Общероссийская общественная организация инвалидов
«Всероссийское ордена Трудового Красного Знамени общество слепых»

Общероссийская общественная
организация инвалидов
«ВСЕРОССИЙСКОЕ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ОБЩЕСТВО СЛЕПЫХ»

Человек, коллектив, общество

Тот, кто воевал – знает цену жизни

 

Мы попросили ветерана войны в Афганистане Владимира Сергеевича Вшивцева рассказать о событиях, участником которых он являлся.

 

- У меня с детства была мечта стать военным. В 79-ом году я поступил в Омское высшее общевойсковое дважды краснознаменное командное училище имени Михаила Васильевича Фрунзе. И в 83-ем году его закончил. Приказом командующего Сибирским военным округом был оставлен для прохождения службы в Сибирском округе. Учился я неплохо и к тому времени имел звание мастера спорта Советского Союза по военному троеборью, входил в состав сборной команды Сибирского военного округа. Был приказ оставить двенадцать мастеров. Я как раз попал в число этих двенадцати. Место службы выбрал в городе Омске, в родном училище. Получил назначение командира взвода курсантов. В среде офицеров нас называли «курсовые офицеры». Три года служил в училище. Курсовой офицер занимается с курсантами той же самой работой, как и офицер в войсках, здесь ты являешься и преподавателем, несешь службу, училище всегда является образцовой частью.

В 86-ом году я написал рапорт о переводе в систему воздушно-десантных войск. Мой рапорт был удовлетворен и четырнадцатого августа я пересек государственную границу Советского Союза для прохождения службы в 56-ой гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригаде, которая базировалась в городе Гардес, провинция Пакти. Назначение получил на должность командира отдельного взвода разведки и, соответственно, в этой должности служил год и четыре месяца.

 

- Что Вы сегодня помните из того, что там увидели, когда Вы прилетели?

 

- Кабул располагается на высоте где-то полторы тысячи метров над уровнем моря, находится как бы в котловине, там страшная жара… В ночное время помнятся вспышки взрывов. В течение двух дней я находился в Кабуле на пересылке, удалось немножечко посмотреть город. Затем получил назначение в штабе армии, приехал начальник штаба бригады 56-ой, тогда подполковник Ивневич, сейчас он генерал-полковник, Герой России, помощник Министра обороны. И «вертушкой» нас перебросили уже в Гардес. Сама бригада располагалась на окраине Гардеса, на высоте 2400 метров над уровнем моря. Снежные шапки на ряде гор… Это было для меня новое впечатление.

 

- Конечно, Вы же омский человек. Это равнина, это степи…

 

- Я бы не сказал, что это на меня произвело какое-то удручающее впечатление, наоборот – новизна, смена обстановки… Я попал в десантную часть, я хотел служить в десантной части! Далее события завертелись… Представился в штабе бригады, сдал документы, получил назначение, и меня перебросили в этот же день опять в Кабул. С группой офицеров в Кабуле я проходил горную спецподготовку. Через два дня нас в составе офицерской группы выбросили в район Вардака с определенной задачей – занять высоту одной из гор и дать возможность беспрепятственного прохождения через этот горный хребет.

 

- Я не ослышался: «В составе группы офицеров»?

 

- Да, эта группа офицеров была собрана в спешном порядке из числа тех слушателей, которые были собраны в Кабуле. Руководил группой майор. После высадки совершали марш, попали под обстрел. Была пулеметная точка. Майор погиб, был один тяжело раненный. Мы сбили эту точку, в течение нескольких дней находились там, после этого опять в Кабул. И далее в бригаду. Со своими людьми не сумел познакомиться – получил назначение начальником заставы. Три заставы охраняли бригаду. «Снайпер», «зубр» и «пилотка». Высота под четыре километра. В подчинении сорок три человека, гаубица д-30, 122-миллиметровая. Миномет 120-миллиметровый и три миномета 82-миллиметровые и два АГээСа и пулемет ПГ горного варианта. Мне перекинули на должность офицера-артиллериста. На этой точке я был в течение месяца. Приходилось заниматься корректировкой огня, получалась практически артиллеристская площадка с учетом тех средств, которые там находились. В течение месяца выполнял поставленные задачи. Главная задача была – не допустить возможность проникновения противника к городу Гордесу и, соответственно, на территорию бригады. Ну, и не давать возможности организации проведения обстрелов. Был такой момент острый, когда в течение нескольких дней и Гордес сам, и бригаду обстреливали ракетами класса «земля-земля». Достать противника было невозможно с моей точки, потому что они били из-под карниза горы. Ночью с несколькими бойцами организовал прикрытие, разминировали участок, и организовал засаду. После обеда подошли шесть человек, три мула, на которых были навьючены снаряды. В течение нескольких минут удалось перебить всех. Так что выполнил задачу, обстрелы прекратились, на следующий день меня спустили в бригаду, познакомился с людьми. И дальше – нормальная боевая обстановка. Попал я туда в период, когда шла замена бойцов: те, кто отслужил, возвращались в Союз, приходило новое пополнение. Соответственно, вопрос организации проведения обучения, прием оружия, боевой техники. Через несколько дней получил задачу совместно с разведротой выйти в район гор Якпая. Там проходил Древний маршрут, то есть испокон веков там люди ходили, шла тропа непосредственно из Пакистана на Гордесскую долину и далее. Со мной было восемь человек. Вышли в этот район. Разведывательное подразделение в легком варианте: спальник, плащ-палатка, РД (рюкзак десантный), два боекомплекта, продукты питания на 4-5 дней, дополнительная лента к пулемету, гранатометы одноразовые (РПГ-18 мы в основном брали в то время или РПГ-22),  гранаты Ф-1 – они помощнее, разлет осколков на двести метров. Вышли мы в горы, высота где-то около четырех тысяч над уровнем моря. Выходить необходимо уже в темное время суток, чтобы противник не мог засечь. Приняли решение, что разведрота выходит на сам перевал, а я спускаюсь чуть ниже метров за восемьсот. И получилось так, что, когда разведрота вышла, караван уже прошел. И караван вышел на меня. 24 вьючных животных в сопровождении 68 человек. Вел банду Шер-хан. Это человек, который проходил подготовку «Зеленых беретов» в Соединенных Штатах Америки, принимал участие в ряде боевых действий в различных точках мира – ну, это уже потом по разведданным стало понятно, я дважды с ним сталкивался. Мы приняли бой, нам удалось взять практически весь караван: двадцать три вьючных животных мы забрали, двадцать три пленных противника и двадцать три убитых. Но часть группы ушла. Было несколько пулеметов в ущелье, и невозможно было просто пройти дальше. Наша задача была выполнена. Караван не прошел. Это был мой первый серьезный бой. У меня потерь и царапин ни у одного человека не было. Сам бой длился минут 15.

 

- Скажите, как осуществлялась связь с командованием? Обыкновенные радиостанции? Или какая-то спецсвязь?

 

- Были и обычные радиостанции, Р-107 и 148-ые. Была и спецсвязь. Чем дальше уходишь в горы, тем связь должна быть более серьезной. Спецсвязь работает через ретрансляторы на самолетах, которые постоянно баржировали  над территорией Афганистана.

Обычно в эфир выходили только в самых экстренных случаях. Потому что у духов были пеленгаторы, и можно было определить нахождение групп в той или иной части горного массива.

 

- Надеюсь, этим пользовались и Вы, когда духи связывались со своим командованием?

 

- У нас тоже работали люди.

За три первых взятых каравана я получил почетную грамоту за мужество и героизм. А ордена пошли позднее.

Кроме того, что шла развединверсионная работа, то есть поиск и уничтожение караванов противника, были и задачи по сопровождению колонн, потому что чтобы бригада жила, необходимы и топливо, и продукты питания, и боеприпасы. Участок 120 километров от Кабула до Гордеса,  довольно сложный, витиеватый. Среди солдат эту дорогу называли «мухамедка». Это разрушенный кишлак, небольшая зеленка и сильный обстрел. Далее ущелье Олжан. Еще одно место, которое приносило сюрпризы. Из него выходили, начиналась Баракинская зеленка – огромная кишлачная зона и много зелени. Потом до перевала Альтамур серпантин шел, после выходили уже к Гортесу. Здесь было более-менее спокойно.

Были и армейские крупные операции. Разведывательные подразделения выполняли задачу по прочесу местности. Это и стычки с группами диверсионными противника, это и поиск складов, где находились боеприпасы, имущество, обмундирование. 

 

- Были какие-то дни, может быть, недели, когда Вы чувствовали себя в безопасности и отдыхали? Наверное, были же такие… Невозможно же полтора года жить в таком напряжении…

 

- Отдыха практически не было. Два-три дня – в горы, в промежутках – облеты. В составе моей группы было тридцать человек. Обычно вылетало двадцать человек. Два борта по десять – две «восьмерки» шли (Ми-8), и два вертолета огневой поддержки – «двадцатьчетверки». Облет мог охватывать три провинции. Маршруты менялись, естественно. Задача – перекрыть основные направления движения караванов противника. Если при облете будет обнаружен караван, то ставится задача на его уничтожение. Поднимались рано, начинал чуть-чуть брезжить рассвет, в темное время бессмысленно было летать. Взлет час пятнадцать-час двадцать где-то в воздухе.

 

- Вот Вы засекли караван или какую-то группу. И дальше?

 

- Вертолеты в подчинении. Даешь команду. Вертолеты становятся в круг. Огневые начинают обрабатывать караван, десант высаживается. Обычно один борт – в районе головы, второй – возле хвоста. Вертолет зависает, и ты выпрыгиваешь. Высота 2-3 метра.

 

- И Вы уже с оружием в руках и со всем снаряжением прыгаете.

 

- Конечно. И дальше работа. Если завязываешься в бою, вертолеты висеть долго не могут, даешь команду, они уходят. Если караван большой, то вызываешь помощь. Докладываешь, что численность противника значительна, необходима поддержка. Я один раз только пользовался поддержкой в 1987 году, в августе. Между Гордесом и Газне, километров за шестьдесят от нас находился большой кишлак Макава. По данным разведки там группировался караван, который должен был выйти в Иквайские горы. Я получил задачу разведать ситуацию. Не дать ему вытянуться из кишлака и уйти в горы. Когда подлетел, караван уже стоял в кишлаке, к нему большими группами подтягивались части этого каравана. Одну часть уничтожил, где-то вьюков четырнадцать.

 

- А вьюки это верблюды или лошади?

 

- Ишаки в основном. Верблюды – нет. Они в горах не используются. Верблюды на равнине.

Далее поднялся и понимаю, что караван очень большой. Такие большие караваны обычно ведет группировка, и там есть все вооружение, и, если я встану на пути этого каравана, они меня просто сомнут. Здесь очень тяжело было. Приняли решение высадиться в самом кишлаке, чтобы завязать бой там, вертушки на низкой высоте прошли сначала, далее второй раз они зашли, и я начал высаживаться, и начался сильный огонь. Понимая, что вертолеты попадают под этот огонь, даю команду – они уходят. Удалось высадиться только с одного борта. И я остался в кишлаке с десятью ребятами. Был вне связи три часа. Начался очень серьезный бой внутри кишлака, сам я получил семь осколочных ранений. Практически все бойцы были ранены. Ну, ранения легкие. У меня контузия была. Повезло, что не китайские разрывные пули, обычные. Ну, задачу мы выполнили – караван не вышел. В ходе этого боя прилетела разведрота наша, высадилась. Метров за шестьсот ее положили – плотный огонь, дальше хода нет. Потом прилетел батальон ХАТ, это Министерство госбезопасности Афганистана. Кинулись они в кишлак. Они откатились, и мне пришлось под плотным огнем уходить оттуда. Затем я попал под гранатомет в течение более часа находился без сознания. Ну как бы то ни было, задачу я выполнил. Духи похоронили сорок восемь человек. Караван было около двухсот вьюков, в сопровождении была группировка более трехсот человек. В течение трех часов не было связи, командир бригады уже хотел докладывать штабу армии… Но тут я вышел на связь и доложил, что задача выполнена и потерь нет. За этот бой меня представляли к званию Герой Советского Союза. Ну, Москва есть Москва… Считают, что раз живой остался, значит нормально все. Дело же не в наградах.

 

- Когда шли бои, когда люди получали ранения, звучал ли вопрос: «Что мы делаем в Афганистане?» Это обсуждалось среди тех, кто был в боях?

 

- У нас – нет. Все были относительно молодые: 26 лет мне и ребятам по 20-22. Это молодость, которая частенько, может быть, желает определенного экстрима. В 86-ом году караваны противника подходили к границе, и я думаю, что перебрасывали и литературу, и оружие. Тогда уже закладывалась основа тех событий, которые происходили после.

Зима. И горы, особенно на высоте, - это довольно серьезный слой снега, и довольно холодно. Это минус 14-15 и ветер, и разреженность еще. 4 километра высота – это ветер страшный. От него не спрятаться. Ну, все равно обычно занимаешь высоту. Тот, кто выше – тот сильнее.

 

- А одежда специальная?

 

- Полушубки. Ботинки. Или сапоги-кирзачки. Верблюжьи брали чулки специальные. Специальный был горный комплект: брезентовые штаны, куртка брезентовая, свитерок из верблюжьей шерсти и шапка-шлем с вырезанным лицом. Перчатки.

 

- Были случаи, когда люди замерзали насмерть?

 

- Ну, у нас такого не было. Обмораживались – было, но не сильно. Просто я следил за этим делом. Если человек неприспособленный, могут быть проблемы.

Выходишь на точку ближе к рассвету. Останавливаешься на дневку, раскапывается снег. Расстилается полушубок. На полушубок спальничек, в спальничек залазишь, берешь с собой оружие – пистолет или гранату – страхуешься. Воды фляжку, чтобы не замерзла. Сверху накрываешься палаткой. Снегом заносит – и вообще великолепно, Крым. Выставляются посты охранения. Допустим, группа шесть человек, по двое несут службу. Начинает темнеть, выходишь к тропе, делаешь марш, осаживаешь тропу и уже на тропе практически до утра.

 

- И Вы там ждете этих «духов». Они идут поодиночке или группами или прямо с караваном обычно?

 

- По-разному. Есть сопровождение – охрана каравана. Если идет большой караван, то сначала ведется контроль тропы. То есть на протяжении всего светового дня на удаленной видимости друг от друга постоянно идут одиночки. То есть один, второй, третий… Может пройти 100-200 человек. Потом дозор. Идут 2-3 дозора, которые могут и рядом стоящие хребты осматривать. Нужно занять позицию и замаскироваться так, чтобы тебя не обнаружили. После этого уже идет караван.

Или же другая тактика: караван разбивают на части, он идет вьюков по 20-30, но где-то в одном месте собирается. Там стоянка, отдых.

Надо действовать в зависимости от сил и средств, которые у тебя есть. Надо понимать, что, во-первых, это не под Москвой рубеж. Ну, и, во-вторых, исходя из того, что у тебя, например, от силы 20 человек, то бросаться на караван, допустим, в 400-500 человек – это попытка самоубийства. Когда большой караван идет, обычно дожидаешься хвоста, рубишь хвост и все. Караван не останавливается.

Действуешь и в зависимости от того, какова задача. Если, допустим, нужны разведданные, то, соответственно, берешь часть этого каравана. Если же тебе необходим сам караван в полном объеме, тогда ты должен найти место, где они собираются… У меня такой случай был, мы их на стоянке взяли.

Большой караван взять практически невозможно. Караван триста вьюков растягивается от полутора до двух километров. Если, например, караван движется в темное время суток, то применение авиации невозможно. Тот, кто ведет караван, отлично понимает, что большого подразделения в горах нет. Это обычное разведподразделение, максимум, может быть, объединенная группа идет, это 40 человек. Группа специального назначения – в пределах где-то двадцати человек.

 

- У них не было своих «вертушек»?

 

- Нет. Единственное, был один раз перелет легкомоторного самолета с территории Пакистана.

 

- Получали Вы почетные грамоты?

 

- Одну за три каравана.

Взяли один караван, и в этом караване были данные по местам переброски стингеров. Тогда этот комплекс считался сверхважным. За взятие стингера вообще давали звезду Героя Советского Союза. Прямо ходила информация об этом, не скрывали, говорили, что командование на сегодняшний день высоко оценивает эффективность этого переносного зенитно-ракетного комплекса. И, соответственно, очень важно взять его. И все разведподразделения и подразделения специального назначения охотились за стингером.

 

- А стингеры, по-моему, и сегодня сверхэффективны.

 

- Ну, сейчас есть еще эффективнее. В том числе и наша «Игла». Там коэффициент поражения 0,9 – это очень серьезно. Стингер – штуковина, конечно, тоже очень серьезная. Она берет не только по отработке газов, но и по контуру еще, и плюс поражение идет от 30 метров, высота – до 6,5 километров. Когда начали применять стингеры, в течение месяца или полутора несколько десятков летающих целей было сбито. И поэтому летали только в ночное время. Я видел попадание стингера в наш самолет. Прямо в двигатель он попал, и тут же двигатели у самолета остановились, он садился – практически планировал. И вот он сел – у него отказала тормозная система, он по полосе несся. Полоса заканчивается, пилот, естественно, ручку на себя, самолет на скорости приличной, он еще оторвался от полосы и упал. Грохот такой, пыль. Летчик выскакивает. Мы побежали к летчику. Тот кричит: «Разбегайтесь, там бомбы». Потом «пожарка» приехала, тушили…

За взятие документов, связанных со стингерами, я получил орден Красной Звезды. Потом был второй орден Красной Звезды, потом меня наградили орденом Боевого Красного Знамени Афганистана, потом наше Красное Знамя.

 

- Когда действия наших войск были наиболее эффективны?

 

- Самые серьезные операции – это летний период. Хотя мы один раз выходили в феврале, а возвращались в апреле. Вышли – дождь, и заходили – дождь. Полтора месяца дождь. Это было страшно, конечно. Сплошная вода. Ну, когда стена, когда просто иногда моросит, но непрерывно, плюс еще холодно, ветер. Спрятаться негде. Если ты в горах особенно. Снег ладно еще… Иногда бывает так, что ты идешь в долине, перед тем, как подняться в горы, там дождь, а в горы выходишь – там снег. То есть ты сырой поднимаешься туда, и это все леденеет на тебе потом. И такое бывало.

 

- Когда читаешь книги о войне, то как-то довольно часто подчеркивают, что в боевой обстановке редко кто болеет.

 

- В принципе бойцы у меня не болели. Я болел один раз. Воспаление легких. У нас из бригады исчез боец, и по разведданным его должны были перебросить через наш район. Мы оседлали тропу и ждали группу, которая должна была повести этого пацана. А место такое над тропой, получается как орлиное гнездо. Пулеметная точка изумительная, потому что она давала возможность обстрела тропы со всех сторон. Вот я с пулеметом поднялся туда, и боец был со мной один. А там получается, что если ты зашел на эту возвышенность, то, соответственно, в течение светового дня ты должен там лежать. Там по тропе идут по одному. Подняться невозможно, а на солнце подтаяло все – вода, и ты лежишь в воде. Потом начало это все опять промерзать. И потом пошел снег еще. Эти прошли все, группа не прошла. Что-то им показалось подозрительным. Я замерз до такой степени… Чувствую: все, я заболел. Температура большая. А нужно еще людей выводить. Когда спустился вниз, уже к БТРу подошли, потерял сознание там. Очнулся уже, когда меня на носилках затаскивали в медроту. 10 дней укольчики и опять в горы.

 

- Владимир Сергеевич, орден Боевого Красного Знамени – это в советские времена была очень высокая награда.

 

- Высший боевой орден.

 

- По каким критериям награждали?

 

- Я не знаю. Был случай: один из офицеров с группой 28 человек столкнулся с противником, у которого было сорок человек.  Два с половиной часа они бодались-бодались, бодались-бодались, офицер сам получил ранение в ногу. После этого вызвали спецназ, в итоге спецназ там еще поработал, вытащили этих ребят. Там, по-моему, убиты были двое из наших. Но офицер этот получил за это Звезду. У меня когда было восемь человек бойцов, я девятый, взяли караван, где было 68 человек, 23 противника убили, 23 взяли в плен, я получил почетную грамоту. Я никогда не вдавался в подробности: почему, за что… И, в принципе, и не хочу вдаваться. У меня были ребята в моем подразделении, которые были награждены двумя орденами Красной Звезды. Один у меня был награжден двумя орденами Красной Звезды, двумя медалями за отвагу и медалью за боевые заслуги. Достойно, я считаю. Человек заслужил. Пять боевых наград.

 

- Я знаю и по литературе о войне, что почти нет критериев для наград.

 

- Я преклоняюсь перед ветеранами Великой Отечественной войны, потому что это фантастический труд. Это требовало фантастического напряжения – то, что людям удалось сделать. Это невероятно. Но, с другой стороны, я отрицательно отношусь, когда начинают взвешивать, что тяжелее, что легче. Для солдата на поле боя нет разницы, где он. Один миг – все, человека нет. И поэтому пуля, которая получена в Великую Отечественную войну, или пуля, которая получена в Гражданскую войну, или пуля, полученная в Чечне или Афганистане, – она одна пуля. Конечно! И для человека, который приехал в Афганистан, и буквально на второй день ему оторвало ноги – для него это его война. А все остальное это уже борьба. Надо выживать, надо  продолжать жить.

 

- Это еще одна война.

 

- Да. И поэтому тот, кто воевал, он никогда не будет оценивать, что тяжелее, что легче. Тот, кто повалял дурака, – будет. А таких тоже достаточно. Во все времена такие люди были. И с учетом того, что у него на груди там навешано, он может рассказывать разные байки. Обычно, такие люди начинают показывать себя, когда свидетелей этих событий фактически не осталось.

 

- Владимир Сергеевич, Вы были жестоко ранены. Как это произошло?

 

- Это был декабрь 87-го года. Шла уже операция «Магистраль», о которой много говорилось, задача была разблокировать районный центр Хост. И провести туда колонны с продуктами. Там были очень большие сложности. Ряд соединений уже вступили в боевые действия. Были сильные бомбардировки того района. Артиллерия работала постоянно, и наша бригада должна была выполнять задачу внутри этого котла. Шла постановка задачи на местности. Рекогносцировка. После постановки задач подходим к машинам, я с начальником разведки – майором Матвеевым. Машина без команды начала трогаться, а он уже ногу заносил на подножку, и я его еще за рукав маленько дернул, мол, ты поосторожней. И в этот момент взрыв. Все. То есть до банальности все просто: фугас стоял. Взрыв был очень сильный, начальника разведки вообще разорвало на части… Меня отбросило, поранило мне лицо.

 

- А почему же никто не убрал этот фугас?!

 

- Было довольно сильное минирование того района. Когда с участка 100 метров снимали по 400-500 мин, были случаи гораздо сложнее. И обходилось. Удавалось выворачиваться. А здесь… Может быть, расслабился… А на войне расслабляться нельзя! Независимо от того, где бы ты ни находился. Есть прописные истины, которые нельзя нарушать. Пока люди на технику не сели, техника не имела права трогаться. Это категорически запрещено. И это было нарушено – вот результат. Ну, сейчас кого винить, что ж…

 

- После выздоровления встать, закончить ВУЗ, руководить сначала одной организацией, потом второй… Это что? Сила воли? Или это просто сознание: пока я живой, пока ноги двигаются, пока голова соображает, я должен быть в строю?

 

- Можно быть, это для кого-то покажется громкими слова. Но это правда. Внутри какое-то ощущение: вот ты остался жив, тебе повезло, и надо жить за тех ребят, кто не вернулся… Во всяком случае, максимум сделать для того, чтобы память об этих людях осталась. Каким-то образом родителям помочь. Вообще быть полезным людям. Я думаю, это самое главное. Потому что не деньги определяют положение человека в обществе, определяющим фактором является полезность людям. И если ты старался быть полезным, тогда в конечном итоге ты можешь сказать, что жизнь прожита не зря.