Мы и общество

ОДНА ЖИЗНЬ — ДЛЯ МНОГИХ

У каждого человека есть свой Островский. Я имею в виду писателя, автора романа «Как закалялась сталь» и его яркую жизнь вопреки. Он умер 75 лет назад совсем молодым, ему было 32 года. Николай Островский достойно прошёл свой земной путь, упрекнуть его не  в чем. Страдания сделали его святым. И хотя его не  канонизировали, к нему  до сих пор обращаются за поддержкой миллионы людей в минуты, когда  боль отнимает силы и на кончике сознания исчезает надежда. И не важно, какой они национальности, вероисповедания, возраста, главное почувствовать связь с ним и понять, что ты  ещё можешь вернуться. Не случайно роман «Как закалялась сталь» практически сразу после выхода из печати в СССР стал издаваться и в странах,  где слова «революция», «комсомолец», «коммунист»  ассоциировались со злом. Но в данном случае  душу иностранцев будоражила не идеология, а стойкость неподвижного умирающего человека, физически потерявшего почти всё и живущего только на внутренней энергии.  Взглянуть на него хоть одним глазком, перемолвиться словечком стремились многие  известные писатели, художники, журналисты того времени.   Он позволял рисовать себя, отвечал на вопросы  и, наверное, не очень-то приятно было ему потом  узнавать, что его сравнивают с мумией, обёрнутой одеялом. Конечно, это прибавляло ему страданий, но никто никогда не слышал от него ни одной жалобы.  Более того, он называл это физически непереносимое время  счастливым, потому что видел, чувствовал то, чего добивался —  сделать свою жизнь полезной.

Моторчик от Островского

«Мой Островский» стал для меня не книжным, а живым, когда, учась в выпускном десятом классе, я неожиданно попала в больницу с тяжелейшей полостной операцией. В институте имени Склифосовского сделали всё, что могли, а дальше, сказали, надежда на организм. А организм был никакой. Более того, исчезала и моя мечта о золотой медали,  которая была уже практически в руках. Я лежала в ослепительно-белой палате, проваливаясь в бездну. Приходила в себя, когда в пустоте появлялось серое небо с тёмными плывущими облаками. Я чувствовала их движение и открывала глаза. Врачи советовали полный покой, а я просила маму принести мне задания из школы. Но дни и часы  были против моего желания. Однажды кто-то из докторов вполне серьёзно  посоветовал пропустить  учебный год. Это тут же вызвало во мне невероятный протест. «Ни за что!» — сказала я. Но  в ответ, даже от близких людей,  услышала слова сожаления. Я металась в поисках поддержки, потому что была слаба. Чтобы сделать «шаг», мне нужен был «костыль».  И тут я вспомнила об Островском,  физически и психологически «поймав»  его состояние. Я видела осунувшееся лицо писателя на репродукции  художника  Яр-Кравченко в школьном учебнике, его длинные разведённые в стороны пальцы, которые уже практически не живут, и  слышала то, что никак не совмещалось с его неподвижным телом, но было естественным для его работающего мозга: «Сумей жить и тогда…»  «Это ко мне, это про меня», —  убеждала я себя... И  в какое-то мгновение во мне заработал внутренний моторчик, который постепенно набирал обороты, наполняя энергией каждую клеточку.  Я вернулась в школу, была аттестована по всем предметам на «отлично». И хоть физическая слабость давала о себе знать, и мои школьные друзья-мальчишки  носили мой портфель с учебниками, за что им огромное спасибо, я ощущала  небывалый подъём работоспособности, просиживая ночи напролёт над учебниками. Мне очень хотелось высказать свою благодарность Островскому. И когда на выпускном экзамене по литературе  среди прочих была тема, посвящённая его творчеству, я сразу выбрала её. Учительница по литературе Эсфирь Наумовна, которая очень любила меня и по этой причине желала помочь,  проходя мимо моей парты, шепнула: «Пиши про Маяковского». Она знала, что моё ранее написанное  сочинение о нём было признано лучшим в районе, и полагала, что на экзамене не стоит рисковать. Но я писала про Николая Алексеевича, про свою операцию, про больницу, про слабость, которая уводила от реальности, и про моторчик от Островского, который возвращал в неё. В результате я получила свою «пятёрку» и золотую медаль.

Потом,  став студенткой, почти сразу поехала на целину, хотя от врачей были запреты: не поднимать, не бегать, не прыгать. Но мне и в голову не приходило воспользоваться этим для отказа. Однокурсникам я даже не говорила о своей проблеме. И работала на износ.  Нас, трудоголиков, потом наградили медалью «За освоение целинных земель». К сожалению, в 90-е годы, когда порой нечем было кормить детей и я продавала всё, что покупалось, пришлось расстаться и с этой медалью, правда, в самую последнюю очередь, в буквальном смысле, отрывая её от сердца, но удостоверение  осталось у меня.

Конечно, моя история  не идёт в сравнение с тем, что переживают наши читатели. Но она моя. Она повлияла на мой характер, а значит, и на судьбу. И потому особенно дорога.

Жена Легенды

Ещё одно личное прикосновение к явлению под названием «Николай Островский» произошло много позже, когда отмечалось 70-летие со дня рождения писателя и мне довелось в качестве корреспондента «НЖ» побеседовать с его супругой, Раисой Порфирьевной. Она жила на улице Горького (сейчас это Тверская) в доме напротив его мемориальной квартиры.  К тому времени  уже оставила свой пост директора музея. Была обычной пенсионеркой и готовила к изданию свои воспоминания о знаменитом муже. Помню, что долго добиваться с ней встречи не пришлось. Она оказалась очень открытой и доброжелательной. Отозвалась на первый же звонок. Быстро договорились о  дне и часе интервью.  Адрес назвала сразу же, без опаски. Дверь квартиры открыла сама, даже не спрашивая, кто пришёл. Пригласила в гостиную, которая прилегала к прихожей, усадила за большой круглый стол, предложила чаю. Раиса Порфирьевна выглядела очень по-домашнему. Одета была в синее с цветочками платье  и кофточку поверх него. Волосы коротко острижены, почти седые.  Бодрая, подвижная, несмотря на солидный возраст. В этой большой квартире она жила не одна, а с родственниками, но они старались не мешать нашему разговору. Комната была обставлена скромной мебелью, хотя очень плотно. Все дверные проёмы, как и окна, были завешаны тяжёлыми шторами тёмно-коричневых и бордовых оттенков, что создавало атмосферу старинных купеческих домов. Раиса Порфирьевна расположилась на диванчике рядом со столом, расспросила о житье-бытье, немного рассказала о своём.  Мне она показалась  уставшей, хотя вида не показывала. Охотно отвечала на вопросы, рассказала немало интересного о своей прошлой жизни.

О том, что муж задумал написать книгу, она узнала неожиданно. Вернувшись с работы, принялась, как обычно, за  домашние дела, а он попросил побыстрее закончить их и кое-что записать.  Она подумала, что речь идёт об очередном  письме к кому-то из друзей. Но это было начало его знаменитого романа «Как закалялась сталь», который  почти полностью был записан  под диктовку. Кроме того, она переписывала то, что он написал в её отсутствие, перечитывала страницы вслух.  Он их правил. Многое выбрасывал, уничтожал.  Первый экземпляр своей книги, вышедшей в издательстве «Молодая гвардия» в декабре 1932 года, он подарил жене с надписью: «В память, когда зарождалась дружба. Моей подруге-жене дарю мою книгу. Сочи. 1932». При жизни Островского роман издавался 41 раз. Англичане предложили выпустить книгу под названием «Рождение героя», просили также сократить текст.  На изменение названия он согласился сразу. А по поводу сокращения долго думал. Потом сказал: «Пусть сокращают. Всё не уберут. Молодёжь Англии о многом задумается». Из Чехословакии ему  прислали в подарок золотые карманные часы с боем — четверть часа, полчаса, час. Это его очень обрадовало, говорила Раиса Порфирьевна. Она подчеркнула, что  Николай Островский был очень любознательным человеком. Выписывал 14 газет, несколько журналов. Не пропускал ни одной радиопередачи о новостях в стране и за рубежом. Знал театральные постановки. По его просьбе жена и родственники смотрели спектакли, а потом подробно пересказывали ему.

1 октября 1935 года советское правительство наградило Н. Островского орденом Ленина. Вручать его  в Сочи приехал председатель ЦИК Украины Григорий Иванович Петровский.  Он побывал также на строительстве дома Островского, бросил в основание несколько порций цемента и замуровал бутылку с письмом, в котором указана дата закладки здания. Николай Островский был избран делегатом  украинского и  всесоюзного съездов комсомола. У него дома стоял репродуктор, и он слушал все выступления. Сам тоже выступал, хоть и лёжа в кровати, но горячо и взволнованно призывая молодёжь служить Отечеству.

 Раиса Порфирьевна потом передала свои воспоминания нашему журналу,  которые были частично опубликованы. Меня покорила простота и доброжелательность этой женщины. Рассталась я с ней,  как с хорошей знакомой, к которой можно при случае забежать на «огонёк». И ещё долго не могла осознать историческую важность встречи. Ведь это была жена Легенды. Она видела Его. Она говорила с Ним. Она вместе с ним мужественно переносила тяготы немыслимого парадокса, когда смерть и жизнь дышали в унисон, а он продолжал вопреки всему диктовать свой новый роман «Рождённые бурей»,  вытирая с помощью палочки, обернутой салфеткой, взмокший от напряжения лоб. И при этом  всё происходящее считал счастьем, а  свой предстоящий уход называл гибелью на боевом посту. Раиса Порфирьевна стала первым директором музея Островского. Проработала в этой должности 23 года. Во время войны она вместе с другими сотрудниками выезжала на фронт, выступала с лекциями перед бойцами. Через Раису Порфирьевну страницы истории как бы  ожили предо мной. И я благодарна судьбе за эту встречу.

Две эпохи по соседству

И вот новый юбилей Островского — 75 лет со дня его смерти. И новая экскурсия в музей его имени. И хоть адрес у него тот же, здесь многое изменилось. Решением правительства Москвы от 31 января 1992 года он переименован в Государственный музей — гуманитарный центр «Преодоление» имени Островского. Статус многофункционального культурного учреждения расширил сферу его деятельности. Появилось новое направление, отражающее двухсотлетнюю историю  дома, где расположен музей. Это красивое  трёхэтажное здание, построенное  русским зодчим Матвеем Казаковым, считается памятником архитектуры XVIII — XX веков. В 1824 — 29 годах здесь жила  княгиня Зинаида Александровна Волконская. Для московской элиты  она устраивала свои знаменитые литературно-музыкальные  вечера, которые посещал и А. Пушкин. В 1898 году  миллионер Г. Елисеев приобрёл этот особняк, на первом этаже которого он открыл продовольственный  магазин,  до сих пор существующий. С 1918 года часть дома стала использоваться под квартиры. В одну из них по ходатайству друзей и по решению московского правительства  14 декабря 1935 года был перевезён из Сочи Николай Островский.

Мемориальная квартира является сердцем нынешнего гуманитарного центра. Две высоченные по нынешним временам просторные комнаты, большая прихожая, кухня, ванная — всё это за белой двустворчатой дверью, которая соединена с огромной площадкой, где за стеклянными витринами размещены экспонаты музея. Их много, они оригинальны, убедительны и прекрасны. В залах  море света, простора.  Дом строился для балов и приёмов. Это ощущаешь сразу. Но  невозможно не заметить, что скромный быт писателя-коммуниста, при всём желании московского правительства создать ему комфортные условия, не вписывается в это великосветское великолепие. Сразу обращаешь внимание на его подчёркнутую простоту, что увеличивает пропасть между эпохами.  Вся обстановка как бы подсказывает: для писателя это  был приют случайный и недолговечный, что, собственно,  и подтвердило время. Хотя  данная квартира   для Островского и его семьи, конечно, подарок царский.

В столовой — два окна, большой квадратный стол, покрытый белой скатертью, сервант, кресло. Это мебель тех лет. В кабинете Островского — железная кровать, письменный стол,  книжный шкаф, диван, два кресла для гостей,  радиоприёмник и телефон. Ничего лишнего. Только самое необходимое. Сохранено всё, как было при нём.  Здесь писатель провёл последний год своей жизни. 15 декабря он завершил работу над первой частью нового романа «Рождённые бурей». В тот же день написал письмо матери в Сочи, сообщив, что  по весне вновь вернётся к ней. А 22 декабря 1936 года в 19 часов 50 минут умер.    Белые больничные стены комнаты, железная кровать,  тяжёлые шторы на окне, тёмная ткань на абажуре  до сих пор несут на себе печать  печали и траура. Красивые мраморные лестницы,  которые ведут в его квартиру и по которым он так ни разу и не поднялся, напрямую напоминают о его болезни.  Становится жутковато и холодно среди этого старинного великолепия. Чувствовал ли это сам Островский? По крайней мере, моё сердце  переполняется состраданием к  мужественному человеку, вынужденному пройти и через это. Но может быть, в этом соседстве тоже есть особый смысл, который помогает понять, что у каждого времени — свои герои и своя атрибутика, но общее ощущение  исторической связи.

Наследники Островского 

Зато теплом веет от экспозиции «Преодоление», расположенной этажом выше и рассказывающей о людях,   вопреки инвалидности  добившихся признания в разных сферах деятельности. Это своеобразные наследники Островского, рождённые в тех же муках, что и он.  Многим из них посвящены зарисовки в  тематических сборниках «Преодоление» из серии «Богатыри духа», которые регулярно издаёт Центр. Здесь немало знакомых нашим читателям имён. Один их них — современник Островского, Михаил Владимирович Марголин, изобретатель  спортивного пистолета. Он потерял зрение в 1924 году, получив ранение в голову во время службы в закавказском штабе  частей особого назначения. Прочитав роман «Как закалялась сталь», Марголин захотел встретиться с его автором. Но не довелось. Зато  отправил ему письмо со словами: «Ты сам понимаешь, как на меня подействовала твоя книга. Самого бездушного человека она проймёт, а меня, пережившего так много, просто потрясла. Она даёт мощную зарядку и так подхлёстывает, что трудности кажутся мелочами и хочется горы двигать».

Отдельная статья «Преодоления» рассказывает об известном офтальмологе, члене-корреспонденте Российской академии наук Святославе Николаевиче Фёдорове. Ампутация ноги не позволила ему осуществить мечту стать лётчиком. Но он стал врачом, создателем уникального межотраслевого комплекса «Микрохирургия глаза», которым  руководил до своей трагической гибели в 2000 году. Среди героев сборника  — доктор психологических наук, действительный член Международной академии информации при ООН слепоглухой Александр Васильевич Суворов, незрячий художник Сергей Поползин, который изобрёл свою особую систему письма, позволяющую ему создавать уникальные картины. Сейчас Сергей живёт в Вене и активно занимается творчеством. Это писатель и журналист Рудольф Яковлевич Евилевич, который в 70 — 80-е годы был активным автором нашего журнала, публикуя в нём очерки о людях трудной судьбы.  Сам он — участник Великой Отечественной войны, потерял зрение в результате  контузии. Выбираться из тьмы к свету ему помог пример писателя-бойца. Как говорил Рудольф Яковлевич, он «заряжал своё оружие «патронами» Островского  в долгой и нелёгкой       схватке с тяжёлым недугом. В настоящее время Евилевич живёт в Израиле вместе с женой, детьми и внуками.  Шутит, что его книги надо прописывать как рецепты людям, склонным к депрессии. Они помогут победить болезнь и выжить.

Гуманитарная миссия Центра проявляется и в том, что он популяризирует творчество инвалидов, предоставляет им возможность выступать с концертами в своих залах, устраивает художественные выставки. Проводит много мероприятий для детей как специализированных школ, так и общеобразовательных.

Премия за вызов судьбе

 С 2004 года по инициативе  музея-центра «Преодоление» Национальный Комитет общественных наград учредил премию имени Николая Островского, которую вручают людям с ограниченными возможностями здоровья за мужество, крепость духа,  успехи в труде, творчестве, спорте. Существуют и такие номинации: «За пропаганду жизненного подвига и творчества Н.А. Островского», «За общественную благотворительную деятельность, за работу по патриотическому воспитанию населения, особенно молодёжи». Среди  лауреатов премии есть и инвалиды по зрению. Первым из них был незрячий художник из Подмосковья Юрий Константинович Авдеев, который, к сожалению, уже ушёл из жизни. Он успел окончить художественное училище до войны. На фронте — с самого начала Великой Отечественной. В 1944 году был тяжело ранен и потерял зрение.  Мирную жизнь посвятил восстановлению музея-усадьбы А.П. Чехова в  подмосковном Мелихово, за что получил всемирную известность. В 2007 году премия имени Островского  вручена талантливому  незрячему певцу Юрию Сарафанову. Очерк о нём был опубликован в «НЖ», а также директору Калужской спецбиблиотеки для слепых Марии Павловне Коноваловой. Она зрячая. В 2008 году  — депутату Государственной Думы Олегу Николаевичу Смолину, Центральному музею ВОС, в 2009-м —   вице-президенту ВОС Владимиру Сергеевичу Вшивцеву, кандидату педагогических наук, писателю, журналисту из Липецка Анатолию  Алексеевичу Калгину, в 2010-м —  генеральному директору «Реакомпа» Сергею Николаевичу Ваньшину, певцу, пианисту, педагогу из Москвы Сергею Санаторову и  Сергиев-Посадскому детскому дому для слепоглухих детей.

Каждый из лауреатов прошёл через мучительные физические и душевные боли  и сумел сделать свою жизнь полезной. Но даже на их фоне биография В. Вшивцева  выглядит невероятным вызовом судьбе. Кадровый военный, он попросил направить его в Афганистан. Командовал взводом разведки десантно-штурмовой бригады. Был храбр и бесстрашен, за что получил орден Красного Знамени и два ордена Красной Звезды. Крупная операция под названием «Магистраль» стала для Вшивцева последней. Было изуродовано лицо, потеряно зрение. Новая жизнь началась для него в Омске с серьёзных занятий спортивным плаванием. Через полгода он выиграл чемпионат СССР в этом виде спорта среди незрячих. Затем участвовал в двух Паралимпийских играх: в Барселоне и Атланте, дважды побеждал на чемпионатах мира, четырежды — на чемпионатах Европы. И много-много раз у себя на родине. В 1993 году ему присвоили звание «Мастер спорта международного класса», а в 2003-м — «Заслуженный мастер спорта России». Ещё одна высота взята в его любимом парашютном спорте.  Сначала он прыгал с помощью системы «тандем», а  в 1995 году совершил самостоятельный прыжок, который повторил через полгода. Он был первым в мире незрячим, сделавшим это.  Его имя занесено в Книгу рекордов Гиннеса. Не имея зрения, Владимир Сергеевич окончил Омский  институт физической культуры и спорта, затем — исторический факультет Омского государственного университета. Включился в общественную деятельность. Был членом правления, затем председателем правления Союза ветеранов Афганистана.  В 1997 году принят на государственную службу ведущим специалистом регионального центра по связям с общественностью администрации Омской области. В 1999 году избран депутатом Государственной Думы третьего созыва. С 2004 года он — член Исполкома международной организации спорта слепых, вице-президент Всероссийского общества слепых.

Всем, кто хочет почтить память Николая Алексеевича Островского,  ещё раз пролистать книгу его мужественной жизни, побольше  узнать о людях «корчагинской судьбы», советуем посетить музей его имени,  расположенный по адресу: Тверская улица, 14. Это стоит сделать хотя бы для того, чтобы понять: у каждого человека есть свой Островский, который помогает ему стать «богатырём духа».

Валентина Кириллова