Общероссийская общественная организация инвалидов
«Всероссийское ордена Трудового Красного Знамени общество слепых»

Общероссийская общественная
организация инвалидов
«ВСЕРОССИЙСКОЕ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ОБЩЕСТВО СЛЕПЫХ»

Человек – коллектив – общество

ШКОЛА диктует свои направления

У нас в редакции побывал Юрий Иванович Кочетков, главный редактор журнала «Школьный вестник» и рассказал о себе и о своей работе.

- Родился я в Москве в конце апреля 1953-го года. И первые годы своей жизни я жил на Пасечной улице в родной мне Тимирязевской академии. Это райский уголок Москвы. Я очень хорошо помню. Что собой представляла Пасечная улица в 50-х годах. Два ряда лип. Брусчатая, выложенная булыжником дорога, по которой чаще проезжали лошади, чем машины. Были так называемые станции. Вот я как раз жил с одной стороны овощная опытная станция, а с другой стороны – плодовая станция. Как раз пасечная улица, состояла из достаточно большого количества бараков и несколько домов. В 41-м году корпуса там были отданы под госпиталь для офицерского состава. В одном из этих домов и жила наша семья, 8 человек. Мои родители и мой брат (мы с ним близнецы). У нас была квартира трехкомнатная, где был газ, и все удобства были на улице. Был водопровод с холодной водой, трубы которого каждую зиму замерзали. И приходилось вскрывать пол и паяльной лампой, как сейчас помню, отогревать эти трубы, чтобы была вода. И печное отопление у нас было. И вот в таких условиях мы жили до 61-го года. И жили весело. У нас был свой огород, были яблони. И когда был урожайный год, то с одной яблони ведрами собирали яблоки. Детей было много. В каждой семье было два-три, а иногда и более детей. Я единственный был почти незрячий ребенок. А что касается моего зрения, в 10 месяцев родители обратили, что у меня что-то со зрением не то. Обратились к врачу. С 54-го по конец 59-го года было сделано 8 операций на глаза в Морозовской больнице. И поэтому детство мое или больницы, или родная Тимирязевская. Была дружная такая ватага. Был какой-то в те 50-е годы у дворовых детей свой кодекс чести. Если были какие-то драки двор на двор, никто никогда меня не трогал, не задирал. Мне было пять лет. Один парень, какой-то заезжий, сбил меня на велосипеде. Так этого парня поймали и так его отлупили, что он, бедный, потом извинялся. Меня не взяли в детский сад из-за очень плохого зрения, я был на попечении бабушки, которая меня брала на работу в 17-й корпус. А летом я все время проводил на плодовой станции у своего отца, меня там потчевали каким-нибудь необычным крыжовником. Я на всю жизнь запомнил небольшой участок, где было представлено 26 сортов крыжовника. Я играл с детьми. У меня все коленки были разбитые. У моей мамы всегда наготове был пузырек с зеленкой и стрептоцид. Я наравне с детьми бегал, катался на велосипеде, играл в футбол. Во всех официальных документах везде фигурировал Тимирязевский парк. Мы, местные жители, никогда не называли Тимирязевский парк. Мы его всегда называли лес. Он был не загаженным. Студенты ухаживали за лесом. Его чистили, обрезали, вырубали старые деревья, подсаживали новые. Мы грибы собирали. Я даже там нащупывал грибы. Я прекрасно помню, и сейчас я живу как раз напротив Тимирязевского пруда. Мне было 4 года. Как этот пруд чистили, сделали пляж. Там постоянно бьют родники. Мы ходили там с родителями и купались в этом пруду. И рыбу ловили. И была лодочная станция. Она и сейчас существует. До сих пор там стоят сосны, которым больше 150 лет.

В основном ходили трамваи. 27-й. И 22-й автобус до Белорусского вокзала. У нас был свой приусадебный участок и были кролики, куры. Вместе со взрослыми, не шутя, а по-настоящему я пилил по мере сил дрова, вскапывал огород. И до сих пор у меня с детства на левой руке безымянном пальце остался рубец. Потому что я себе заехал однажды топором по пальцу. Мне как-то везло на людей. Начальником плодово-опытной станции в Тимирязевке в то время был Василий Григорьевич Трушечкин, герой Советского Союза. Он получил его при форсировании Днепра в 43-м году. Сам имел инвалидность, у него там проблемы с ногой были. Мужик от сохи на самом-то деле. Вот он доктором наук стал. И вот он моему отцу говорил: «Приучай его, приучай. Пусть он там наощупь, с травмами, но пусть он, не просто сам себя обихаживать умеет. А пусть он чего-то заколачивает там, чего-то прибивает, штакетник какой-нибудь к забору. Пусть он приучается к физическому труду». А с другой стороны, он пытался меня учить и, так сказать, английскому языку. Он впервые меня познакомил с английским языком. Мне это было тогда интересно, вот. Как вот по-английски то или иное слово звучит. И он же меня познакомил с Крохалевым, который в Тимирязевке, преподавал политэкономию.

Речь идет о Федоре Сергеевиче Крохалеве, незрячем профессоре, докторе экономических наук.

- Впервые я от него узнал о брайлевском приборе, о том как незрячие пишут грифелем. Когда я пришел в школу, я умел уже пользоваться рубанком, гвозди забивать, посадить растение.

- Наверное, ты  наощупь растения многие мог уже узнавать.

- Растения и по форме, и по запаху. Рябину, смородину. Подсолнухи, морковку. Бегаешь, бегаешь, выдернешь морковку об штанину, естественно.

- А ориентироваться в пространстве ты научился рано?

- Рано, да. Был небольшой остаток, он мне помогал. Все тропинки, не только вокруг дома. Я и сейчас пройду по Тимирязевскому парку. Очень хорошо я представляю его. И белки бегали, и дятлы были, и синицы. В кабинете зоологическом был мой гербарий, который я принес, будучи учеником второго класса. Там были из теплиц листья. Инжир, лимон, апельсин. Такого гербария в школе не было, и его демонстрировали в течение ряда лет. Наш двор отделялся забором от пасеки. Я запомнил директора этой пасеки Георгия Борисовича Анкиновича, инвалид войны. И, конечно, на пасеке я бывал, меня медом-то угощали там. Кусали пчелы. Однажды даже испугались. У меня все лицо было распухшее. Я несколько дней просто не выходил.

- Потом пришло время идти в школу.

- Да. Школа на Третьей Мытищинской улице. Привыкал я к интернату не просто. Хотелось домой. Ну, потом как-то все встало на свои места. Из школы я не убегал. Но получилось так, что всю вторую четверть первого класса я проболел ветрянкой, азбуку брайля изучали. Ко мне приехала учительница домой, Елизавета Васильевна Кораблева. Замечательная женщина, участница войны. Люди были с особой душой. Они не сюсюкались с детьми, они с ними работали. Они понимали, что да, слепой ребенок, и из него нужно сделать человека. И вот эта Елизавета Васильевна приезжала к нам домой после работы. Занимались по брайлю. После Нового года. Я уже читал, практически, лучше всех. Меня сразу записали не только в школьную библиотеку, но и в РЦБС. Ну а когда я уже перешел в среднюю школу, то повезло еще раз. Эти корифеи, учителя Валентин Лаврентьевич Шустов, Михаил Иванович Егоров, Ольга Ивановна Егорова, они были в расцвете сил. Я посещал факультативные занятия.

- Судя по тому, что ты рассказываешь о своем детстве, ты был такой всесторонне реабилитированный ребенок. А когда ты пришел в школу, среди ребят было много реабилитированных?

- Были и с подглядом, тотально слепых тогда было больше, чем сейчас. Были дети, которые в школе очень хорошо ориентировались. А выйдя из школы. Одноклассник, очень талантливый парень, не научился ориентироваться, всю свою жизнь послешкольную он практически просидел дома. Были дети, конечно, которые в школе начинали с нуля. Учились ложкой есть. Одеваться. Но их были единицы. И мне кажется, что вот дети моего поколения по сравнению с сегодняшними детьми, они были значительно более реабилитированных. Практически каждый год приходят письма к нам в журнал от сегодняшних детей, которые учатся в различных школах. Они говорят, вот особенно девочки: «Вот в школе я чувствую себя человеком. У меня там друзья, подруги, книги. Я приезжаю домой на каникулы и для меня это ужас. Я не знаю, как убить время. Потому что послушаешь книги, почитаешь книги, послушаешь радио. Родители мне запрещают выходить на улицу. И я вот целый день сижу дома, сама себя развлекаю и жду, когда придут родители, чтобы с ними хотя бы выйти там вот погулять».

- Судьба этих ребят, которые не умели ложку держать сложилась иначе, чем судьба реабилитированных ребят?

- Они пошли работать на предприятия. Остались вот в этой замкнутой нашей среде. Дети, которые реабилитированы с детства, они большего достигли в жизни. Было заметно, что у меня гуманитарное развитие. И что я, если пойду учиться, то именно факультет гуманитарный. Моя первая заметка появилась в пятом классе. В «Советском школьнике». Был какой-то интересный слет. Ну и мне тогда говорят: «Ну, напиши ты в журнал-то». Ну, я взял да написал как смог. И потом был удивлен, когда это все появилось на страницах журнала. И будучи в школе, публикации четыре уже были в «Советском школьнике». Но собирался я поступать целенаправленно и готовился в МГУ. Учась в 11-м классе я ходил на подготовительные курсы. Я собирался поступать или на исторический факультет или на юридический. Подал документы на юрфак, а мне их завернули. Вышел в тот год циркуляр, который запретил в Московские, в Питерские и еще в ряд университетов принимать инвалидов по зрению на юрфак. Мама у меня работала в «Молодой гвардии» в типографии. Я пошел в полиграфический институт. Находился он недалеко от Тимирязевки. Подал документы на редакторский факультет. Натан Евгеньевич Юдин, участник войны, кстати, тоже. Он говорит: «Вы знаете, вы у нас такой единственный. Я не против, но документы ваши запросил проректор, Иван Павлович Клещенок». Иван Павлович вызвал мою мать и говорит: «Мы не возьмем». И поехали мы в Министерство высшего и среднего специального образования. Принял нас Краснов, замминистр. Он говорит: «Что за чертовщина? Сейчас вам вынесут письмо». Мы возвращаемся на следующий день. Взяли документы у нас. А дальше приемные экзамены. Когда я сдавал историю. Меня чуть не выгнали из аудитории. Сзади меня сидела девушка из Тулы. И я начал ей подсказывать по своей наивности. С первым я столкнулся, с Иваном Павловичем Клещенком. Он преподавал историю партии. И, значит, я чувствую, что я это знаю. И я пропустил несколько занятий. И он мне на экзаменах все это припомнил, спрашивал: «А вот почему Польша и Финляндия отделились от Советской России?» Ну, я ему сказал общую точку зрения принятую. «А вот я на лекциях-то другую точку зрения излагал. А вы вот не были». Ну, я вам не могу поставить двойку, конечно. Поставил тройку. И мне потом уже на пятом курсе, чтобы получить красный диплом, пришлось пересдавать историю партии.

- На что в основном нацеливали на редакторском факультете?

- Прежде всего давали ремесло. Учили работать с разными видами текста. И художественная литература, и производственный какой-то текст. И учебники. У нас была очень сильная преподавательница истории искусств Дмитриева. Она говорит: «Я вам могу поставить пять. Но вы ближе к четверке». Я говорю: «Нет, ставьте четверку. Я хочу быть как все». Сразу какие-то организовались группки маленькие. Как-то вот пригласили, кинотеатр «Мир». Фильм «Зеркало», как сейчас помню. Ну, они мне говорят: «Пойдешь?». Я говорю: «Ну, пойду, что делать». А после мы зашли в пельменную, там рядом. Ну, естественно, портвешка выпили и прочее. И вот когда бываю на каких-то встречах со старшеклассниками, я им говорю: «Если вас приглашают, то не избегайте, каких-то вечеринок». Никто не говорит, что вы должны там напиваться. Эти вот вечеринки, какие-то походы в кино, в театр, в конце концов на футбол. Они сближают людей. Ты становишься своим человеком. С третьего курса ко мне уже просто обращались ребята: «Слушай, ты мне вот это расскажи, ты там помоги». А дальше уже зависит от тебя. Были и поездки. И я помню, что мы ездили как-то в Новый Иерусалим, когда еще он лежал весь в развалинах. И отмечали экзамены вместе, и в походы ходили. Ну, конечно, первый курс, он был очень тяжелый. Возникали такие желания – вообще бросить все это. Я со своей мамой куда-то шел. И навстречу нам женщина. Ну, поздоровались там, рассказали как, что. Она говорит: «А ты зайди к моей Нинке». Оказалось, это женщина из нашего дома. Работала в типографии «Молодой гвардии». А у нее дочь, инвалид первой группы, спинальница, на коляске. И она стала моим домашним секретарем. Она читала, быстро изучила брайль. У нас много было английского языка в институте, и много читать надо было. И она мне переписывала тексты на машинке на брайлевской. И все курсовые.

- У меня было несколько случаев, когда мне попадались такие люди, которые, как мне казалось, ни с того ни с сего вдруг мне помогали. Причем эта помощь была судьбоносная. Как ты считаешь, это слепое событие? Или все-таки случай выбирает людей, которые чего-то добиваются.

- Я думал об этом. Не знаю. Это свыше что-то. Меня познакомили с Петраковым, издательство «Просвещение». Который возглавлял редакцию литературы по брайлю. Я уже на четвертом курсе по договорам подрабатывал в издательстве. И когда встал вопрос, Петраков был за меня. На место претендовал не только я, но и другие люди. И меня взяли на работу в издательство «Просвещение». И Глебов работал рядышком. Получилось так, что в 80-м году Глебов послал меня одного в Горький. Он мне говорит: «Там юбилей в школе. Ты съезди. Один справишься?» Я говорю: «Ну, а что». Написал потом две статьи. Он в 80-м он меня включил в редколлегию. Я оказался в журнале. И Глебов говорит: «Теперь будешь ездить со мной. Набираться опыта». Я с Глебовым много ездил. И в Иваново, и в Воронеж, и в Узбекистан, в Казахстан, в Алма-Ату и Каскелен. И в Одессу. И он меня учил, как работать. Это очень хорошая была школа. Чисто журналистская. Как собирать материал, как общаться с людьми. Встреча Глебова с тогдашним секретарем ЦК ВЛКСМ Борисом Николаевичем Пастуховым изменила судьбу журнала «Школьный вестник». Если журнал ютился в одной комнатушке. Тогда появились хоромы. Оборудование современное, пишущие машинки. Стало возможно издавать рисунки на полимерной пленке. В «Школьном вестнике» появились рельефно-графические иллюстрации хорошего качества. И появилось музыкальное приложение в виде нескольких пластинок невысокого качества, на той же полимерной пленке. Конечно, помогал комсомол. Авторитет был журнала. Из Хабаровской школы, когда там полетело отопление. И почти минусовая температура была в классах, позвонили. Я позвонил в Хабаровский крайком комсомола. И им сделали отопление сразу же. Такая история была и в Чечне с Грозненской школой. Там полетел насос, и дети остались без воды, столовая без воды осталась. Обратился в ЦК Комсомола. И все сделали. Мы с Глебовым обсуждали часто, чуть не ежедневно, проблему создать журнал укрупненным шрифтом для слабовидящих. В 89-м году я подготовил пакет документов в ЦК комсомола. Предварительно переговорив с тогдашним первым секретарем ЦК Мироненко. Я ему показал все документы, он распорядился поддержать со своей стороны. Но по тем временам нельзя было открыть никакого приложения к журналу без согласования с идеологическим отделом ЦК партии. Документы ушли своим чередом в ЦК партии. Через какое-то время Мироненко вызывает меня к себе, говорит: «Слушай, я должен тебя огорчить. Получил письмо за подписью товарища Абдуллаева, зав сектором печати в идеологическом отделе ЦК партии о том, что нецелесообразно издавать журнал для слабовидящих детей укрупненным шрифтом. Никаких объяснений». Но шли годы. Мы встречались у Владислава Сергеевича, обсуждали, какой шрифт. Предполагалось, что вариант укрупненного шрифта все равно будет печататься на «Логосе». Вызывает Владислав Сергеевич Степанов. И он говорит: «Вот, Олег Николаевич готов помочь. Могут быть выделены деньги для издания журнала. Срочно пилотный номер готовь». На деньги «Логоса» был подготовлен и выпущен, и разослан по всем библиотекам, школам пилотный номер. Если бы не было Смолина Олега Николаевича, то журнала бы не было. А потом  началось финансирование, и журнал появился. С 96-го года вот журнал выходит уже регулярно. Сегодня «Молодая гвардия» помогает. Я знаю, что и Владислав Сергеевич Степанов, и Смолин много порогов обили, и много бумаг написали для того, чтобы в бюджете государства появилась отдельная строка. Издание литературы для слепых. Мы каждый год получаем финансирование из федерального бюджета. Но этих денег не хватает. Они покрывают примерно 52-54% затрат. Остальные затраты берет на себя издательство «Молодая гвардия». Там сидят люди еще примерно моего возраста. И пока эти люди остаются у руля «Молодой гвардии», работать можно журналу. Что будет дальше – сказать сложно. Да, в самые тяжелые годы, в 90-е. В начале 90-х годов были у нас гранты – хоть какое-то подспорье. Третье сентября 93-го года. Я находился на отдыхе в санатории «Сосны». Александр Петрович Торопцев остался вместо меня. Я каждый день звонил. Он говорит: «Пришло письмо о том, что нас перестает финансировать «Молодая гвардия». Я иду к Юркину, нашему генеральному директору. Говорю: «Валентин Федорович, вот ситуация. Как вообще дальше? Какие будут взаимоотношения?» Он говорит: «Юра, я издал такой приказ. ОН касается всех журналов. Но что касается вашего журнала… Да, нам сейчас тяжело, но мы тонуть будем вместе и всплывать будем вместе. Так что, так сказать, вы не лишаетесь нашей помощи, нашего финансирования. В каком объеме оно будет – это жизнь покажет. Но, тем не менее, мы не имеем никакого морального права вас оставить одних».

- И до сих пор Юркин работает?

- До сих пор работает. И у нас с ним очень хорошие отношения. До сих пор он нам помогает. К нам обращались в свое время «Логос», когда была цинкография, и иллюстрации рельефно-графические, делались на цинке. «Молодая гвардия» делала печатные формы для лаборатории. И всегда это было бесплатно. И даже они оборудование передали. Пусть устаревшее, но оно нужно было «Логосу» в то время. Говорят, что журнал нужный. Отзывы в основном хорошие. Вопрос другой. На протяжении ряда лет вариант укрупненного шрифта школы и библиотеки получали бесплатно по разнарядке. Но когда мы его пустили по подписке, то, конечно, тираж упал. Мне и до сих пор говорит: «А почему мы не получаем «Школьный вестник?». А я говорю: «А вы его выписали?» - «Нет. А что, мы раньше получали так». Я говорю: «А вы письма получали?» Я по нескольку раз во все школы, во все библиотеки отправил письма. Что с 2011-го года укрупненный вариант журнала будет только по подписке оформляться. Вы можете подписаться в любом отделении связи. Ну, привыкнут. И сейчас уже привыкают. Мы стараемся его улучшать. Он не полностью повторяет брайлевский вариант журнала, он шире. Мы ввели рубрику «Для вас, родители и учителя». Литературы по тифлопедагогике, по тифлопсихологии выпускается очень мало. А в нашем журнале печатались и сами родители продвинутые. Тифлопедагоги, учителя и незрячие, и слабовидящие, работники библиотек. Эта рубрика сразу стала популярна. Я знаю, что во многих школах, сканируют, или ксерокопии делают, дают родителям. И сами учителя читают. Это рубрика, которой нет по брайлю. И о проблемах незрячих, и о жизни школ пишут нам. Это наши постоянные авторы. И о жизни школ, и статьи по тифлопедагогике, и по трудоустройству. Время сегодняшнее диктует свои условия. Свои направления. И поэтому у нас появились рубрики, перспективы профобразования. То есть мы рассказываем о жизни того или иного незрячего человека, который в определенной области добился многого. Это заказные статьи, не перепечатка. Или мы пишем. Или это в виде интервью. Или в виде очерка. Разные жанровые варианты. Эта рубрика очень популярна. Мы писали и об экономистах, и об училищах массажа. О Кисловодском. Ульяновском, о Томском рассказывали. С адресами, с конкретными условиями приема и условиями жизни. Такие обстоятельные статьи. Где, в какой области может сейчас работать незрячий юрист. Где может незрячий приложить себя в экономике. Ну и по ряду профессий других. Появилась новая рубрика «Ты и твои права». Потому что про обязанности в школе тебе напомнят. А вот о «твоих правах», учащихся, не все учителя могут квалифицированно рассказать. Мы рассказывали о правах старшеклассников прежде всего. Как написать правильно заявление в вуз. Какие документы нужно предоставить в приемную комиссию. Как себя вести, если тебе откажут. На что ссылаться. О конвенции прав инвалидов рассказывали подробно. Почти каждый год у нас на страницах журнала выступает Олег Николаевич Смолин. Который рассказывает нам о новом законодательстве что касается прав инвалидов. В частности, о законе об образовании. Сейчас две статьи подряд от работников Министерства образования. Их взгляд на вот закон об образовании. Наверняка будут и новые рубрики. Тираж небольшой сейчас, 500. Журнал нашим заинтересовался ряд обычных детских библиотек. Начинаем высылать. Я хотел сказать вот что в заключении. Мы всегда готовы сотрудничать с авторами. И зеленую улицу мы даем нашим авторам – инвалидам по зрению. А что касается детей, то мы печатаем почти все их произведения. Детям мы двойную зеленую улицу даем. У нас есть постоянная рубрика, она появилась несколько лет назад. «На поэтической волне». Рубрика открывается стихами незрячих поэтов, или слабовидящих. Вторая часть, мы знакомим со стихами разных поэтов. 19-го, 20-го века. Появилась еще рубрика «Проба пера», где мы даем произведения детей. Если у вас есть желание написать нам, прислать свои стихи, рассказы, очерки, это не значит, что они на 100% будут напечатаны. Но я вам могу гарантировать, что мы все материалы просматриваем, и на все письма мы отвечаем. Вы можете присылать их в любом варианте. По брайлю, на компьютере. А лучше всего, если есть, в электронном виде на наш адрес. Который можно найти на обложке как брайлевского журнала, так и плоскопечатного варианта. Там есть все наши данные.