно – поход на лыжах «на воле»,  да без охраны, но авторитет Бориса Игнатьевича был  таким, что шкеты говорили: «Мы вас не подведем». И действительно не подводили. Побегов не было.

В 1912 г. Коваленко сдал государ­ственные экзамены, после чего целый год писал дипломную работу на тему: «Ко­лонии для несовершеннолетних правонаруши­телей». Работа была принята, и он получил дип­лом I степени (то есть «с отличием»). Но не только этим памятен 1913 год. Еще в бытность свою студентом Борис познакомился с молодой, красивой и скромной девушкой, которая училась на юридическом отделении Бестужевских­ курсов,   – Ниной Владимировной Крестьяновой. Несмотря на такую фамилию, была она дворянкой. В 1913 г. они поженились.

Новоиспеченный специалист был направлен в знакомую с детства Вилейку. Там, готовясь к обязанностям судьи по делам несовершеннолетних, поступил кандидатом на судебную должность и одновременно начал работать воспитателем в Ново-Вилейской областной колонии для несовершеннолетних правонарушителей.  Нина Владимировна в это же время окончила Бестужевские курсы и последовала за мужем. Бывшая курсистка преподавала, да к тому же прекрасно вела домашнее хозяйство.

 Этот период своей жизни они считали счастливым — у обоих хорошо шли дела на работе, они жили в любви и согласии, скромно, но не нуждались.

Через год началась Первая мировая война. А еще через год, точнее 9 августа 1915г., немцы начали Виленскую операцию. Чтобы не остаться на оккупированной захватчиками территории, молодые эвакуировались в Петроград.  Там супруги преподавали в кружках ликвидации неграмотности.  В 1916 у молодых супругов появился новый член семьи — дочь Нина. К тому времени Борис Игнатьевич уже работал  преподавателем общеобразовательных курсов.

Коваленко при переосвидетельствова­нии освобожденных от военной службы был на­правлен на медкомиссию  в Николаевский  воен­ный госпиталь, где в начале 1917 г. был признан полностью негодным к военной службе по зрению. Коваленко терял его постепенно, что воспринималось им особенно тяжело – «дамоклов меч над моей головой».

Как известно, в 1917 г. было две революции. Февральская буржуазная и Октябрьская социалистическая. Если после февральской в стране вообще, и в Питере в частности, сохранялся какой-то порядок, то после октября в стране начался, мягко говоря, хаос. В ноябре 1917-го с Коваленко произошел такой случай.

Шёл он по Литейному и вдруг заметил, что горит какое-то учреждение. Его первой реакцией было потушить пожар. Он быстро поднялся по лестнице, вошел в комнату, из которой валил дым, и увидел, что человек, с виду мастеровой, методично жжёт бумаги прямо на паркете. Там же и двое других людей делали то же самое. Один из них обратился к Борису Игнатьевичу: «Так надо. А вы уходите   быстрее, только свою фуражку судейского бросьте, иначе вам головы не снести».  Коваленко послушался совета. Как знать, может, этот человек спас Бориса Игнатьевича от расправы. А люди, с которыми он случайно встретился,  жгли бумаги полицейского Управления.

Вслед за разрухой после революции всегда приходил голод. Российская не была исключением. В Петрограде жить было очень трудно, тем более с ребенком, и молодая семья решила уехать на периферию, точнее, в г. Ельню Смоленской губернии. Борис организовал там комиссию по делам несовершеннолетних обвиняемых и состоял ее председателем до 1924 г.

Вскоре семья перебралась западнее – в соседний  Починковский  район Смоленской области, где в деревне Сельцо открылась вакансия  учителя. Сельский учитель, хоть и считается  интеллигентом, – еще и крестьянин. Коваленко с женой получали хороший урожай на приусадебном участке. В хозяйстве Бориса Игнатьевича были лошадь, корова, поросенок и куры. Крестьяне относились к ним с уважением, приходили к учителю за советами и… за семенами огурцов (в этой местности тогда огурцы не разводили).

И еще. Несмотря на то, что Борис Игнатьевич с Ниной Владимировной  были постоянно заняты, у них всегда находилось время для подрастающей дочки. 

Итак, дипломированный юрист превратился в настоящего сельского учителя.  Нина Владимировна же, супруга, хоть и была дочерью учителя средней школы,  но просвещением заниматься больше не хотела.  Видно решила, что преподавателей в семье предостаточно,  и выбрала медицинскую стезю. Борис Игнатьевич препятствовать не стал и  отпустил жену в Москву учиться на доктора. Более того, узнав, что ей нужно было досдать экзамены по математике и физике, сам подготовил ее по этим предметам.

***

В 1 км от деревни Сельцо располагался хутор Загорье, основанный в 1910г . деревенским кузнецом Трифоном Гордеевичем Твардовским. Да-да, вы не ошиблись – отцом знаменитого писателя и поэта Александра Твардовского. Сашина школа была в деревне Сельцо, а учителем его был…  Коваленко.  

Через много лет, на Первом съезде советских писателей, который проходил в конце августа 1934,  Александр Трифонович,  представлявший Смоленщину,  с благодарностью упомянул своего учителя, который помог ему утвер­диться в специальности литератора.  В 1960 г., приветствуя делегатов Всероссийского учи­тельского съезда, Твардовский назвал своим любимым учителем Бориса Игнатьевича. А в 1961 г. Коваленко получил от Александра Трофимовича в подарок  корре­ктуру поэмы «За далью даль» с дарственной надписью: «Моему лю­бимому учителю самый дорогой для автора экземпляр».

Но всё это будет потом, а тогда огромная  Российская Империя воевала. Белые, зеленые, золотопогонные и, конечно, Красная армия, – все со всеми, а там еще и интервенция стран Антанты. Но и помимо войны смерть косила людей направо и налево.

По России прокатилась жуткая эпидемия тифа, который, как известно, переносят вши и клещи. Сыпняк и брюшной – вши. Возвратный – клещи. В январе-феврале 1919 г. смертность от тифа была выше, чем от военных действий. Только по зафиксированным данным, с 1918 по 1923 гг. было зарегистрировано свыше 7,5 млн. случаев заболеваний сыпным тифом.

Борис  Игнатьевич в 1921 г. перенёс эндемический  возвратный тиф. Только после такого бывают осложнения на глаза – ирит или иридоциклит. Какая, в сущности, разница, если результат практически одинаков? Резкое снижение остроты зрения и развитие полной слепоты.

Увеит может быть острым и хроническим. В хроническую стадию заболевание переходит в том случае, если симптомы увеита у больного продолжаются 6 и более недель. Без лечения увеит может привести к приращению хрусталика к зрачку, к катаракте, вторичной глаукоме, отёку или отслоению сетчатки, помутнению стекловидного тела глаза.

Воспаление радужной оболочки (лат. iris) и цилиарного, или ресничного тела (лат. corpus ciliare), являющихся частью сосудистой оболочки глаза, называют иридоциклитом. Иридоциклит опасен тем, что поражает он чаще людей наиболее активного возраста – от 20 до 40 лет.

Коваленко почти совсем лишился зрения,  остались лишь сотые его доли. Несмотря на это,  будучи человеком сильной воли, он ещё три года проработал сельским учителем, но уже в школе 2-й ступени села Балтутино Ельнинского­ уезда.   А с 1923 г. он начал работу в Смоленском педтехникуме, в котором преподавал до 1925 г. Одновременно с педтехникумом  Борис Игнатьевич  начал работу в Смоленском педагогическом музее, где заведовал школьным отделом, но в феврале 1924 г. с этой работы ушел, так как просто физически было тяжело совмещать ее с другими занятиями. И потом не надо забывать, что все эти дела  требовали разъездов по разбитым лесным дорогам со множеством развилок, а при его практически нулевом  зрении это было тяжело. Учитель часто плутал – провожатых-то не было! Да и  небезопасно зимой в лесу.   Несколько раз гнались за ним волки.  Прямо в деревню за санями забегали эти «санитары леса» – ничего не боялись.

Однако уезжать из деревни Коваленко не  спешил. Ждал, когда жена окончит институт. В 1924 году Нина Владимировна получила диплом, и Борис Игнатьевич с семьей переехал в Смоленск. Работа в городе у него была. Как уже говорилось, он преподавал в Смоленском педтехникуме. И совмещал эту деятельность с работой школьного инструктора и школьного работника Единой трудовой  школы 2-й ступени. Преподавать приходилось разные предметы: историю, литературу, теорию словесности и даже физику.

***

Напомним, что в соответствии с декретом ВЦИКа от 16 октября 1918 г. «Об  единой трудовой школе РСФСР» Единая школа разделяется на 2 ступени: 1-я для детей от 8-ми до 13-ти лет (5-летний курс) и 2-я - от 13-ти до 17-ти лет (4-летний курс). И ещё. К Единой школе присоединялся детский сад для детей от 6-ти до 8-летнего возраста.

***

Кроме   преподавания Коваленко выступал перед населением с публичными лекциями на политические, научные, агрономические, атеистические и культурно-просветительные темы. Да еще организовывал диспуты на различные темы и сам  в  них участвовал.

В Смоленском Губернском отделе народного образования Коваленко предложили возглавить школу слепых, но он отказался. В разговоре с женой объяснил, дескать, тяжело ему будет, самому недавно потерявшему зрение постоянно находиться среди незрячих, которые  будут напоминать о его недуге.

Может быть, именно тогда впервые прозвучала сакраментальная фраза «Борис, ты неправ!» – Нина Владимировна настояла на его согла­сии, особенно упирая на то, что с 1919 г. Смоленское училище для слепых детей преобразовано в Детский дом для незрячих детей.

«У тебя же дипломная работа почти на эту тему. Вот и давай!» – уговорила. Да так, что супруг  решил спе­циализироваться в области тифлопедагогики. Вот так примерно и начался  у Коваленко новый (он же последний) этап жизни – работа в качестве тифлопедагога. Страшно подумать, как бы развивалась эта наука, если б не любимая супруга Бо­риса Игнатьевича …

***

    Снова пришел Коваленко в Губоно и дал согласие на работу в Детском доме, называемом почему-то «Смоленская областная школа  слепых». Согласился, да с условием, что, мол, не сразу займет руководящую должность. Для пробы сперва поработает преподавателем, а коли потребуется, то и воспитателем.

***

7 мая 1891г. состоялось официальное открытие Смоленского училища для слепых.  Оно располагалось в  арендованном   доме Розонова, находившемся на 1-ой линии Солдатской слободы. В  июле 1895-го школа слепых переехала в купленный у наследников некоего Юшкевича дом, что находился в Офицерской слободе (район нынешних улиц Энгельса, Нахимсона, Герцена). Вот его описание: «Дом… вместе с 2-мя флигелями, фасадом выходит на обширную площадь, занимаемую Верхне-Никольской церковью… Указанное место отстояло не слишком далеко от центра города, вместе с тем настолько от него удалено, что воздух здесь совершенно чистый. К зданию примыкает двор и сад, и всё владение занимает отдельный квартал, со всех сторон граничащий с площадью и улицами. Выход за город – в нескольких саженях… Всей земли в указанном владении находится 1344 кв. саж. (то есть 6118 м.кв). Среди построек – двор, который, будучи расширен за счет прилегающего сада, может быть вполне достаточен для детских игр и для устройства в нем гимнастики… Сад, засаженный фруктовыми деревьями и ягодными кустами, достаточно велик для гулянья учеников».  .

В главном доме были класс, столовая, рекреационный зал, спальни на 15 человек и комнаты для заведующего училищем и его помощника. В первом флигеле разместились мастерская, две спальни на 10 человек и комнаты для воспитательного персонала.

В 1919 г. смоленское Училище для слепых детей преобразовано в Детский дом для слепых детей.  В 1927 г. смоленский Детский дом опять  преобразован в школу для слепых детей.

***

Явился Борис Игнатьевич к новому месту работы – и руки опустились. Сказать, что  работа в школе была плохо организована – значит ничего не сказать. Да, конечно, в полуразрушенной стране царили голод, холод и болезни. Время было тяжелейшее. Этим вовсю пользовались школьные работники.  Прогулы, воровство. Мастерские не работали из-за беспробудного пьянства трудовика. Какие уж тут занятия! 45 учеников были предоставлены сами себе. В классы приходили по желанию. Некоторые занимались попрошайничеством. Официально это безобразие называлось «низким уровнем учебно-воспитательной работы». Вот и пришлось новому преподавателю  заняться решением оргвопросов, а для непререкаемости авторитета  Борис Игнатьевич  был-таки назначен заведующим школой. Вскоре  к нему приехала мать с братом и сестрой. Мать вновь стала преподавать французский, брат тоже работал учителем, а домашняя работа легла на плечи сестры Наташи.

Новоиспеченный заведующий   начал  большую и трудную работу по улучшению материальной базы, организации школьного коллектива и повышению квалификации учителей. Сам Коваленко тоже усиленно занимался самообразованием. Изучал отечественную и зарубежную литературу, посвященную работе с незрячими.

Одновременно Борис Игнатьевич начинает заниматься исследовательской работой. В этом ему помогло то, что еще в 1913 году  Коваленко вплотную занимался вопросами дефективного детства  и массовой школы, а также всесторонне изучал дефектологию с педагогикой.

Большое влияние на формирование взглядов Коваленко о современных задачах дефектологии оказало выступление  Льва  Семеновича Выготского на Втором съезде СПОН. (Кто не помнит, Второй съезд социально-правовой охраны несовершеннолетних (СПОН) проходил 26 ноября 1924 г. в Москве).

***

После Второго съезда в 1925 году и в 1926 году в Москве функционировали Центральные курсы СПОН по повышению квалификации работающих с аномальными детьми. Бориса Игнатьевича   сделали лектором этих курсов.

Но работа в смоленском Детском доме для слепых детей никуда не делась. Вскоре учебное заведение изменилось до неузнаваемости. Вместе с коллективом учителей совершенствовался учебный процесс, поднимался уровень воспитательной работы. На основе теоретических и, небольших  пока, практических знаний Коваленко формулирует основной принцип обучения слепых: речь - мощный рычаг в работе с незрячими при условии достаточной опоры на конкретный материал  и труд. Безусловно, в нововведениях легко узнать теорию социального конструктивизма Выготского, которой  Коваленко нашел практическое применение.

 Для мастерских построили два новых здания, потому что Борис Игнатьевич  большое значение придавал трудовому обучению и воспитанию своих подопечных.  В одном из них стали обучать трикотажному делу, что было ново. Во втором работали щёточные мастерские.

Летом учащиеся отдыхали и работали в подсобном хозяйстве на собственной даче- «усадьбе» в деревне Слобода. День начинался с утренней зарядки. Затем сельхозработы: ученики возились с  овощами и ухаживали за животными. После раннего обеда начинались занятия, которые были рассчитаны на 4 часа. Затем ребята полдничали молоком, и наступало так называемое «личное время». Кто-то шёл на занятия кружка художественной самодеятельности, а некоторые  отдыхали. Старшим разрешалось ходить  на деревенские спевки.

Всем было интересно, и воспитанники не бузили, потому что жизнь их была наполнена смыслом.

***

Не успели закрыться Курсы СПОН, как Президиум  Государственного Совета утверждает Коваленко членом методической комиссии при отделе социально-правовой охраны несовершеннолетних. После этого Наркомпрос и Центральный институт повышения квалификации кадров народного образования стали систематически поручать Борису Игнатьевичу проведение занятий по вопросам работы со слепыми и слабовидящими на всех центральных (то есть всесоюзных) курсах подготовки и повышения квалификации кадров тифлопедагогов  (эти курсы организовывались ежегодно с 1926 по 1938 гг.).

Но дополнительная нагрузка не отвлекала Коваленко от основной работы –  работы с детьми.  Он уже по собственному печальному опыту знал, что одна из главных трудностей незрячих – это пространственная ориентировка. Следовательно, для наглядности необходим показ натуральных предметов и  рельефных изображений явлений. Кроме того, хорошо помогает развитию ориентировки  проведение    экскурсий.

Всё это широко использовалось в обучении и воспитательном процессе. В течение учебного года ребятам устраивали пешие прогулки, а также ближние и дальние экскурсии. Летом учащихся вывозили даже на Южный берег Крыма, где они ходили на экскурсии  и в недалекие походы  по окрестностям.

Под руководством Бориса Игнатьевича за несколько лет шко­ла стала лучшей в стране. Зна­чительно улучшилась учебно-воспитательная работа, так как остались лишь те учителя и воспитатели, которые любили незрячих детей и свое дело. Началась коллектив­ная творческая работа. Результаты обучения и воспитания каждую неделю обсуждались в педагогическом кол­лективе.

Коваленко утверждал, что цели и задачи образования слепых такие же, как и у зрячих. Но для успеха работы требуется определённое изменение методики проведения занятий, соответствующее оборудование учебного процесса, а главное – учёт состояния остаточного зрения и требований коррекции и компенсации дефектов развития. «Там, где офтальмология оказывается бессильной, в свои права вступает тифлопедагогика… На смену суеверному страху и состраданию приходят специальные приемы обучения и специальная техника труда, благодаря которым потерявшие зрение могут обучаться и трудиться наравне со зрячими…» Это утверждение  стало основой  всей деятельности ученого.

***

Ох, любят у нас иностранные слова. Для солидности, что ли, их употребляют? «Инклюзия», «инклюзивное образование»… а чем плох российский термин «совместное обучение»? Но нет. «Усилия  общественности в 1990-х - 2000-х гг. по формированию общественного мнения позволили начать создание условий для такого типа педагогики, получившей наименование инклюзивной». – Эва как! Да ведь в России еще на стыке XIX и XX вв. на стра­ницах отечественного журнала «Слепец» велась дискуссия ученых и практиков на тему совместного обучения слепых и зрячих учеников, анализировались конкретные случаи интеграции незря­чих детей. А Коваленко в 1924г. описал принципы совместного обучения (кстати, он его в порядке эксперимента и проводил).

По его инициативе в Смоленске был осуществлён эксперимент по организации совместного обучения и воспитания слепых и зрячих, начиная с детского сада и затем с 5 класса школы. В результате эксперимента были сделаны следующие выводы.

1. Совместное обучение слепых и зрячих в детском саду и затем с 5 класса школы доступно далеко не всем. Целесообразно включать слепых детей в класс для зрячих лишь небольшими группами по 2-3 человека.

 2. Необходим специальный инструктаж. Систематические встречи тифлопедагогов с воспитателями детских садов и учителями массовой школы, работающих в классах, куда направлены слепые дети. Обязательно предоставление специальных пособий.

 3. Слепые дети, посещающие школу для зрячих, должны жить в своей школе для слепых, и им следует оказывать помощь при подготовке домашних заданий и проработке тем, требующих специальных технических средств. Особое внимание следует уделять знакомству с предметами и явлениями окружающей действительности, проверке тетрадей и контрольных работ.

Все принципы совместного обучения и выводы по этому эксперименту Борис  Игнатьевич описал в книге «Краткое руководство по совместному обучению слепых и зрячих», выпущенной в 1930 г.

И всё же, несмотря на положительные результаты эксперимента,  он категорически возражал против отказа от специальных школ.  Более того, Коваленко считал обязательным создание школ и для слабовидящих детей. В тридцатые годы, благодаря его стараниям, они   были открыты.

Хорошо бы современным педагогам и медикам, ратующим за перевод всей системы специального образования на «инклюзивное», прислушаться к мнению основоположника нашей тифлопедагогики.

А о том, что Борис Игнатьевич стал признанным мэтром этого направления науки, говорит хотя бы то, что  его  знания были чрезвычайно востребованы. Курсы СПОН, методическая комиссия при отделе социально-правовой охраны несовершеннолетних,  членство в методическом совете, куда Коваленко был  введен Государственным Ученым Советом  Наркомпроса. А ещё ведущий преподаватель   всех центральных курсов подго­товки и повышения квалификации кадров тиф­лопедагогов, направляемый на них Центральным институтом повышения квалификации кадров Наробраза­. Но, как говорится «лиха беда начало».

Коваленко приглашают читать курс по методике работы со слепыми на дефектологическом отделении педагогического факультета 2-го МГУ.

***

Как известно, В 1921 г. во 2-м Московском государственном университете был организован педагогический факультет, а в 1924 в результате очередной реорганизации в состав педфака  вошел целыйПедагогический институт детской дефективности, где он был преобразован в дефектологическое отделение.

В 1929 г. Университет ликвидировался, а на его основе возникло три самостоятельных института: 2-й Московский государственный медицинский институт (ныне РГМУ имени Пирогова); Московский институт тонкой химической технологии  (теперешний   МГУТХТ имени Ломоносова) и Московский государственный педагогический институт им. Андрея Сергеевича Бубнова  (нынешний МПГУ).

***

Итак, в 1928 г. Борис Игнатьевич стал читать курс лекций во 2-м МГУ.  К этому времени у него был накоплен солидный опыт работы и опубликованы научные труды: «Основы предметной методики в работе со слепыми», «Опыт совместного обучения слепых и зрячих» и ряд статей.  Через год, т.е. в 1929-м известного уже в научных кругах Коваленко пригласили в Ленинградский государственный педагогический институт им. Александра Ивановича Герцена, где совершенно неожиданно на дефектологическом факультете освободилось профессорское кресло. Но заняв эту вакансию,  работу в МГПИ Коваленко не бросил. Он  продолжал вести лекционный курс в порядке совместительства и оставил это лишь в 1933 г. из-за сложности  частых регулярных  поездок в Москву.

***

Сразу же по приходу на  факультет Борис Игнатьевич  организовал в институте кафедру тифлопедагогики.  Она была необходима для  подготовки кадров тифлопедагогов. Эту, казалось бы,  очевидную истину до Коваленко почему-то никто не замечал. 

При дефектологическом факультете ЛПГИ им. Герцена открывается вечернее отделение, что улучшает кадровый состав школ для незрячих. Борис Игнатьевич принимает на тифлоотделение  факультета незрячих, добивается выдачи им  повышенной стипендии (для оплаты чтеца) и впоследствии обязательного направления на работу.

Кафедра сыграла важную роль в развитии дефектологического факультета. Она была  уникальна. Так что Коваленко по праву можно назвать основоположником отечественной тифлопедагогики. Этой кафедре талантливый педагог отдал 28 лет жизни и упорного труда. Ученый со своими сотрудниками теоретически обосновал и на практике апробировал пути развития тифлологии.

***

Напомним: тифлология – наука, которая объединяет медико-биологические и психолого-педагогические науки, занимающиеся вопросами изучения, обучения и воспитания детей с нарушениями зрения.

***

Кроме того, они разработали методы подготовки специалистов-тифлопедагогов. Потому что Борис Игнатьевич  старательно и упорно  повышал  качество   обучения людей с поврежденным зрением. И работа эта продолжалась на всем протяжении его тифлопедагогической деятельности. 

Кафедра явилась инициатором  раздельной системы обучения для тотальников и слабовидящих. В Наркомпросе и Наркомздраве Коваленко многократно поднимал вопрос об организации обучения слабовидящих. Наконец в 1932 г. в порядке эксперимента набирают классы, а вскоре повсеместно открываются школы для слабовидящих детей и взрослых.

Борис Игнатьевич считал дошкольное воспитание обязательным для школы слепых. По настоянию талантливого педагога в Москве и Ленинграде открывают специализированные детские сады. Позже аналогичные детсады открылись и в других городах.

 Коваленко организовал при кафедре методическое бюро по проведению совместного обучения слепых со зрячими в тех­никумах и вузах Ленинграда. Было это в 1934 г. Тогда же ученый  стал деканом дефектологического факультета, переименованного через год  в «фа­культет особых школ».

На кафедре разработали методики реабилитации ослепших в зрелом возрасте, а также трудовой и профессиональной подготовки слепых. Кроме этого подготовили ряд методик преподавания таких предметов, которые ранее для слепых считались недоступными.

Он ходатайствует перед Наркомпросом о превращении начальных школ слепых в семилетние, а позднее – в полные средние школы. Забегая немного вперед, скажем, что это осуществилось лишь в конце 30-х годов.

***

У читателя может сложиться впечатление, что у Бориса Игнатьевича жизнь протекала размеренно и спокойно, как говорят, «без сучка и задоринки». К сожалению, это было не так. В 30-е годы в ЛГПИ им. Гер­цена, как и везде, было неспокойно. По стране катилась волна чисток. Ну, допустим, «чистки» преподавателей и студентов с последующим изгнанием «социально чуждых» и «враждебных» элементов начались еще в 1919 г. Но более масштабные, с резонансом  на всю страну, начались в 1928 г. Официальное начало им положило  «Шахтинское дело», потом через пару лет «процесс Промпартии» с последующим «спецеедством», т.е. враждебным  отношением  к  беспартийным специалистам, а там и до науки добрались. В 1929 – 1931 гг.  было сфабриковано  «дело Академии наук».

НКВД-шная «коса» не пощадила лучшие головы страны. Люди потеряли друг к другу доверие, стали мрачными, нервными. Кого-то объявляли «врагом народа», и человек исчезал. Коваленко несколько раз вызывали в спецчасть, задавали вопросы о его родословной и работе. Над головой сгущались тучи. «Акцизный чиновник» – что-то чуждое и зловещее, хотя и непонятное, слышалось в этих словах малограмотным кадровикам. Очень хотелось сделать «оргвыводы», да к счастью обошлось. В конце концов, от педагога отстали. Возможно, что им поступило указание не трогать ученого.

***

Немного успокоившись, Борис Игнатьевич с прежней энергией продолжил преподавательскую работу и  научную деятельность. Опубликована большая работа Бориса Игнатьевича – «Методика русского языка в школе слепых». В этой книге подробно изложены методы и приемы обучения слепых детей грамоте с учетом специфики восприятия рельефно-точечного шрифта. В 1934 г. выходит книга «Особенности обучения математике в школе слепых». Представляет интерес предложенная Коваленко система арифметических ящиков, в которой за единицу принят 1 см3.

***

Вклад Бориса Игнатьевича в развитие отечественной педагогики не остался незамеченным.  На основании всех печатных работ в 1935 г. Совет  института представил ученого к утверждению в звании профессора и присвоению степени доктора педагогических наук.

5-го февраля 1938 г. Высшая  аттестационная  комиссия Комитета Высшей школы по совокупности научных достижений присвоила  Коваленко ученую степень доктора педагогики honoris causa, то есть «мужа, известного своей учёностью и сочинениями, или отличившегося в государственной службе, но не защитившего докторскую диссертацию».

***

Что касается различной общественной работы, которой Борис Игнатьевич постоянно занимался, следует отметить, что ученый был активным членом ВОС. Его интересовали вопросы расширения трудовых возможностей незрячих и слабовидящих – приспособления на рабочих местах, делающие работу эффективной, безопасной и менее утомительной. Он изучал отечественный и зарубежный опыт по трудовым возможностям инвалидов по зрению.

***

 С именем Бориса Игнатьевича Коваленко связано не только развитие теории и практики обучения слепых и слабовидящих детей, но и  возникновение реабилитации взрослых, утративших зрение.

В период войны с белофиннами в 1939 г. ученый возглавил работу с военно-ослепшими. Знакомство с ранеными начиналось уже в госпитале, когда становилось ясно, что зре­ние не может быть восстановлено. Вместе с группой учителей Коваленко занимается подготовкой к трудовой деятельности воинов, утративших зрение, с последующим их трудоустройством. Обычно нехотя и с внутренним протестом со­глашались покалеченные бойцы на обу­чение Брайлю. Лишь постепенно,  заново обучаясь ходить и включившись в работу по овладе­нию точечным шрифтом, которому обучали  педагоги и члены ВОС,  они убеж­дались в правильности такого подхода и начинали верить в свои силы.

Борис Игнатьевич старался, чтобы военно-ослепшие сразу после госпиталя либо устраивались на работу, либо поступали учиться, а после окончания обучения – на­пример, на курсах массажистов – начинали работать по специальности. Потому что, как выяснилось, простое возвращение   домой   действовало, как бы это поделикатнее сказать…  расслабляюще.

Так появилось новое направление в дефектологии — реабилитация пострадавших на войне.

На Крестовском был организован интернат для тех военно-ослепших, которым целесообразно было включаться в активную работу. В интернате они имели возможность окончить среднюю школу и получить мирную специальность.

В январе 1940 г. ЛПГИ, не без участия Коваленко, обратился с хо­датайством в Наркомат  просвещения  РСФСР и Комитет Высшей школы при Сов­наркоме СССР об открытии Курсов подготовки военно-ослепших к интеллектуальному труду и к поступлению в вузы.

     Правительство одобрило инициативу ленинградцев. С 1 июня того же года Курсы приступили к работе. Возглавил их, естественно,  Борис Игнатьевич. К тому времени профессор Коваленко был уже назначен членом ученого методического совета Наркомпроса.

***

Много лет спустя про учебу на этих курсах вспоминал Степан Иосифович Батраченко, кандидат исторических наук, доцент кафедры ис­тории  КПСС Воронежско­го пединститута, бывший начальник особого отдела 420-го стрелкового полка 122-й ордена Кутузова стрелковой дивизии, участник так называемой  «зимней войны» на Кандалакшском направлении. Во время одной из боевых операций в тылу противника он был тяжело ранен и  ослеп.

 «В марте меня и еще 25—30 человек, потерявших зрение на фронте, поместили на Каменном острове в специально созданном интернате. С марта по июль 1940 г. я и еще четыре товарища прошли уплотненный подготовительный курс и затем поступили на истфак пединститута им. Герцена, а остальные продолжали изучать программу средней школы. И на курсах, и в пединституте Борис Игнатьевич часто встречался с нами. Вникал во все наши нужды и по возможности помогал нам».

***

После начала Великой Отечественной войны Курсы в августе 1941 г. были эвакуированы на Урал. Семья Коваленко разделилась. Жена Нина Владимировна, работавшая хирургом в Первом медицинском институте имени   Ивана Петровича Павлова, осталась в осажденном Ленинграде.  В институте был развёрнут военный госпиталь, а хирурги на войне, как известно, самые востребованные медики. Всю блокаду она проработала в больнице им. Федора  Федоровича Эрисмана, которая в 30-е годы стала клинической базой Первого меда. Кстати, хирургический корпус в начале ХХ в. перестроил  погибший  в блокаду архитектор Дмитрий Андреевич Крыжановский – крупнейший мастер петербургского модерна. Забегая вперед, можно сказать, что Нина Владимировна благополучно перенесла блокаду и пережила мужа на 3 года.

 Борис Игнатьевич же вместе с Курсами уехал в Пермь. И дочка Нина, окончившая в 1937 г. физико-математический факультет ЛГУ им. Жданова, отправилась вместе с отцом. 

***

Пермский государственный  педагогический институт (ПГПИ) стал тогда единственным в Советском Союзе вузом, где было организовано возвращение к трудовой жизни ослепших воинов.  Ректором ПГПИ был в то время  Виктор Степанович Павлюченков, в далеком прошлом ученик Бориса Игнатьевича.

Первое время занятия проходили на окраине Перми, за Камой, в поселке  Нижняя Курья в двухэтажном деревянном доме. В январе 1942 г. Курсы перевели в центр  –  на улицу Советскую, в трехэтажный каменный дом под номером 62 (сейчас в нём общежитие Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета (бывшего ПГПИ).

Вначале Борис Игнатьевич с дочерью фактически имели лишь хлеб и горячую воду. Вместо хлеба иногда выдавалась мука. Смешав ее сначала с холодной, а затем с горячей водой, отец с дочерью получали подобие жиденького супчика, точнее, болтушку, которая сразу прибавляла силы.

Во второй год войны Борису Игнатьевичу дали 2 сотки земли, где они  с дочерью посадили картофель и сахарную свеклу. Несмотря на постоянную занятость, им удалось кое-что собрать. Особенно радовала их сахарная свекла.

Вот практически всё, что можно сказать о скромнейшем быте ученого, потому что на первом, втором и третьем месте у него была работа. Тяжелая, поначалу неблагодарная, но бесспорно очень нужная для покалеченных войной людей. Профессор  проводит учёт военно-ослепших, беседует с ними и устраивает выздоровевших на Курсы по подготовке в вуз.  Те же,  кому по сердцу была  работа на производстве, – а таких набиралось много  больше, – уже в госпиталях посещали  кабинеты трудотерапии. Эти кабинеты были организованы пермскими номерными заводами, куда военно-ослепших  обычно направляли  сразу после выписки.

На производстве устраивали специализированные участки, обустроенные для работы незрячих. В случае необходимости устанавливались даже приспособления для лиц с поврежденными конечностями.

А некоторые фронтовики хотели осесть в деревнях.  Таких людей готовили к сельской работе на Курсах военно­-ослепших при Кунгурской сельскохозяйственной школе, находящейся в ведении Наркомсобеса. Эти курсы тоже организовал Коваленко.

Курсантами в Перми были в основном   молодые люди 20-25 лет от роду.      Обучение их в высших и средних специальных учебных заведениях было задачей большой важности. Государство не только морально поддерживало бывших фронтовиков, укрепляло их веру в свои силы и закаляло волю, но также предрешало вопрос о прочном трудоустройстве в дальнейшем.

***

Кстати сказать,  в массе своей как слепорожденные, так и ослепшие в зрелом возрасте, являются исключительно способными, а нередко и весьма одаренными людьми.

***

На Курсах имелись две группы. В первую принимали получивших образование в объеме шести классов средней школы, а во вторую —  от восьми. Одновременно с усвоением программного материала в первой группе за седьмой и восьмой, а во второй группе за девятый и десятый классы, курсанты должны были основательно изучить краткопись и математическую запись при помощи рельефа. Кроме того, требовалось усвоение литературного и математического письма обычным шрифтом при отсутствии зрения.

Зачисленные на очное отделение Курсов во вторую группу оканчивали  их за год, в первую — за два года, в особую — за три года. Ах, да. Ведь была ещё и особая группа. В отдельных случаях на Курсы зачислялись молодые военноослепшие, которые имели образование не ниже 4-х классов, но с выдающимися способностями и твёрдым желанием учиться.  Это стремление выявлялось при обучении Брайлю, которое проводилось одновременно с лечением. В особую группу отбирали людей, у которых слепота осложнялась повреждениями конечностей, затрудняющими физическую работу.

Кроме шести часов ежедневной работы с преподавателями, от курсантов требовалось двухчасовое присутствие на коллективной читке учебников и других учебных материалов зрячим чтецом, достаточно для этого подготовленным, а также систематическая работа по выполнению самостоятельных заданий.

Бориса Игнатьевича некоторые спрашивали с укором: «Почему военно-ослепшие курсанты уж очень  много работают? Зачем они начинают работу еще в госпитале, а затем сразу же переводятся на Курсы? Лучше бы отдохнули». Коваленко  отвечал, что труд для человека вообще имеет большое значение, а для потерявших зрение — особенно, так как помогает поверить в свои силы и завоевать уважение окружающих. Иначе люди опускаются, постепенно покрываются плесенью «инвалидности», теряют веру в свои силы, начинают ждать и требовать «скидок на слепоту».

Включаясь в интенсивную учебную работу, курсанты забывали о фронтовых ранах. Ежедневные занятия по 8-10 часов просто-напросто не оставляли места для ненужных переживаний.  

***

А интересно, как и откуда попадали на Курсы эти самые военно-ослепшие?  Передо мною копия письма.

«Академику Филатову.

Курсы подготовки военно-ослепших в вуз и к интеллектуальному труду при Пермском пед­институте направляют Вам материалы с прось­бой ознакомить с ними работающих под Ва­шим руководством врачей для того, чтобы ин­формировать о Курсах тех военно-ослепших, которые будут удовлетворять требованиям по­ступления.

Просим направлять военно-ослепших, твердо решивших обучаться на Курсах, в Пермский эвакогоспиталь № 3148….

Заведующий Курсами профессор  Коваленко»

Подобные письма были разосланы во многие  лазареты и эвакуационные пункты. Главное же, что сотрудники Курсов во главе с Коваленко, ставшим к тому времени консультантом Военно-врачебной комиссии Уральского военного Округа,  сами разъезжали по госпиталям, и – буквально – вербовали будущих курсантов.

Как мог, боролся  Борис Игнатьевич  с необоснованными обещаниями врачей возвратить или улучшить зрение. «Ложь во спасение» приносила большой вред. Ни «успокоения» раненого, ни личной страховки врача не выходило. А случалась глубокая депрессия и попытки суицида. Чтобы не случилось беды, Коваленко и разъезжал по госпиталям и лазаретам.

Вот как описал  своё знакомство  с Борисом Игнатьевичем  Николай Яковлевич Стёпин, преподаватель обществоведения в Пермском коммунально-строительном техникуме, который с  августа 1958 г. был объединен   с Пермским горным. Тогда же он стал называться Пермским строительным техникумом. Сейчас же это, конечно же, колледж.

***

…В девяностые годы по стране прокатилась волна переименований учебных заведений. Институты в университеты, а ПТУ и техникумы – в колледжи. Нет- нет, это было не просто тупое подражание Западу (которое, кстати, ничего путного России не принесло). Здесь доминировала чисто экономическая составляющая. Ставки профессорско-преподавательского состава при такой реформации значительно возрастали. Впрочем, опять я немного отвлекся. Пора вернуться в 1942 год прошлого столетия к воспоминаниям Николая  Стёпина …

***

- Нуте-ка, молодой человек, каково самочувствие, позвольте осведомиться? – раздался однажды утром около койки чей-то незнакомый веселый голос. Здесь всегда говорили шепотом, поэтому соседи по палате недовольно заворочались.

- Сестра, принесите мне, пожалуйста, стульчик. Вот так, чуть-чуть поближе, благодарю вас, — продолжал человек бодро.

- Что вы балагурите, бодрячка разыгрываете? – спросил Николай. – Здесь лежат инвалиды. Ясно?

Было слышно, как посетитель осторожно опустился на стул рядом с кроватью. Затем он продолжил:

- Всё-таки сначала познакомимся.  Меня зовут Борис Игнатьевич. Сейчас я занимаюсь трудоустройством ослепших. Беседуем с товарищами, ну и решаем, кем же хочется быть. Нуте-ка, теперь может быть, вы ответите на мой вопрос?..

- Послушайте, как вас... Борис Игнатьевич, вы что, слепеньких утешать пришли? Так нам этого не нужно. Вам бы в нашей шкуре побывать – другое бы запели. Ишь, заботливый какой.

 Посетитель, помолчав, просто сказал:

- Вы, простите, несколько заблуждаетесь. Заботлив не я, а государство, а что касается моей и, как Вы сказали, «Вашей шкуры», то они у нас одинаковые. Я, молодой человек, вижу не лучше вашего.

В комнате стало тихо.

- А ты кем работаешь? – спросил кто-то с соседней койки.

- Профессор педагогики. Ленинградец, сейчас работаю в Перми.

- Слепой профессор? Не врешь?

- Нет. И слепой, и профессор, и гожусь вам в отцы. И думаю, что в 20 лет умирать рано.

На следующий день профессор принес с со­бой толстую книгу. Теперь Николай целыми днями учился читать по азбуке для слепых…

***

 «Борис Игнатьевич проявляет большую чут­кость и внимательность к ослепшим, начиная с первой встречи с ними (чаще всего в стенах госпиталя). Под его влиянием эти люди в бук­вальном смысле слова вновь возрождаются к жизни, находят себе место в ней в качестве вполне работоспособных членов социалистиче­ской Родины». – из характеристики профессора Б. И. Коваленко, написанной 3 октября 1943 г. профессором  Александром Васильевичем Ланковым, заместителем   директора   ПГПИ  по   учебной   и   научной работе.

***

К мысли, что слепые могут пройти курс вуза, особенно на таких факультетах,  как исторический и литературный, все давно уже привыкли. Но в вопросе будущего трудоустройства оканчивающих педвуз слепых студен­тов мнения резко разошлись. Наметились три варианта:

1) слепые могут быть преподавателями лишь в школах для слепых;

2) слепые вообще не могут быть преподавате­лями;

3) слепые могут преподавать в любой школе.

Профессор Коваленко был идейным пред­ставителем последнего, отводящего незрячим самое полное и широкое участие в пе­дагогическом процессе. Однако скепсис и мнение, что слепые вообще непригодны к педагогической деятельности, яв­лялось, наверное, самым распространенным.

– Куда вы будете направлять своих слепых по окончании курса в институте? – спросил как-то Бориса Игнатьевича заместитель заведующего Облоно при Оргкомитете Президиума Верховного совета РСФСР по Пермской области Василий  Петрович Мосягин.

– К вам в шко­лы.

– Ни од­ного не возьму! – прозвучал  категориче­ский ответ. Положение становилось явно бесперспективным, а доказательства Коваленко, основанные лишь на принципах гуманизма, звучали не особенно убедительно. Но профессор не собирался сдаваться. Он знал, что в 1788 сельских школах  Пермской области было только 130 учителей с высшим образованием. Да и вообще учителей не хватало. А с началом войны их, понятное дело, не прибавилось.

***

Приток курсантов увеличивался. Размеще­ние их в общежитиях института становилось делом всё более затруднительным. Вопрос о дальнейшей судьбе Курсов осложнялся.

Однако среди курсантов была и другая ка­тегория ослепших. Это люди, которые еще не оправились от полученного удара, не преодоле­ли травму, не создали своего богатого внутрен­него мира, не определили себя. На Курсы они смотрели как на случайный этап в новом жиз­ненном пути, как на возможность получить кров в большом городе и попасть в более или менее культурную среду.

Деревенские жители не желали возвращаться к себе в тьмутаракань. Более того, они выпи­сывали из деревень свои семьи и всяческими способами старались устроить их в студенче­ском общежитии. Из комнат доносились разухабистые переливы гармошки и пьяная брань. Безусловно, это вносило дезорганизацию в размеренный порядок общежития. А еще следует напомнить, что дурные примеры заразительны…

С такими иждивенческими  настроениями заведующий Курсами повел самую решительную борьбу. Неожиданно в эту борьбу внёс деструктивную струю Облсобес. Открыв музыкальную школу, отдел принялся активно рекламировать ее, почему-то обещая поступившим курсантам «неприкосновенность» жилплощади в общежитии педагогического института и да­же занятия по музыке в этих же стенах.

Короче говоря, и те, и другие – верные кандидаты «на отсев». На Курсах остались только серьезно относившиеся к занятиям слушатели. И дальнейшая судьба их была предрешена. Все, окон­чившие Курсы и державшие приемные испы­тания в вуз, сдали их с высокими показате­лями, и не было ни одного случая, когда бы военно-ослепшие, после Курсов, не сдали вступительных экзаменов. Кстати, в институте бывшие курсанты на сессиях давали пока­затели в среднем на балл выше зрячих товарищей.

Военно-ослепшие были приняты в студенческую среду, участвовали в жизни института, в субботниках по заготовке дров и в культурных мероприя­тиях. Постепенно возвращалась способность смеяться, шутить, радоваться жизни. Молодость брала свое. Возникали симпа­тии (часто взаимные) и любовь…

***

6 октября 1943 г. Совет народных комиссаров СССР
утвердил постановление правительства РСФСР об организации Академии педагогических наук РСФСР.  Через год Коваленко, избранного  членом-корреспондентом АПН, Владимир Петрович Потёмкин – президент Академии – вызвал в Москву.  Снова МГПИ им. Ленина, где Борис Игнатьевич занялся подготовкой тифлопедагогов.

1944-й год. В Москве выходит книга Бориса Игнатьевича «Трудовая подготовка в школах слепых», а также  «Программы начальной школы» с его участием и разработанные им «Программы для слепых переростков».

А 27 января того же года свершился прорыв вражеской блокады Ленинграда. И хотя осада города вражескими войсками и флотом продолжалась до сентября, учебная жизнь в высших учебных заведений начала постепенно возрождаться. Однако сделать это было довольно затруднительно: за первые два года блокады Ленинграда в городе было уничтожено от 200 до 300 сотрудников ленинградских вузов и членов их семей.

Ленинградское управление НКВД в 1941-1942 гг. арестовывало ученых за «антисоветскую, контрреволюционную, изменническую деятельность». В результате было приговорено к смертной казни 32 высококвалифицированных специалиста. Конечно, в 1954-55 гг. осуждённые были реабилитированы, да вот только  науке от этого легче не стало…

Итак, несмотря на снятие блокады, город   долгое время оставался  закрытым. Однако летом крупнейшим вузам было разрешено вернуться. Среди них и ЛГПИ им. Герцена. Началась работа по восстановлению факультета, которой руководил исполняющий обязанности декана М.Е. Хватцев. В 1945г. Коваленко способствует восстановлению кафедры тифлопедагогики,  а потом и сам возвращается в Северную Пальмиру, где продолжает руководить дефектологическим факультетом и кафедрой тифлопедагогики ЛГПИ. 1945–1947гг. – это время возрождения Ленинградского государственного педагогического института и его подразделения – дефектологического факультета.  

***

Ну а что же пермские Курсы? Так  без Коваленко и заглохли? Нет. Курсы закрылись только в июле 1946 г., когда выполнили свою миссию.

Всего через Курсы подготовки в вуз прошло около 300 участников Великой Отечественной войны. Многие из них затем успеш­но работали в различных образовательных учреждениях нашей страны. Их деятельность полу­чила научно-теоретическое обобщение в замечательной редкой книге Бориса Игнатьевича "Возращение ослепших к трудовой жизни". Онабыла напечатана в том же  году.

А в Народном музее истории Санкт-Петербургской региональной организации  ВОС хранится ещё один раритет – книга Коваленко, выпущенная по Брайлю: «Как учиться и работать без зрения» (Москва, 1946 г.). Кстати, для упрощения восприятия текст напечатан только с одной стороны листа.

В первой части книги приведены буквы, цифры, знаки  и простые слова для «знакомства» с брайлевским шрифтом. Во второй части даны тексты для упражнения в чтении по Брайлю. Но тексты здесь носят не просто обучающий, но и воспитательный характер.

Уже в первом параграфе мы читаем: «Потеря зрения тяжела, но она лишает счастья только слабых, неспособных к борьбе за полноценную человеческую жизнь. Незрячий может получать образование, учиться, быть общественно-полезным, обеспечивать себя и свою семью, культурно расти и разумно отдыхать».

Во втором параграфе говорится, для чего нужно изучать Брайль, проявляя при этом терпение и настойчивость.

Далее приводятся рекомендации по движению и ориентировке  в комнате, в здании и на улице; как использовать  для ориентирования трость и даже обоняние. Коваленко призывал уделять больше внимания самообслуживанию без помощи зрячих.

В конце книги рассматривается возможность выбора жизненного пути в зависимости от желания и подготовки незрячего. Кроме того, приводятся конкретные примеры из жизни незрячих учёных, писателей, музыкантов и педагогов.

Да, проблеме социальной интеграции академик уделял большое внимание. Но кроме этого Коваленко считал архиважным  особый подход  к различным степеням расстройства зрения. В частности, он подчёркивал необходимость дифференцированного подхода в обучении детей с нарушениями зрения. Благодаря его настояниям, в 1947 г. были открыты первые и вторые классы для частично зрячих детей, а затем и класс для умственно отсталых слепых.

В 1950-е годы на факультете завершается формирование научных школ Михаила Ефимовича Хватцева и Бориса Игнатьевича Коваленко. Интересно, что с этого времени большой период жизни ученого практически не  освещен в СМИ. В 1957 г. ученый  перестал руководить кафедрой тифлопедагогики.  Деканом факультета примерно в это же время  становится Наталья Петровна Долгобородова.

Однако Борис Игнатьевич продолжал  руководить отделом тифлопедагогики института специальных школ АПН РСФСР.

***

Профессор Коваленко провёл огромную работу и по созданию основ тифлопедагогики. Им  написано 55 научных работ, посвященных теории обучения слепых и слабовидящих, взаимо­связи речи и конкретных пред­ставлений у незрячих. А тифлопедагогика русского языка и арифметики, краткопись и математическая запись, трудовая и политехническая под­готовка слепых детей – всё это нашло отражение в работах учёного. 135 публикаций, посвящённых этим и другим проблемам, вышли из-под его пера.

  Наиболее ценными научными работами Бориса Игнатьевича явля­ются «Основы предметных мето­дик», «Методика русского языка в школе слепых», «Возвращение ослепших к трудовой жизни», «Трудовая подготовка учеников школ слепых» и написанная учёным совместно с дочерью «Тифлопедагогика».

Под руководством профессора Коваленко написано и за­щищено 7 кандидатских диссертаций.

Наряду с большой научной и педагогической  деятельностью, Борис Игнатьевич до последних дней своей жизни оказывал су­щественную помощь лицам, по­терявшим зрение и их близким. Он сам служил убедительным примером  возможности полноценной жизни и труда без зрения.

Коваленко   награжден   орденами   Трудового Красного Знамени, Знаком Почета, медалью «За доблестный труд в Великой   Отечественной   войне».  А к   30-летнему юбилею   Института им. Герцена он был награжден знаком «Отличник народного просвещения РСФСР» и грамотой Ленсовета.

Он жил в эпоху Великих перемен. Самые страшные катаклизмы, пережитые Россией в ХХ веке, – революция, Гражданская и Великая Отечественная войны, сталинские чистки, –  не обошли его стороной. Но Коваленко все эти беды  стоически пережил и выстоял.

В 1994 г. факультет дефектологии поменял название, став  отныне факультетом коррекционной педагогики. Но Борис Игнатьевич этого уже не узнал, потому что он ушел из жизни утром 10 сентября  1969 г. в больнице имени Мечникова.

Тромбофлебит. 28 августа врачи ампутировали левую ногу и провели операцию по удалению тромба на правой. Поздно. Тромб оторвался и пошёл по кровотоку. Далее закупорка  лёгочной артерии и – Вечность.

Через 3 дня там же в больнице состоялась гражданская панихида. На ней присутствовало 70 человек. С траурными речами выступило семеро, в их числе доктор педагогических наук, зав. отделением тифлопедагогики института дефектологии АПН РСФСР Мария Ивановна Земцова,  Яков Исаевич Будовский – кандидат педагогических наук, отличник народного образования из Гродненского пединститута, Михаил Ефимович Хватцев – доктор педагогических наук, профессор, сурдопедагог и логопед, а также кандидат медицинских наук, сотрудница Ленинградского научно-исследовательского института экспертизы трудоспособности и организации труда инвалидов  Нина Васильевна Серпокрыл. 

Похоронен Борис Игнатьевич Коваленко на Северном (бывшем Успенском) кладбище.  Большие и средние венки, много цветов и траурные речи. Доктор психологических наук, профессор ЛГУ, известный отечественный специалист в области слепоглухонемоты Августа Викторовна Ярмоленко в  прощальном слове сказала: «Над многими гробами пели «Вечную  память», но, выходя за ограду, забывали о людях. Но истинное бессмертие получают лишь те, кто своими трудами заслужил действительную вечную память у будущих поколений людей».

Не нужно останавливаться!

Интервью-портрет Дмитрия Балыкина

 

Евгения Сосновская

Автор рубрики «Юридический навигатор» тотально незрячий и слабослышащий юрист из Нижнего Новгорода Дмитрий Балыкин не любит много говорить, о том, как трудно инвалидам в нашей стране. Он просто пытается жить обычной жизнью и помогает это делать другим. Сегодня за его плечами – сотни консультаций, юридическое сопровождение дел в судах, реализованные проекты. А еще он мечтает больше путешествовать и осваивать интересные хобби. С Дмитрием беседует Евгения Сосновская.

 -  Дмитрий, Вас все знают как юриста,  ведущего радиопрограмм,  просто успешного человека.  Сегодня мы поговорим именно о Вас: о Вашей жизни,  Вашей биографии, может быть о чём-то, что Вас интересует кроме Вашей основной трудовой деятельности. Начнём с классики, то есть с Ваших школьных лет.

 -  Я обучался в школе для слепых и слабовидящих в Нижнем Новгороде, а конкретно - с 1987 по 1999 годы.

 -  И тогда у Вас уже были проблемы и со зрением и со слухом, или только со зрением?

 -  Со зрением у меня проблемы с рождения, со слухом я думаю так, что они начинались, но признавать это мне, наверное, не хотелось в глубине души.

- А чем в школе интересовались? К чему Вы себя готовили?

 - Если говорить в плане предметов,  был больше гуманитарный уклон: история, география, литература. Когда-то планировал поступить на исторический факультет, но потом передумал. Если говорить о хобби,  меня увлекало радио, я в частности знаю азбуку Морзе.

- Почему Вы её освоили? Просто потому, что это было Вам интересно?

 - Это было интересно. У нас был такой кружок,  и мы с друзьями туда ходили, а потом всё-таки общения какого-то хотелось, а там можно было через микрофон связываться с другими радиолюбителями и телеграфом  при помощи азбуки Морзе, что обеспечивало большую дальность.

 -  А ещё чем-то увлекались в школе?

 -  Меня ещё интересует спорт: футбол, хоккей. И книги. Больше-то особо ничем не интересуюсь.

 - Окончили Вы школу и перед Вами, как и перед всеми молодыми людьми, встала необходимость выбирать дальнейший жизненный путь. И Вы решили стать юристом.

 - В начале я ничего не решал, уехал в город Лысково Нижегородской области и устроился на УПП в Лысковский филиал ООО «Автопровод». Работал упаковщиком, а потом  думал, что надо  как-то определяться, и  решил, что буду поступать на заочное, был выбор между юридическим и историческим, в последний момент передумал и решил, что буду поступать на юридический. Почему так получилось? Мне показалось, что  историческое образование несёт в себе мало перспектив в плане дальнейшего трудоустройства.  Что касается юриспруденции, то проблема в том, что юристов много, но мы уже в школе видели, как развиваются компьютерные технологии, хотя в то время они были в зачаточном состоянии.  Что-то подсказывало, что лет за пять это разовьётся до более  серьёзного уровня и будет больше возможностей найти работу.

 -  А какое это было время, когда Вы поступали в институт?

 -  Это был 2000-ый год. А компьютер у меня появился в 2003 году.

 - Проблемы были при поступлении? Или Вам легко всё далось, никто не сопротивлялся в комиссии?

 - Небольшое сопротивление было, касалось оно справки об инвалидности, потому что в ней было указано, что я могу работать в системе ВОС. А требовалось это всё откорректировать. Не понравилось, что может обучаться с предоставлением спецусловий. Немножко посопротивлялись-посопротивлялись и приняли.

- Годы работы на предприятии… Какой опыт Вы получили от этого периода жизни?

 - Я работал на «Автопроводе» пять лет – с 1999 по 2004 годы. Прежде всего, это опыт  самостоятельного проживания без родителей. Я не могу всё рисовать в чёрном цвете.  Работа была однообразная –  целую смену упаковываешь  автопровода. Один день похож на другой,  я понимал, что  оттуда когда-то уйду. Это в какой-то степени научило меня ценить то, что ты имеешь, потому что то предложение, которое мне было сделано по работе в 2004 году, по деньгам, прямо скажем, проигрывало тому, что было на предприятии, но я всё равно после некоторых раздумий согласился, потому что надо было с чего-то начинать.

 -  Это  было что-то связанное с юридической деятельностью?

 - Это была работа в Нижегородской общественной организации инвалидов-колясочников «Инватур» помощником юриста. Я уже созрел к окончанию четвёртого курса для поиска работы,  как раз в то время организация «Инватур», в которой я и сейчас работаю, проводила конкурс «Ключ к успеху» среди студентов с различными формами инвалидности.  Я как-то, видимо, засветился, и мне предложили поработать в этой организации.

 - Навыки самостоятельного передвижения по улице, навыки самообслуживания Вы получили в институте, или ещё раньше?

 - Что касается самостоятельного передвижения, надо отдать должное и сказать спасибо нашей нижегородской школе для слепых и слабовидящих. Всё-таки у нас работает квалифицированный педагог Венедиктова Марина Васильевна, которая хорошо обучает ориентировке, поэтому навыки изначально сформировались уже тогда.  В 2000 году перед поступлением в университет у меня была возможность съездить в Волоколамск. Это тоже был достаточно интересный опыт хотя бы даже в плане того, чтобы сравнить, как обучают ориентировке здесь и как обучают ориентировке там.

- И как, есть разница?

 - После Волоколамска  я стал больше обращать внимание именно на технику пользования тростью. Мне мама сказала, что я стал ходить более осторожно. У Марины Васильевны подход  правильный, но  достаточно жёсткий в том смысле, что если ты учишься уже в классе десятом, она может сказать, что ты идёшь на остановку, просишь, чтобы тебя перевели через дорогу, добираешься до остановки, садишься в транспорт, доезжаешь до такой-то остановки, я тебя там жду.  Она идёт  в двадцати метрах непонятно где, наблюдает. Здесь  по-другому, а  ещё нюанс был в том, что у нас в группе было два преподавателя в Волоколамске, и одна из них  тотально незрячая Татьяна Владимировна Усачёва. Отличие  ещё в том, что  Волоколамск меньше, чем Нижний Новгород,  и, повторюсь, мне мама сказала, что я стал ходить осторожнее, меньше пропускать препятствий. Я и сам это заметил.

 - А в школе сопротивлялись обучению ориентировке?  Я, например, сопротивлялась очень сильно, и говорила, что никогда  эту трость не возьму и не буду с ней ходить.

 - Такого, чтобы никогда, не было.

 - В институте Вы уже могли спокойно добраться до места учёбы, проблем не было никаких?

 -  Какое-то время мама со мной ездила, но вообще особых проблем  с ориентировкой не было.

 -  А мама отпускала спокойно, или переживала, как многие родители?

 - Мама – это мама, всегда сложности свои есть, приходится их как-то решать. В школе, конечно, были некоторые моменты, когда она не хотела, и потом тоже. Но сейчас, благо, появились мобильные телефоны, есть возможность позвонить, успокоить, это всё решаемо.

 - Когда начался процесс обучения в вузе, Вам это легко давалось, или были сложности?

 - Мне это давалось гораздо легче, чем в  вуз  поступить, потому что пришлось всё равно готовиться с репетиторами  по иностранному языку. У нас последние два года в школе его не было, а  по русскому языку пришлось заниматься с моей учительницей Татьяной Владимировной Бутенко из школы-интерната,  писать диктанты, тренироваться. Диктант – он был  главным опасением, потому что рассказывали всякие ужастики про  серьёзные требования, про  сильные тексты вплоть до того, что даже провели эксперимент. Когда разгорелся скандал по этому поводу, пригласили десять учителей по русскому языку и дали этот диктант, так написали нормально только четверо.  Видимо,  в то время было немножко полегче, после этих скандалов, так что диктант вместе с творческой работой я осилил. А обучаться было не так уж сложно. Первый курс вообще для меня был довольно лёгким. Видимо, была сильная основа знаний по гуманитарным предметам, потому что такой предмет, как «Человек и общество» в школе был, а здесь это называлось «Социальная философия» - многое перекликалось.  История государства и права, отечественная, зарубежная –  если есть сильные знания по истории, всё равно это помогало. Теория государства и права –  там некоторые элементы, касающиеся государства, были в курсе географии. Поэтому тут больших проблем не было. Может быть, возникли некоторые сложности, когда со второго курса пошли спецпредметы, но я к ним адаптировался к моменту экзаменов.

 - А как адаптировались к учёбе?  Это был диктофон? Или по Брайлю лекции писали?

 - В основном,  это был диктофон. Поскольку я учился заочно, у меня потом было достаточно времени, чтобы сделать конспект.  Я потом переписывал по Брайлю.

 -  А преподаватели адекватно к Вам относились, или какие-то были проблемы?

 - Пара случаев была, когда, может, не хотели разрешать, но так, чтобы мне категорически запрещали – я такого не помню.

 -  А как специализацию выбрали?

 -  В плане специализации у меня вопросов не возникало, потому что я понимал, что я не смогу работать в полиции, например, значит уголовно-правовая специализация для меня не вариант, а государственно-правовая тоже вряд ли.  Я, конечно, думал о том, что, может быть, когда-то пойду в науку, ещё что-то, но  все-таки гражданско-правовая была более практическая,  я выбрал именно её.

 - Сдали госэкзамены, диплом получили, и нужно было как-то в жизни определяться.  В институте к Вашему основному заболеванию прибавились ещё проблемы со слухом, я так понимаю?

 - Верно, да.

 - Сильно это Вас выбило из колеи?

 - Проблемы-то были ещё в момент моего поступления. Я это осознавал,  на семинарах и  лекциях старался  садиться за первые парты, чтобы мне было всё слышно, но потом стало понятно, где-то курсе на втором, что слышно все-таки  не всё, а если слышно не всё, значит надо подбирать слуховой аппарат. Я его подобрал первый раз. Это был аналоговый аппарат швейцарского производства, он был совершенно неудачным. Причём специалисты наши, сурдологи нижегородские, вели себя  тоже довольно странно, говорили, что  «ты к аппарату просто не привыкаешь, надо его больше носить».  На  самом деле, когда мне показали цифровой аппарат, спустя несколько месяцев, германского производства фирмы «Сименс», я понял, что дело, всё-таки не в этом, а в том, что тот аппарат был не для меня, потому что здесь звук был естественным, живым, а там он был как в телефоне.  Тут уж привыкай-не привыкай – без вариантов. Я понял, что мне надо купить во что бы то ни стало именно аппарат от «Сименс», стоил он где-то двадцать девять тысяч рублей,  по тогдашнему курсу это больше тысячи долларов.  Мне немножко помогли на предприятии, часть денег я получил в счёт компенсации за тот аппарат, который мне могли бы предоставить, но от которого я отказался,  так  я его приобрёл в 2003 году. В принципе  проблем больших каких-то не было. Единственное, что аппарат был один, а не два,  это было всё равно лучше, чем ничего.

 - Юридически слепоглухих людей на МСЭ определяют по какой-то одной категории: либо это глухота, либо проблемы со зрением.  Человеку же нужны, например, брайлевская строка,  или трость и слуховой аппарат. Что предусмотрено у нас законом?

 - Такой причины инвалидности, как слепоглухота, у нас в официальных документах пока нет, хотя в приказе 664Н, о котором мы тоже говорили в рамках «Юридического навигатора», всё-таки такая причина появилась. Именно диагноз, который обуславливает определённую количественную оценку.  Причина инвалидности, скорее всего, будет по наиболее выраженному нарушению: по зрению или по слуху. Это сложный юридический вопрос, потому что в принципе нет препятствий к тому, чтобы технические средства были выписаны в связи с ограничениями жизнедеятельности по нарушениям и зрения,  и слуха? Есть  приказ 998н, который определяет показания, противопоказания при обеспечении инвалидов ТСР. Либо эти показания есть, либо этих показаний нет. Я думаю, таких проблем быть не должно. Можно, конечно, говорить, насколько этот приказ совершенен, он не учитывает некоторые случаи. Можно говорить о компетентности сотрудников, специалистов учреждений медико-социальной экспертизы. Но с точки зрения выписывания технических средств, если показания есть, то инвалидность может быть по зрению, а они могут быть выписаны и с какими-то другими заболеваниями, почему нет?!

 - То есть,  человек может получить (если  ему нужен) слуховой аппарат?

 -  Да, может.

 - Это уже радует. Теперь перейдём к Вашей дальнейшей биографии. Получили  Вы диплом, и нужно было где-то работать. У Вас уже был договор с организацией «Инватур»? Вы с ними   сотрудничали?

 - Совершенно верно. Я начал работать в организации «Инватур» в августе 2004 года (как раз одиннадцать лет), и до сих пор там и остаюсь. В начале я не очень понимал, чем эти люди занимаются. Все что-то бегают, что-то пишут, как-то всё было непонятно. Потом  стал больше понимать специфику именно защиты прав людей с инвалидностью,  стал в неё глубже погружаться, но у меня обозначилась другая проблема. Я  ещё учился на пятом курсе, и, например, когда ты работаешь на УПП,  не особо загружаешься, в том смысле, что семь часов отработал, два часа поспал и  три часа можешь в день учиться спокойно, то здесь проблема была в том, что мозг был основательно занят информацией по работе, которая несколько отличалась от того, что мне приходилось учить.  Пришлось просто  взять себя в руки, что как-никак, университет всё равно надо закончить. Я его закончил летом 2005 года с красным дипломом. Так получилось,  что кого-то призвали в армию, кто-то ушёл сам, и в 2005 году мне, по сути дела, эту юридическую группу «Инватур» пришлось возглавить.

 - Чем Вы занимаетесь в этой организации? Какие Ваши функции?

 - Прежде всего, юридическое консультирование, оказание помощи людям с инвалидностью, составление документов. Иногда бывают судебные дела, какая-то аналитика законодательства, касающегося инвалидов. Постоянно приходится следить за новыми документами, за их проектами тоже, как-то на это реагировать. Мы сотрудничаем с московской региональной общественной организацией инвалидов «Перспектива», в которой создана коалиция, объединяющая юристов из многих регионов, что позволяет  обмениваться опытом, информацией. Это позитивно, безусловно. Вообще я могу сказать, что те, кто работает в некоммерческих организациях, –  в любом случае специалисты широкого профиля, потому, что приходится и грантовые заявки писать на предоставление нам какого-то финансирования. Пресс-релизы я научился писать в ходе  работы в «Инватуре».

- А в суде случалось чьи-то интересы представлять?

-  Да.

 - Сложно было Вам присутствовать на заседании, потому что это  мучительно и долго, как мне представляется. Нужно быть в курсе ситуации текущей, то есть документ какой-то посмотреть или  как-то отреагировать на то, что происходит. Как Вам было в этой ситуации?

 - Дела бывают различной сложности. Вообще говоря, и первое моё судебное дело досталось по наследству от других юристов в «Инватуре». Была у нас такая клиентка, девушка с эпилепсией, Оксана Язева, с которой МСЭ снял инвалидность.  Там была ситуация запутанная, связанная с тем, что она обучалась в вузе, потом, так случилось, что, видимо, от неё потребовали каких-то денег. Это косвенно можно утверждать. Это узнал я потом, когда мы пытались инициировать жалобу в Европейский суд по правам человека. Она рассказала, что декан пришла, сказала: «Кому нужны дополнительные занятия, подходите». Она подошла, ей, видимо, намекнули, что что-то надо принести. А ещё во время сессии она заболела, и в результате сессию она не пересдала. Её отчисляют за академическую неуспеваемость, но суть была даже не в этом.

Суть в том, что она потом пытается перевестись в другой вуз. МСЭ уже не рекомендует ей учёбу в индивидуальной программе реабилитации, в результате чего она не может поступить по льготе. Девушка пишет жалобу, в которой были такие строки, что: «Я считаю, что я могу учиться в любом вузе», а ей МСЭ просто снимает инвалидность. В результате мы пытаемся это решение обжаловать. Это было моё первое судебное дело,  и первый суд мы выиграли. К сожалению, областной суд вернул это дело на новое рассмотрение, и потом мы его проиграли. У нас были там вопросы некоторые по части справедливого судебного разбирательства, потому что не была назначена экспертиза, не были учтены некоторые моменты, на наш взгляд, которые были важны. Мы нашли юриста, составившего жалобу в Европейский суд по правам человека, поскольку это всё-таки дело такое сложное.  К сожалению, прождали шесть лет – ничего не получили.

Вернусь конкретно к специфике работы в суде. Конечно, нам, на мой взгляд,  сложно работать с теми делами, где много документов. А если Вам принесли ещё документ рукописный, или много рукописных документов, то, конечно, незрячему юристу нужен секретарь.

 -  Ассистент.

 - В моём случае, всё-таки, накладывало отпечаток еще и нарушение слуха. Бывают какие-то дела, где мало работы с документами – скажем, взыскание морального вреда.  У нас был случай, когда права инвалида-колясочницы, сотрудницы нашей организации «Инватур», были нарушены Российской железной дорогой, так как ей не был предоставлен спецвагон.  Документов не так много,  я провел  суд по возмещению морального вреда. И некоторые другие  процессы. А вот, например, в позапрошлом году было жилищное дело, довольно сложное. Я понял, что один его вести не смогу, и мы подключили к этой работе адвоката по обоюдному согласию. Проблема в том, что надо  быть готовым к любым неожиданностям со стороны ответчика. А когда это ещё госорган,  надо быть готовым вдвойне. Я просто понял, что надо подойти к этой ситуации более ответственно, потому что если проиграем не дай Бог из-за того, что я переволнуюсь, или я что-то не расслышу, человеку (а она инвалид-колясочница), которую сняли с учёта жилищного без достаточных оснований, просто придётся всю жизнь жить на седьмом этаже с общими удобствами и без каких-либо перспектив эти жилищные условия улучшить. Было чёткое понимание, что так нельзя, надо подойти к делу более ответственно. Где-то и визуальный контроль необходим документов, выстраивание взаимодействия с судьёй, поэтому я решил, что нам нужен адвокат, и мы  вдвоём представляли эту женщину.

 -  А вообще ассистент есть у Вас? Кто с Вами на заседания ходит? Зрячие?

 -  Ассистента постоянного нет. Поскольку у нас некоммерческая организация, есть проблемы непостоянного финансирования. Проекты – они то есть, то нет. Мы привлекаем студентов, конечно.  В плане работы были как удачные студенты, так и не очень удачные. Первые иски, особенно когда мы сами подавали… получилось так, что всё-таки самый лучший ассистент – это моя мама. Она видит ошибки, видит опечатки, и мы с ней всё исправляли быстрей, как ни странно.

 -  Расскажите ещё о Вашем участии в других проектах как юриста?

 - Это радио «РАНСиС». С 2009 года  у нас стартовала программа «Юридический аспект». Это программа, в которой, во-первых,  я работаю как юрист,  во-вторых,  это где-то и журналистика, потому что я не только сам подготавливал какие-то материалы, но и записывал интервью с разными людьми. До 2011 года эта программа просуществовала, потом был творческий отпуск на некоторое время. Потом мы эту программу возобновили, а также появились другие интересные проекты с «РАНСиС». Они не юридические. Это, в частности, «Музыкальный глобус». Помимо всего прочего, я люблю различную музыку, и в рамках этого проекта я стал рассказывать о чем-то интересном. Это даёт возможность расслабиться, где-то забыть о работе.

 -  Увлекает радиожурналистика?

 - В какой-то степени да, хотя я с журналистами стараюсь последнее время общаться  по минимуму именно по деятельности «Инватура», так как считаю, что в организации должен быть специальный человек, который выстраивает  взаимодействие со средствами массовой информации, потому что бывают искажения, бывает, что проходит материал  не так, как тебе хотелось бы. Мне просто порой не хочется нести за это ответственность. Когда программу делаю я сам – это  другое дело. В 2013 году  начал сотрудничать с нижегородской региональной общественной организацией родителей детей-инвалидов по зрению «Перспектива», которую возглавляет Ирина Германовна Сумарокова.  Мотивация такая, что «Инватур» хоть и оказывает помощь инвалидам всех категорий, если говорить о юридической помощи, но эта организация начиналась, и отчасти и сейчас существует как организация инвалидов-опорников и колясочников. Это было вызвано желанием сделать что-то для своей целевой группы, и мы с «Перспективой» на конкурс Президентских грантов представили  проект «Правовые аспекты реабилитации, интеграции детей и молодёжи с инвалидностью по зрению». Проект получил финансирование и с конца 2013 года по сентябрь 2014 года был вполне  успешно реализован.  В феврале этого года по итогам переписи слепоглухих, в которой я принимал участие, я получил предложение от фонда поддержки слепоглухих «Соединение» заняться вопросами оказания юридической помощи людям с одновременными нарушениями зрения и слуха. Мы написали с «Перспективой» проектную заявку. С марта проект реализуется.

 -  В Нижнем Новгороде?

 - Упор сделан в некотором роде на Нижний Новгород, потому что там проходят мероприятия: в марте прошёл круглый стол, в июле мы проводили вебинар по эффективному взаимодействию с учреждениями медико-социальной экспертизы и органами фонда социального страхования. Мы приглашали нижегородских специалистов, с которыми мы взаимодействуем. Этот проект реализуется совместно с фондом на всей территории России, потому что  горячая линия, которая была запущена, функционирует для всех. Туда могут позвонить граждане с одновременными нарушениями зрения и слуха (или их родственники) со всей России и оставить свои вопросы, на которые мы отвечаем.

 -  В жизни Вы в плане реабилитации человек самостоятельный, независимый ни от кого? Можете сходить куда угодно: в магазин, в театр?

 - Какое-то количество маршрутов я знаю. Что-то я могу делать в плане самообслуживания, что-то нет. Наверное, говорить, что совсем самостоятельный на сто процентов – всё-таки нет.

 -  А когда  пришлось передвигаться,  имея нарушение слуха и без зрения, Вам стало сложнее?

 - Если говорить об ориентировке… когда начинаешь пользоваться слуховыми аппаратами, здесь главная особенность в том, что к ним надо привыкнуть. Например, на каком расстоянии от тебя идут машины… чтобы звук был, с одной стороны, не слишком тихим, с другой стороны - чтобы он не был слишком громким. Конечно,  это требует очень тщательного подхода к настройке слуховых аппаратов, что, к сожалению, в регионах России бывает не всегда, потому что техника усложняется, сейчас уже цифровые слуховые аппараты, и далеко не всегда их настраивают так, как должно, на мой взгляд. Слуховой аппарат имеет четыре программы. На эти программы настраиваются разные параметры. Если Вы берёте автоматику, первая программа, которая по умолчанию, как правило,  есть на всех цифровых слуховых аппаратах,  представляет серьёзный риск, связанный с тем, что меняется звук в зависимости от акустической ситуации: звук более громкий она убавляет, как бы защищая пользователя; более тихий – может быть, наоборот. То есть автоматическая подстройка под акустическую ситуацию. Вот мне кажется, что такая подстройка в известной степени непредсказуема, когда ты находишься на улице, переходишь дорогу и так далее. А та программа, которая рассчитана на прослушивание музыки, – там таких колебаний не происходит и звук более ровный. Я, например, использую её. Но это всё очень индивидуально, кто к чему привык.

 -  Бывают ли ситуации, когда слуховой аппарат может подвести – не сработать или перестать работать?

 - Так, чтобы перестать работать, – это слишком круто… Тут несколько ситуаций может быть. Как больному сахарным диабетом человеку, использующему слуховые аппараты, мне надо быть готовым к некоторым неожиданностям. Во-первых, это батарейки! Всегда надо носить пару запасных батареек, если ты пользуешься двумя слуховыми аппаратами. У меня всегда в сумке упаковка. Когда она заканчивается, я меняю на новые. У меня не было такого, чтобы на каких-то публичных мероприятиях в совершенно неподходящий момент батарейки садились. Этот нюанс надо учитывать. Второй момент, который надо учитывать обязательно, – это то, что слуховые аппараты не являются водонепроницаемыми, и если вы ходите в одиночку, вам нужно иметь какую-то защиту на случай дождя. Шапочку, которая бы закрывала эти слуховые аппараты, например, сшитую из какого-то материала, который бы не промокал. Если пойдёт дождь, то вам придётся, скорее всего, аппараты снимать. В этом случае трудно будет попросить помощи окружающих.

У меня такая ситуация была, когда я ехал в транспорте, понял, что идёт ливень,  всё-таки с помощью какого-то остаточного слуха смог выйти, забраться в остановку, там уже спросил и меня  посадили на другую маршрутку, а дома папа встретил, да и дождик,  по-моему, закончился. Потом ещё ситуация, многие с ней сталкивались. Я шёл вдоль бордюра, а там что-то висело около дороги, и это что-то тростью заметить было в принципе невозможно. Я чувствую, что у меня изменился звук, посмотрел, а у меня аппарат на трубочке висит. Слава Богу, что он висел, а не упал. Был случай: я, просто отмахиваясь от насекомого, машинально столкнул слуховой аппарат. Хорошо, что на землю, а не на асфальт. К таким вещам нужно быть предельно внимательным. Для детей игры, драки могут тоже доставлять определённую сложность. У меня знакомая была в Париже и потеряла слуховой аппарат в Лувре. Такое, конечно, запомнится на всю жизнь. Это был внутриушной слуховой аппарат, она слушала аудиогид, и каким-то образом его вытащила.

 - Ещё хотелось бы спросить в конце нашей беседы: есть ли какие-то любимые занятия сейчас, на этом жизненном этапе? Может, какое-то хобби к Вам пришло новое, которого в юности не было?

 -  Я много что люблю, набор увлечений стандартный. Это радио, насколько позволяет мой слух и свободное время. Это всё-таки книги. Появился в определённый период  жизни перед поездкой в США английский язык,  я несколько лет его изучал на курсах. Сейчас пока времени не хватает, честно говоря, но тоже не прочь бы продолжить. Это увлечение различной музыкой – оно такое, Вы знаете, на уровне дилетанта, мне нравится что-то, я это слушаю. Время от времени возникает желание этим поделиться,  я для этого использую Радио «РАНСиС» как  площадку. Делаю передачи, например, «Музыкальный глобус». Наверное, я хотел бы научиться получше готовить.

 - Я хотела спросить, какая работа по дому самая любимая и какая самая не любимая?

 - Сейчас я всё-таки живу с мамой, и получается так, что я её не так часто делаю. В принципе, любая работа мне нравится. Я режу салаты, ещё что-то делаю периодически.

 - И Ваша мечта – научиться готовить?

 - Научиться готовить хорошо. Ещё я хотел бы больше путешествовать, потому что так получилось, что я побывал-таки в двух странах. Это Чехия, в 2005-2006 годах я дважды был в Праге,  был ещё в США в 2007 году по программе «Открытый мир». А потом как отрезало, за границу выбраться не получается. По нашей стране были поездки на море, но это все-таки не совсем путешествия. Мне бы хотелось больше познать мир, может быть тактильно его ощутить, почувствовать энергетику каких-то интересных мест, но порой просто не с кем, а иногда финансовые какие-то моменты. Надеюсь, что у меня такая возможность всё-таки будет в ближайшее время.

 - Поездка в Америку – это была какая-то программа? Чем занимались?

 - Это была программа «Открытый мир», ориентированная на молодых лидеров из различных сфер общественной жизни с целью знакомства с американским опытом. В данном случае это конкретно касалось социального обеспечения и жизни людей с инвалидностью.

 - Ещё такой вопрос: где-нибудь у нас есть хорошие центры, где люди с проблемами слуха и зрения могли бы пройти курс реабилитации?

 - К сожалению, это, конечно, проблема…Я не собирал информацию специально, но есть Сергиев-Посад для детей. Многие мамы из различных регионов отправляют детей туда. С другой стороны, как  показывает наш нижегородский опыт, далеко не все готовы к этому,  некоторые родители говорят: «Мы бы хотели здесь обучать наших детей, потому что ребёнок имеет право воспитываться в семье, и ему должна быть предоставлена такая возможность». В частности, Юлия Кремнёва в организации «Перспектива». Она об этом тоже говорила. Сейчас про её сына Петю снят неплохой фильм. Ему шесть лет, ребёнок с одновременными нарушениями зрения и слуха. Насколько я знаю, мама склоняется всё-таки к тому, что отдаст его в школу для глухих, и будет привлекать каких-то педагогов. Если говорить о взрослых, то это всё-таки Волоколамск.

Существует фонд «Со-единение», он  был создан сравнительно недавно, в прошлом году, они проводят работу как раз в этом направлении. Я думаю, что если у наших  читателей есть вопросы, то нужно посмотреть сайт этого фонда: http://www.so-edinenie.org/. Чтобы его найти, достаточно в поисковике задать запрос: «Фонд поддержки слепоглухих». Вы его найдёте и сможете ознакомиться с программами фонда более детально. Если вы не принимали участие в переписи слепоглухих, это обязательно необходимо сделать, чтобы у фонда была информация о вас. И уже как-то двигаться дальше и искать варианты. Я надеюсь, что специалисты фонда подскажут; может быть,  я что-то подскажу, если буду знать. В общем, не нужно останавливаться!

Сцену нельзя не любить, если её не любить, то она будет отвечать тем же

 

Интервью-портрет Сергея Краснопёрова

 

Надежда Киселева

В пятом номере журнала мы рассказывали вам о Всероссийском конкурсе ВОС «Романса упоительные звуки». Конкурс состоял из двух номинаций: солисты-вокалисты и ансамбли. Первую премию среди солистов завоевал Сергей Краснопёров, представляющий Башкирскую республиканскую организацию ВОС. С победителем конкурса, вокалистом, дирижером, преподавателем встретилась внештатный корреспондент журнала Надежда Киселева.

 - Родился я в Башкирии, в селе Николо-Берёзовка. Потом мои родители переехали в Нефтекамск, где я до сих пор живу. Учился я в Уфимской школе-интернате, после чего поступил в Курское музыкальное училище на отделение хорового дирижирования.

- В школе в Уфимской учились с первого класса?

    - Да, с первого класса. После школы поступил  в училище. Сначала мной двигала лень.

- Лень? Это как же она?

- А вот так. В Уфе я учился в музыкальной школе по классу баяна. Но когда пришла пора поступать в училище, мне стало лень сидеть с баяном, заниматься по несколько часов, я решил – нет, чем-нибудь другим... Вот музыка – да, но…

- Но не баян.

     - Не баян в профессиональном смысле. Замечательный инструмент, я иногда его беру у товарища своего в школе искусств. Так, поиграю немножко и поставлю на место. Я решил поступить на отделение хорового дирижирования, думаю, там интереснее. Да, интереснее там оказалось – вокал. Правда, он был у меня один час в неделю, и рано утром поставлен, но природу обмануть нельзя, голос в восемь часов не просыпается, он просыпается часам к одиннадцати. Уже из практики, из опыта, в дальнейшем, все оркестровые репетиции, допустим, в филармонии с вокалистами, или в оперном театре, начинаются с одиннадцати часов. Не с десяти даже, с одиннадцати. Вокал меня, честно говоря, увлёк. Сначала, правда, на первом курсе непонятно было, зачем это мне, потом стало получаться, понравилось.

- Так, а баяном-то Вы совсем не занимались? Наверное, на баяне всё равно приходилось заниматься?

 - Немножко было, как общий инструмент он у меня шёл.

- А в школе Вы пели в хоре? Или солировали, может быть, уже в школе?

 - Так это было. Но как мы пели… Господи, тогда же это всё было так. Вот седьмое ноября, вот тебе первое мая, вот вам ещё что-нибудь. Тогда было много разных праздников, и  их праздновали с пафосом.

-  Всё равно же к ним готовились заранее.

 - А как же, конечно, репетировали. У нас в классе, слава Богу, был свой концертмейстер. Его теперь все знают, тогда его никто не знал. Тогда он был Салават Низамутдинов, вот и все дела. Это теперь он, Царство Небесное, известный человек в Башкирии.

- Вы учились в одном классе.

- Нет, я не учился с ним в одном классе. В одном классе я учился с его сестрой. Он учился на несколько классов старше. Ну, а так как у нас была его сестра, он нам постоянно аккомпанировал на всех праздниках.

-  То есть в школе Вы к вокалу серьёзно не относились?

 - Нет.

- Вы были  активным хулиганом?

- Ну, был хулиганом. Знаете, если, говорят: «Я ничего, я всех слушался, я был  примерный, я учился на одни пятёрки» - этот человек, по всей видимости, лжёт.

- Ну почему? Бывают и такие.

 - Бывают, но очень редко.

-  Среди мальчишек пореже.

- Мальчишки должны бегать, лазить по деревьям, крышам.

- И Вы всё это делали.

- Понятное дело.

- Вы вокалом занялись серьёзно в Курске?

     - Да, в Курске, со второго курса училища я уже решил, что после окончания училища буду поступать по вокалу  в консерваторию.

- И выбрали?

- Если бы выбрал, хорошо бы было. А то ведь в то время «нашего брата» не очень брали.

- Не мы выбираем, а нас выбирали.

- Да, нас, получается, выбирали. Я приехал в Уфу и меня спросили: «Вы хотите на первый курс или на подготовительный?» У вокалистов есть подкурсы, после чего они в некоторых вузах автоматически, а в некоторых после сдачи экзаменов, зачисляются на основной курс. Всякое бывает, у всех свои правила. Я говорю: «Хочу хотя бы на подкурс» – думал, чтобы только зацепиться. Но мне сказали, что у них подкурс только для башкир.

- Это какой год был тогда?

- Это был 1984 год.

- Национализм, конечно, в Башкирии имел место.

- Я ничего не придумываю. Я экзамены сдал, но они мне  поставили ещё двойку по специальности, то есть по вокалу. Хотя я выглядел не хуже других, но они мне тупо поставили двойку – отстань, мол, отвяжись. Я отстал. Честно говоря, я ни чуточки не жалею, что не стал учиться в Уфе.

- А чего же жалеть?

– Значит, не моё. Я потом пробовался дважды в Донецк только по той простой причине, что там когда-то работал незрячий профессор Николай Степанович Михальченко. Он был зав. кафедрой народных инструментов.  Там на «нашего брата» как бы не должны были смотреть как на чудо-чудное, диво-дивное. Я туда приехал, но не взяли меня там. Правда, сделали это более тонко, сделали так, что я не добрал баллов, по конкурсу не прошёл. Я решил, что надо попробовать второй раз в Донецк, это был уже 1986 год. Я приехал, а мне зав. кафедрой заявил открытым текстом: «Чего Вы приехали?» Я говорю, как чего, в прошлом году я, говорю, баллов недобрал по конкурсу. Знаете, говорит, мы Вас в прошлом году не взяли, не возьмём и в этом. Я даже документы не стал подавать, просто развернулся, поехал на вокзал и уехал домой. Тем более что работа у меня была.

- А где Вы тогда работали?

 - В Николо-Берёзовке, на своей родине, в средней школе преподавал пение. Не поступил, что же теперь.

-  Всё-таки Вы к цели шли.

-  А как же? Я Козерог, а это упрямая скотина. Заехал из Донецка в Курск к своему преподавателю по вокалу. У меня ведь в училище было так: рано утром поставили – я не приду на вокал. Я потом приду часа в два. Мой преподаватель не был против. Тем более что потом, когда у меня всё стало более-менее вырисовываться, что-то получаться, я стал к нему ходить не раз в неделю, а пять, ему это тоже нравилось. После неудачного поступления, после третьей неудачи, я к нему из Донецка завернул, говорю, так и так.

- А кто был Вашим преподавателем?

- Мой преподаватель, он жив и здоров, слава Богу, Владимир Павлович Старосельцев. Сейчас не знаю, работает ли, нет, а вот то, что жив-здоров ещё, знаю. Ему уже много лет.

- Года четыре тому назад, по-моему, он ещё работал.

- Возможно. Он мне сказал тогда открытым текстом: «Не занимайся дурью. Езжай в Харьков и иди к моему преподавателю». Он тоже заканчивал Харьковскую.  В марте 1987 года я поехал в Харьков, меня прослушали, меня показали зав. кафедрой. Мне сказали: «Давайте поступайте без проблем, без вопросов». Я приехал в июле 1987 года и поступил. Могу даже похвалиться.

- Давайте.

- Все были пятёрки, даже по истории, только по сочинению мне поставили четвёрку,  сказали, что у Вас слишком много общих фраз.

- У Вас была хорошая группа? Легко ли было Вам?

- Да, хорошие ребята  были,  мы достаточно дружно держались и достаточно дружно закончили.

- Вот Вы закончили…

- Я закончил, стал вопрос о том, где мне работать. Спасибо моему преподавателю, он говорит: «Давай в филармонию». Я пошёл, там как раз был камерный хор. Я туда пошел един в двух лицах: и в хоре, и соло. Когда человек заканчивает вуз, это не значит, что он всё умеет, всё поёт. Всё равно ему нужна большая сценическая практика. У нас говорят: «Надо выпеться». Это достигается практикой, потому что существует и боязнь сцены, так называемое сценическое волнение, и прочее. Там много всяких факторов. Поэтому были всякие  удачи и неудачи.

-  Понятно, без этого никак. Всё гладко не бывает.

- Конечно, причем у всех.

- Петь в церкви начал я с 1982 года. Я учился в училище, тогда гонения были на церковь, и кто-то на меня донёс.

- Это когда Вы ещё в Курске учились?

- Да, когда я ещё в Курске учился. Меня завуч вызвал и говорит: «У тебя два варианта: ты поёшь в церковном хоре, но не учишься в училище – это первый вариант; второй - ты учишься в училище, но не поёшь в церковном хоре». Тогда пришлось, как говорится, отступить. Потом у меня был долгий перерыв с этим делом. Когда я в 1987 году поступил в Харькове, то сначала решил, что мне надо, как говорится, втянуться в учебный процесс, понять, зачем я в церковь не пошёл. В 1992 году закончил, а в 1995  я пошёл в церковь. Это не только для души, но и, как говорится, для тела тоже.

- Понятно, лишний заработок никогда не мешает.

- В том-то и дело. Я до своего отъезда из Харькова работал в церкви, пел.

- А Вы сейчас в храме не поёте?

- Я сейчас в храме не пою. Скажу,  почему  не пою. Дело в том, что у нас в храме не любят хор с некоторых времён. Духовную музыку не бросил. У нас есть ансамбль духовной музыки в городском центре культуры. Я там и сейчас пою.

- А  в Харькове запись в храме была сделана?

- Да, мы писались в храме, причём в том же, в каком и пели. Настоятель благословил, организовал запись. Довелось мне поработать и в оперном театре пару сезонов на мелких партиях, из серии «Кушать подано», несколько актов. Даже Светланов гордился. Он говорил: «У меня отец был «моржом». В опере есть певцы, которые поют маленькие партии, вот эти партии называются «моржами». Людей, которые их исполняют, зовут тоже «моржами». Говорят – «он на моржах сидит», то есть  на мелких партиях.

- Долго Вам довелось на Украине  пожить, поработать?

- На Украине  довелось пожить семнадцать лет. Я бы оттуда не уехал, честно говоря, если бы Харьков был не украинским. Если бы это была Россия, я бы оттуда не уехал. Никакой политики, просто потом на Украине стало трудно жить.

- В бытовом плане.

- Да, в бытовом плане, совершенно верно. В 2004 году приехал оттуда. Теперь живу последние одиннадцать лет здесь.

    - Нашли работу сразу?

- Я нашёл работу не сразу. Я приехал в январе 2004 года. С середины учебного года не больно чего найдёшь. В августе устроился преподавателем в детскую школу искусств, где и до сих пор работаю.

- Вокал ведёте?

- Я веду вокал, ребятишек учу.

- С солистами занимаетесь или хор у Вас?

- Занимаюсь именно с солистами. Хоровиков у нас и без меня хватает. Хотя по первому училищному образованию  я «дирижёр хора», всё как положено. Я люблю хор, знаю, что это такое, я в нём пел не один десяток лет,  но это не моё – вести хор.

-  Где Вы записывали свой диск?

- Это был 2000 год, в Харькове записан диск, честно говоря, совершенно случайно. Мне помогла моя концертмейстер бывшая. Она к тому времени уже не работала у нас,  уехала в Израиль на постоянное место жительства. Приезжала в гости к родственникам.  Мы как-то с ней встретились, она говорит: «Слушай, я тебе попытаюсь найти работу по интернету» (тогда у них с этим уже было проще, чем у нас). «Нужны записи, у тебя, - говорит, - есть записи?». Я говорю: «Нет». Давай, говорит, сделаем. Я говорю: «Как?». Знакомства у неё  были, и  она договорилась с людьми в студии звукозаписывающей. Мы сделали три вещи как демонстрационную запись, она их забрала с собой. Правда, из этого ничего так и не вышло. Важно, что директор этой студии говорит: «Слушай, а давай-ка мы с тобой час музыки сделаем?». Я, говорю, просто не могу этого себе позволить, потому что десять долларов час – это можно было записать одно произведение, можно два, а можно вообще ни одного. Такое сложное дело. Дал он мне четыре часа на студии работать бесплатно. Мы работали четыре часа, но не сразу, где-то раза четыре мы ходили. Десять вещей мы записали за это время. Моё любимое хобби – это рыбалка.

 - Ох ты! Любитель-рыболов?

 - Ещё  как. Кама же у нас. Белая, кстати, недалеко тоже. Всякие озёра,  протоки, каналы.

 - И как Вы, удачливый рыболов?

 - Нет, если бы все ловили, уже бы рыбы не осталось.

 - А как ловить рыбу без зрения?

 - У меня немножко есть, во-первых, зрение, а во-вторых, для этого дела есть колокольчик, он зазвенел, и всё, вот оно, пожалуйста. Это же всё элементарно. Особенно люблю ещё зимой. А там вообще рядышком можно кивок себе, что называется, к носу поднести, и увидишь его, как он – дёргается или нет.

-  Вы в компании ходите на рыбалку или в одиночестве любите?

 - Когда один, а когда мы с моим коллегой вместе работаем, ездим на его транспорте. Особенно зимой куда-нибудь поедем и сидим на льду, ловим.

- Как семья к этому относится?

    - Как раз нормально семья относится, потому что я на рыбалку езжу рыбу ловить. А некоторые как ездят на рыбалку? Это из серии: «Да я рыбачить, - говорит, - не умею» - «А чего тут уметь, наливай, да пей». Так вот, я не по этим делам.

- А помимо рыбалки чем Вы ещё в свободное время занимаетесь? Много свободного времени?

 - В отпуске было много времени, отдыхал. А так особо нет свободного времени. Потому что у меня работа и с утра бывает, и после обеда. То есть приходишь, поел да спать.

- В Нефтекамске Вы, кроме преподавания, участвуете в культурной жизни Вашего города? У вас же там даже филармония, по-моему, есть.

 - Это она так называется, филармония. А вообще она своему названию не соответствует. Несколько концертных бригад, они разъезжают по деревням.

-  А они концертную деятельность в городе не ведут?

 - Ведут, но нерегулярно. И не очень я это люблю, потому что им почему-то подавай однотипную программу. Им «Вдоль по Питерской» спой, такое развесёлое, разухабистое.

- Какие-то мероприятия серьёзной музыки разве не проводятся у вас? Всё-таки Нефтекамск, наверное, город не маленький.

 - Город не маленький, вот только отдел культуры у нас считает, что классика эта никому не интересна.

– Может, у вас на национальное искусство уклон делается?

- Это тоже есть, но в основном считается, что нужна эстрадная музыка, развлекательная. А серьёзная очень редко бывает.

- А Вы не хотите поучаствовать в конкурсе «Филантроп»?

 – Я, может, и хочу поучаствовать, мне надо только подготовить видеоматериалы для этого. Там же нужны видеоматериалы. И если удастся за эти пару месяцев сделать всё, то, может, и поучаствую.

- Из певцов кого бы Вы считали своим духовным наставником?

- Сложно сказать насчёт духовного наставника, потому что в русской музыке это один, в западной музыке это другой. Допустим, в русской музыке мне нравился Рейзен и, пожалуй, ещё Пирогов. В зарубежной музыке мне нравится, как работал Дитрих Фишер-Дискау. Замечательный баритон. Настолько он умел владеть голосом, у него как будто в руках гитара, скрипочка… я не знаю, всё, что угодно.

- А что Вы любите на досуге послушать?

 - Я на досуге как раз люблю не слушать музыку. Знаете, когда с работы приходишь, а там у тебя постоянно музыка, то вот от неё-то как раз и хочется  отдохнуть.

- Понятно, но бывает же, что-то и хочется послушать.

- По-всякому бывает. Бывает, классику послушаешь. Бывает, послушаешь каких-нибудь бардов, бывает, того же старенького Утёсова послушаешь, тоже интересно.

- А что Вам больше нравится – выступать или преподавать?

 - Кто его знает… Я сейчас даже затрудняюсь, пожалуй, на этот вопрос ответить.

- А как, ребятишки-то? Вас не огорчают? Есть вообще способный народ?

 – Народ? Они вообще все способные, просто всякие разные жизненные ситуации бывают. Они вообще замечательные. По крайней мере, у меня плохих нет.

- Хороший у Вас коллектив в школе?

 - Хороший.

- Есть у Вас какая-нибудь мечта? Чего Вам хотелось бы?

- Вот хотелось бы, чтобы погода наладилась. Чтобы можно было в выходные на рыбалку сходить – вот эта мечта есть. А глобально – мечта жить спокойно, без эксцессов.

- А Вы сцену любите?

- Сцену нельзя не любить, если я на неё выхожу. Если я её буду не любить, то она будет тем же самым отвечать мне.

- А всё-таки хотелось бы Вам побольше выступать?

- Наверное, хотелось бы,  я же для этого учился.

- И нам бы хотелось Вас почаще слышать.

- Спасибо Вам на добром слове.

Терпенье и труд все перетрут

 

Виктор Розанов

 

К семидесятипятилетию Постановления Совета Народных Комисаров РСФСР  № 815 от 4 ноября 1940 года «Об  Утверждении  положения о Всероссийском обществе слепых». Очерк Виктора Розанова.

 

По своему отношению к  труду людей вполне можно разделить на три основные группы: к первой относятся те, кто любит трудиться, даже если это связано с  преодолением трудностей. Чаще всего это люди творческих профессий.

Во вторую входят работники, занимающиеся делом, – они понимают, что по-другому нельзя. Иначе, без заработка ноги протянешь.

И, наконец, третья – бездельники. «Пусть трактор работает, он железный», «работа не волк, в лес не убежит» - и еще много подобных  сентенций приведут вам профессиональные дармоеды. К ним можно смело отнести жуликов всех мастей, тунеядцев и нищих.

Одно время люди с ограниченными возможностями в большинстве своем относились к третьей группе. Да только это была не их вина, а их беда. Слепые в массе своей на протяжении столетий пытались жить собственным трудом. Иногда общество помогало им в этом, чаще же – наоборот. Как бы это кощунственно ни звучало, но развращающее влияние на калек оказывала религия. Милостыня признается одною из коренных религиозных обязанностей у браминов, буддистов,  евреев и мусульман.

 Почти не отличалось в этом и христианство.С одной стороны православие закладывает фундамент толерантного отношения к единоверцам – вне зависимости от их происхождения, социального положения, физической силы или степени смышлености. Однако с другой, «милостыня признается одною из коренных религиозных обязанностей» – так коротко и ясно выразил суть духовного милосердия основатель отечественной христианской философии Владимир Сергеевич Соловьёв . Но,провозглашённая не просто добродетелью, но обязанностью для истинно верующих, милостыня  действовала на убогих расхолаживающе.

А что же сами незрячие? Из века в век с муравьиным упорством слепые овладевали трудовыми навыками, да так, что сообщество признавало за ними право на определенные области деятельности. Так, например, в средневековой Японии считалось, что практиковать особый массаж могли только слепые с их обострённым осязанием. До сих пор в японскую гильдию массажистов принимаются только незрячие. Своего апогея число массажистов в Японии достигло к 1868г.

 А в Российской империи в этом же году стараниями Императорского Человеколюбивого общества был возрожден Петербургский институт для слепых, основанный еще  Валентином Гаюи.  Кроме музыки, воспитанников стали обучать набору и печатанию книг. Со временем ремесленное отделение расширилось, а в   институте стали обучать токарному делу и плетению корзин. Кстати, Гаюи, незадолго до отъезда на родину, опубликовал брошюру «Краткое изложение, служащее проспектом второго издания Опыта по воспитанию слепых». В ней он формулирует цели и задачи основанного института: «Необходимо всем слепым в России предоставить возможность трудиться. Слепых бедняков их труд должен обеспечивать настолько, чтобы они решительно были избавлены от необходимости просить милостыню и не испытывали  бы нищеты».

***

Анна Александровна Адлер на съезде русских деятелей по распространению профессионального и технического образования, проходившем в Москве в 1896 г., подчеркивала, что в школах «главное… сделать из слепых хороших  ремесленников той или другой специальности».  Там же  Александр Антонович Густовский сделал доклад о доступности для слепых массажа как профессии. На основании собственного опыта он утверждал, что слепые хорошо усваивают приёмы массажа, в частности хирургического, и вполне справляются с этим делом.

В 1892-1893 гг. на средства Константина Карловича Грота были построены мастерские, рассчитанные на 120 человек, – щеточное дело и плетение корзин. Приобретением сырья и реализацией готовых изделий занималось  Попечительство императрицы Марии Александровны о слепых. Свои изделия слепые сдавали на склад и сразу получали деньги.

В разных городах Российской Империи на средства благотворителей создавались различные убежища для взрослых слепых и мастерские. Но это была, конечно, капля  в море. 

В 1906 г. журнал «Слепец» опубликовал обращение группы костромских слепых: «Мы -  рабочие. И в этом сознании  -  наша радость и гордость! Зрячие!  Помогайте слепым тверже встать на трудовую дорогу. Слепые! Трудитесь, как умеете. Пусть в Вашем отечестве не будет ни одного слепца, просящего подаяние».

Примерно в то же время инспектор народных училищ Корсунского уезда Александр Иванович Червяковский, описывая бедственное положение и страдания слепых в Корсунском уезде Симбирской губернии, пишет, что у слепых велико желание трудиться и получать заработанные честным трудом «свои трудовые копейки, которые для слепца дороже чужих червонцев»…

Конечно, некоторые слепые работали настройщиками музыкальных инструментов, массажистами, тапёрами в кинотеатрах, играли в оркестрах и пели в церковных хорах. Но это были единицы. Подавляющее же большинство вынуждено было жить или за счет благотворителей, или нищенствовать. Такое положение  не отвечало возросшим требованиям слепых.

В 1908 г. петербургские незрячие объединились в артель, дав ей длинное, но точное название: «Санкт-Петербургская артель слепых, живущих своим трудом».  Сначала в нее входило менее пятидесяти человек, а в 1916 артель насчитывала уже более 150 слепых работников - это были: корзинщики, щеточники, настройщики музыкальных инструментов, музыканты, певчие и массажисты.  

В том же году по инициативе незрячего художника Василия Ивановича Нечаева в Петербурге был создан Всероссийский союз слепых. Нечаев обратился к слепым с призывом к единству, взаимопомощи и самодеятельности. «Нам трудно бороться, но мы победим» – эти строки воззвания были опубликованы 20 февраля 1916 года в разных СМИ. Подписали воззвание 38 человек, большинство из которых – члены «Санкт-Петербургской артели слепых…». Союз, к сожалению, просуществовал менее года, но его идеи вдохновили незрячих России на борьбу за свои права и создание Всероссийского общества слепых. Закрыт он был по недоразумению. Хотя союз не был политической организацией и лишь объединял незрячих граждан, бдительные чекисты усмотрели в лозунге «Нам трудно бороться, но мы победим», аллюзию на эсеровский девиз «В борьбе обретёшь ты право своё». Этого было достаточно.

Союз союзом, но молодое Советское государство придавало первостепенное значение трудоустройству инвалидов.

На VIII съезде компартии была принята Программа партии, где было сказано: «… в области социального обеспечения РКП(б) стремится организовать широкую государственную помощь всем жертвам войны, стихийных бедствий и ненормальности общественных отношений, ведет решительную борьбу со всякого рода паразитизмом и тунеядством и ставит своей задачей вернуть к трудовой жизни каждого, выбитого из трудовой колеи». Так что требование слепых дать им возможность трудиться соответствовало проводимой тогда государством социальной политике.

 В 1921 году был создан Всероссийский кооперативный союз инвалидов (Всекоопинсоюз). Его цель – объединение инвалидов всех категорий, профессиональное обучение и включение их в трудовой процесс. На съезде Всекоопинсоюза в 1923 г. заместитель наркома социального обеспечения Николай Александрович Милютин подчеркнул, что основная задача общества – «вернуть инвалидов в ряды трудящихся и помочь сделать их полезными членами общества».

Как известно, в апреле 1924 года вышел первый номер журнала «Жизнь слепых». В редакционной статье были такие слова: «…мы не возьмем подачек … мы требуем для себя работы». Через год было создано Всероссийское общество слепых. Первоочередными задачами Общества были: ликвидация неграмотности; трудоустройство и культурно-просветительское воспитание слепых.

Вот как формулирует задачи ВОС Совнарком РСФСР в Положении о всероссийском обществе слепых от 13 сентября 1931г.:

«Плановые мероприятия и всю работу по привлечению слепых к труду, их обучению и просвещению, а также и профилактике слепоты Всероссийское общество слепых проводит совместно с заинтересованными ведомствами и организациями.

 Артели слепых могут входить в качестве самостоятельных организаций в систему кооперации инвалидов или же сливаться с существующими объединениями инвалидов».

В Положении сказано и о задачах, стоящих перед ВОС:  «Общество трудоустраивает слепых во всех доступных им отраслях государственной промышленности, сельского хозяйства (совхозах, колхозах), кооперативных организациях и т.п.;

ВОС подготавливает из слепых обученные кадры, проводя в этих целях общее и профессионально-техническое их обучение, содействуя обучению в государственных общих и специальных учебных заведениях и на курсах для слепых, а также организует ученичество слепых на предприятиях и в учреждениях».

В статье 7-ой  первым же пунктом стоит: «Учебно-производственные мастерские, предприятия и учреждения, находящиеся в ведении Всероссийского общества слепых и его местных организаций, приравниваются в отношении льгот и преимуществ, а также снабжения сырьем, материалами и товарами, к аналогичным государственным предприятиям и учреждениям для инвалидов, находящимся на государственном бюджете».

Вот когда впервые государство  заговорило об УПМ. Да только немного опоздал Совнарком. Уже во второй половине 20-х годов ВОС начал организовывать предприятия, получившие название «учебно-производственные мастерские (УПМ).  Их цель –  научить, а потом и обеспечить работой инвалидов по зрению.  К середине 30-х годов в обществе уже работало более 150 УПМ, благодаря чему  существенно повысился уровень занятости слепых, и практически  было покончено с массовой безработицей.

Да и насчет артелей Постановление несколько запоздало.

Ещё в 1924 г. была официально  зарегистрирована Александровская гончарно-керамическая мастерская, создал ее Михаил Иосифович Лапшин. В 30-е годы по заданию Наркомата тяжёлой промышленности лапшинская артель освоила производство специальных гончарно-керамических форм для нужд цветной металлургии. Это производство существовало до пятидесятого года, когда   на его базе было создано учебно-производственное предприятие ВОС. 

Да, артель была самой простой и знакомой формой трудового объединения слепых. В Ленинграде более 400 незрячих работало в щёточно-вязальной артели с пышным названием «Фабрика им. XVIII партконференции», а в артели «Химс» (Химия слепых) – более 200 человек. В Москве тоже было несколько крупных артелей: «Технопродукт» изготавливала рельсовые скрепления и приборы для письма по системе Брайля, «Весотехник», ясное дело, – торговое оборудование и, наконец, «Эмос» – «Электромоторное объединение слепых», где выпускали электромоторы для оконных вентиляторов. В начале 30-х годов артель «Минерал» получила государственный заказ на полировку мрамора для станций первой очереди Московского метрополитена. 15 мая 1935 г. слепые рабочие артели «Минерал» были в числе почетных пассажиров первого поезда столичного метро.  

Но всё же большинство артелей были мелкими. И еще. Хотя они обеспечивали слепых работой, но входили в состав Центросоюза и не подчинялись ВОС. Таким образом, артель как форма организации труда слепых не оправдала себя. Часто кооперативы не вникали в нужды слепых, не доверяли им руководство предприятиями, не искали доступные для слепых виды производства и при малейшей трудности сокращали слепых и закрывали предприятия.

***

С первых дней своего существования совет ВОС решил, что проще всего заработать негоцией. Ещё 4 августа 1924 г. Совет получил разрешение на торговлю, и уже в сентябре торгово-производственный отдел  (ТоргСВОС) начал готовиться к коммерческой деятельности. Однако, вопреки ожиданиям, приличных барышей не было. Неумение торговать, отсутствие опыта, плохой бухгалтерский учет, слабый контроль и доверчивость, а с другой стороны хищения и мошенничество нэпманов, которые через инвалидные льготы уходили от налогов,  часто приводило к убыткам. 

Пришлось вмешаться государственным органам: «…в обществе есть нездоровый уклон в сторону коммерческой деятельности. Зачастую она имеет спекулятивный характер и самые разнообразные формы – от торговли жареными пирожками до содержания ресторанов включительно… в конечном счёте всё это приводит к материальному ущербу государства и ВОС». Это циркулярное письмо НКСО, отправленное 8 декабря 1926 г., заканчивалось важными для ВОС выводами и указанием своим местным органам: «НКСО предлагает Вам принять совместно с отделами ВОС меры к немедленной ликвидации коммерческо-спекулятивной деятельности».

Вслед за Постановлением о Всероссийском обществе слепых от 1931 года, 11 марта 1933 года Совнарком РСФСР утвердил «Положение об управлениях  производственными предприятиями (УПП) системы социального обеспечения», где говорилось, что краевым и областным отделам социального обеспечения   вменяется в обязанность руководство сетью учебно-производственных мастерских и производственных предприятий. Они же организуют снабжение, а также контролируют их деятельность. С этой целью образуются управления производственными предприятиями системы социального обеспечения (УПП). Директора предприятий и бухгалтеры назначаются непосредственно начальниками управления.

ВОС медленно, но верно начинает выходить из кризиса. Казалось бы, наконец-то! Да не тут-то было. 17 декабря 1937 года Совнарком РСФСР принял новое постановление «О передаче промышленных предприятий НКСО РСФСР промышленным наркоматам». Там же отменялись отчисления Обществу от прибыли передаваемых предприятий. Всё! Роль ВОС была сведена к проведению культурно-массовой работы. Понятно, что у ЦП руки опустились.

4 апреля 1940 года был обнародован приказ Народного комиссариата социального обеспечения, в котором были указаны серьёзные нарушения в работе Центрального Правления, в том числе об отношении к вопросам организации УПМ и трудоустройства слепых. Несколько цинично звучало предложение о разработке плана по трудоустройству слепых, расширению их профессионального обучения, изысканию новых видов доступных для слепых производств. Интересно, какие производства имела в виду Анастасия Петровна Гришакова – нарком социального обеспечения, – если ее предшественница  – Мария Александровна Шабурова – вывела из подчинения ВОС 185 предприятий, и это притом, что ещё к концу 1935 года общество лишилось всех своих артелей и 150 УПМ!

Слава Богу, что отношение госорганов к деятельности ВОС всё-таки стало меняться. 4 ноября 1940 года Совет народных комиссаров утверждает новое Положение о Всероссийском обществе слепых. Дело в том, что статус Всероссийского общества слепых к тому времени значительно изменился, поэтому   необходимо было  создать новое Положение и принять новый Устав, который    был к тому времени  разработан. В Постановлении сказано:

«ВОС принимает меры по вовлечению слепых в трудовую деятельность путем оказания им помощи в получении производственной квалификации и специальной подготовки, а также путем трудового устройства в артелях кооперации инвалидов, предприятиях и учреждениях различных ведомств и систем».

Далее. Общество «создает учебно-производственные предприятия, конструкторские бюро, музыкально-эстрадные объединения, хозрасчетные конторы и базы по снабжению учебно-производственных предприятий;

открывает дома культуры, клубы, красные уголки, культбазы, спортивные площадки;

строит жилые дома, общежития, интернаты;

организует санатории, дома отдыха, пионерские лагеря, детские сады и ясли;

создает подсобные хозяйства, столовые и другие предприятия по бытовому обслуживанию слепых».

Вот оно – то главное, чего не было раньше.  Всероссийское общество слепых получило право самостоятельно распоряжаться своими средствами. То есть здесь уже встал вопрос о собственности ВОС.

Это юбилейное Постановление явилось переломным как в развитии ВОСовских  производств, так  и в  трудоустройстве слепых. По всей стране вместо кустарных и полукустарных артелей и учебно-производственных мастерских открываются принципиально новые промышленные организации слепых – учебно-производственные комбинаты. Они стали прототипом учебно-производственных предприятий. ВОС начинает строить жилые здания, дома отдыха, клубы и т.д. Но началась Великая Отечественная война, и это остановилось. Работающие предприятия перешли на оборонные заказы: коробки для мин, хлебные формы для полевых пекарен, печки для блиндажей, маскировочные сети, валенная обувь для солдат – вот неполный перечень продукции общества в годы войны. В 1943 году учебно-производственных мастерских и комбинатов стало уже 58.

Давайте сравним. Постановление уже Совмина РСФСР от 2 января 1956 года. Задачи перед  Всероссийским обществом слепых были практически такими же, как и в ранних Постановлениях. Только вместо «Ленина-Сталина» появилась новая формулировка «вовлечение слепых в ряды активных строителей коммунистического общества». Главное же, что ВОС «строит жилые дома, общежития, интернаты; организует санатории,  дома отдыха, пионерские лагеря, детские сады и ясли; создает подсобные хозяйства,  столовые и другие предприятия по  бытовому обслуживанию слепых».
Звучит удивительно для тех, кто не знает, что еще в 1951 году Общество полностью отказалось от государственных дотаций. Под руководством Председателя ЦП Сергея Михайловича Иванова ВОС начинает вкладывать крупные средства в строительство производственных помещений, жилых домов, клубов. Да и Совет Министров СССР принял постановление о строительстве для Всероссийского общества слепых 10 предприятий-интернатов на 100 человек каждое. А годом ранее Совет министров РСФСР принял постановление о строительстве 30 учебно-производственных предприятий, специально спроектированных для инвалидов по зрению.

Поговаривают, что микрорайоны для незрячих проектировал сам Сталин. Пусть современные кликуши голосят о несчастной доле незрячих в «тоталитарном» государстве и о гетто, куда их зашвырнула власть. Если же попытаться немного углубиться в историю послевоенной России, то станет ясно, что эти «компактные места проживания» были большим подарком для незрячих.

Подавляющее большинство горожан проживало тогда в коммуналках, где частенько в комнате 8-10 кв. метров ютились по 4-5 человек. Из всех удобств в старых домишках и бараках с дровяным отоплением были туалеты и холодная вода, тогда как в микрорайонах для незрячих были построены дома  с центральным отоплением, современной (на те годы) планировкой. «В шаговой доступности» располагались магазины, прачечные, парикмахерские и бани. Учебно-производственное предприятие было тоже недалеко, а там, помимо производства,  - столовая с кулинарией, клуб и библиотека. Да и «выселки» эти чаще всего располагались  в центре города или поселка городского типа.

«Значительное число лиц с нарушенным зрением трудится на промышленных предприятиях системы Всероссийского общества слепых. Одни работают за станками, другие на конвейерах, третьи –  на испытательных стендах. Специальные приспособления позволяют осуществ­лять слепым и слабовидящим различные производственные операции. В сельской местности живет и работает значительное число лиц с нарушенным зрением. Люди с остаточным зрением ра­ботают лесоустроителями, пчеловодами, садоводами, агронома­ми. Около 30% выпускников школ-интернатов для слабовидящих стремятся поступить в сельскохозяйственные вузы и техникумы», – такие материалы о ВОСе  публиковались  на протяжении 30 лет. И, поверьте, это не преувеличение. Период с 60-ых по конец 80-ых гг. ХХ века стали для Общества временем организационного, культурного и производственного процветания. ВОС – это государство в государстве со своим правительством (Центральным Правлением), своим бюджетом, предприятиями, сельскими жителями и горожанами, своими школами и детскими садами, своими больницами и санаториями. Даже строительство 43 офтальмологических клиник в областных городах России, а также Центральной республиканской офтальмологической больницы в Москве и закупку оборудования для них профинансировало наше Общество.

Хочется закончить очерк одной очень актуальной цитатой. В 1947 г. журнал «Путь восовца» писал: «Ни в одной стране мира не было и нет такой всеобъемлющей  системы производства для слепых. Будем надеяться, что сегодня Центральное Правление и региональные организации примут меры для восстановления былой экономической мощи ВОС и найдут пути для трудоустройства незрячих». 

Хрустальный компас ведёт в Татарстан, или географический Оскар на кончиках пальцев

 

Марина Платонова

 

Специальная библиотека для слепых и слабовидящих Республики Татарстан успешно реализует многие социальные проекты. Об одном из них в репортаже Марины Платоновой.

 

Эпиграф. Там, где есть книга, человек не останется наедине с самим собой.
Стефан Цвейг.

Как вы полагаете, что объединяет два этих словосочетания: «Татарстан на кончиках пальцев» и «хрустальный компас»? А объединяет их специальная библиотека для слепых и слабовидящих Республики Татарстан.

Сегодня я, Марина Платонова, расскажу вам о проекте нашей библиотеки, который называется так: «Татарстан на кончиках пальцев». Этот проект в мае 2015 года получил премию Русского географического общества «Хрустальный компас». Об этом событии я побеседовала с директором нашей библиотеки Сафаргалиевым Наилем Ибрагимовичем.

- В девяностые годы к нам школы обращались с просьбой издать книги, раскрывающие географию местного края. Именно книги – допустим, Тайсина «География Татарстана», «История родного края» Зиганшина и других авторов – многие сведения дети не могли почерпнуть ниоткуда, только в этих учебниках. В результате этого зародилась идея написать проектную заявку и отправить ее в географическое общество. Проект назвали  «Татарстан на кончиках пальцев». Нам было интересно показать нашим ученикам, преподавателям школ, а также и взрослым людям, историю Татарстана и её географию.

Наш проект был поддержан Русским географическим обществом. В основу его легло комплексное отображение истории Татарстана, его природы, климатических условий,   животного и растительного миров, полезных ископаемых, которые залегают на территории нашего региона, каким образом их добывают, где они находятся, и многие другие аспекты. Мы не только издали учебник, но и рассказали о многих исторических памятниках: это монастыри, мечети, исторические здания, памятники, находящиеся в Иске-Казань (Старая Казань), которая располагалась в 45 километрах от современной Казани. Эти памятники уникальные наши сотрудники библиотеки сумели воплотить в рельефе и показать сведения об этих памятниках, собрав их по крупицам из различных изданий. Такие издания привлекли большое внимание, а сами учебники теперь широко используются в наших детсадах, коррекционных группах. Дети внимательно, с большим интересом, изучают различные предметы в рельефной графике. В четырёх коррекционных школах Республики Татарстан, где обучаются около 210 учащихся, эти книги также вызвали большой интерес, они широко применяются в преподавании географии и уроков родного края.

В последнее время библиотека много работала над приобретением инновационной техники, которая позволяет делать книги по Брайлю в рельефно-графическом изображении – с различными иллюстрациями, в звуковом и цифровом вариантах, с укрупнённым шрифтом. Все учебники удалось сопроводить наиболее наглядными  рельефными рисунками. В результате  дети могли познать окружающий мир не только вербально, но и осязательно. Новая техника, которая была приобретена нами по программе «Доступная среда», позволила эту задачу выполнить.

 Кроме того, книги вызвали огромный интерес среди взрослого населения всех возрастов. Мы не ожидали, что будет такой к ним интерес. Эти книги мы  презентовали по всем городам Республики Татарстан, выставляли на выставках. Нужно сказать, что на наши книги у нас очередь,  брайлисты с большим интересом их читают. Эти книги вызвали большой интерес не только в Татарстане, но и за ее пределами. Мы презентовали их в Ульяновске, специально выезжали в Чебоксары, в ряд других городов, и далее планируем демонстрацию.

Русское географическое общество признало наш проект одним из лучших. Нам разрешили его продолжить в дальнейшем. Русское географическое общество нас поддержало, выделило гранты уже не только на 2013-2014 гг., но и на 2015-2016 гг. И на будущее.

У нас многоцелевые направления по истории и культуре. Татарстан у нас многонациональный, многоконфессиональный. Мы будем отражать православие и ислам, взаимодействие между ними. Мы хотим, чтобы толерантное общество формировалось. Мы не только культуру ислама и православия будем дальше  продвигать, как и продвигали, но и других народов, например, народов Чувашии, Удмуртии, Марий Эл. Мы в очень тесном контакте работаем с ижевской библиотекой, чебоксарской библиотекой, библиотекой Башкортостана. В создании этих книг принимал участие весь коллектив нашей библиотеки,  когда мы делали рельефно-графические изображения.

Большую благодарность я хочу выразить нашей ВОСовской общественности: люди старшего поколения прежде всего, а также молодые специалисты принимали активное участие в обсуждении проекта, в разработке  рельефно-графических схем и карт. Большая работа проходила целый год. Добровольцы-волонтёры: Екатерина  Краснова, Марина Платонова, Владимир Михайлович Алексеев,  Тимур Амирович Колесников и  многие другие – принимали активное участие в этой работе, в пропаганде нашего проекта во время встреч, как со зрячими, так и с незрячими людьми. Это большая их заслуга, за что им огромная благодарность.  

Нужно сказать, что Коллектив, работая с этими специалистами и встречаясь на местах по республике и за ее пределами, слышит замечания, предложения, лестную оценку. Но нам всегда интересна не только лестная оценка, но и пожелания, замечания. Учитывая всё это, мы дальше продолжаем работать, у нас зарождаются новые идеи, новые издания, которые мы скоро представим нашим читателям, нашим пользователям.

Беседу о проекте «Татарстан на кончиках пальцев» я продолжила с заведующей организационно-методическим отделом нашей библиотеки Гелюсой Закировой. Она – один из авторов-разработчиков данного проекта.

- «Хрустальный компас» - это национальная премия в области географии. Она учреждена Краснодарским отделением Русского географического общества и корпоративной компанией «Газпром» на Кубани. Мы на эту премию подавали наш проект «Татарстан на кончиках пальцев». Сначала он вошёл в финал, а потом оказался победителем. Награды вручались в одиннадцати номинациях, наш проект был удостоен номинации «Гражданская позиция». В мае проходила церемония награждения в городе Сочи на знаменитой «Красной поляне». Я как одна из авторов представляла наш проект. Церемония проходила как церемония награждения «Оскар». Вообще ещё эту премию называют «географическим Оскаром». Там был представлен наш ролик, интрига сохранялась до последнего момента, уже назывались в каждой номинации победители. Для меня, конечно, было большой честью представить наш проект на таком высоком уровне. Вообще, это высокая премия, для нас это важная победа. Многие годы победителями этой премии оказывались институты научные, большие географические проекты. Мы - первая библиотека, которая прошла, во-первых, в финал, а потом еще и оказалась в победителях. Было вдвойне приятно эту награду нам получить накануне своего профессионального праздника, это было 22 мая, а как известно, 27 мая – Общероссийский день библиотек.

- Вы планируете дальше принимать участие в таком проекте,  не остановитесь на достигнутом?

- Конечно же, да. Наш проект «Татарстан на кончиках пальцев» оказался успешным, несмотря на какие-то трудности. Проект идёт вперёд, в этом году мы ещё раз выиграли грант Русского географического общества.

- Уже после вручения?

 - Да, после вручения. Мы выиграли грантовый конкурс, второй год мы тоже подавали на этот конкурс свой расширенный проект и продолжение проекта «Татарстан на кончиках пальцев».  В прошлом году мы по проекту издали пятнадцать книг,  они были основаны в первую очередь на базовых географических знаниях. Были изданы: учебник географии, географические справочники «Краеведение Татарстана» о наших уникальных архитектурно-культурных памятниках – таких как Казанский кремль, Раифский монастырь, Иске-Казанский заповедник. В этом же году, в рамках объявленного в Татарстане Года парков и скверов, мы посвятили проект паркам и скверам нашего города Казань, заповедникам Татарстана, и в этом году уже будет уделено внимание этому направлению.

Психолог Краснова Екатерина – одна из участников данного проекта – поделилась своими впечатлениями об этой работе.

- Я участвовала в этом проекте, занималась тестированием рельефно-графических пособий на предмет неточностей, ошибок.

-  Какое восприятие, как пользуются, да?

- Да. На предмет погрешностей именно для слепого человека. Я очень увлеклась этим процессом, сидела с карандашом, подчёркивала, что где не так. В общем-то, мне понравилось.

- Какие пособия тебе попадались в плане тестирования?

- Мне попадались схемы метро Казани, герб Казани, книги о Великой Отечественной войне. Так же были Зилантов, Раифский, Свияжский монастыри.

- Ты считаешь, этот проект полезный?

- Я считаю этот проект  полезным, потому что одно дело объяснять слепому человеку, что монастырь выглядит так, у него такой-то купол. Другое дело, что человек слепой путём осязания может сам оценить это.

- Действительно, проект «Татарстан на кончиках пальцев» весьма нужный и интересный. Я искренне поздравляю коллектив нашей библиотеки с получением премии «Хрустальный компас»! Желаю новых идей и возможностей в их реализации. А мы, читатели библиотеки, всегда с удовольствием примем участие в работе. Ведь быть созидателем – очень важно для каждого человека, не правда ли?!
С наилучшими пожеланиями, Марина Платонова.