ПАМЯТЬ СЕРДЦА
ДЕДОВА МЕДАЛЬ
Все мальчишки с улицы Пархоменко от «Посадки» до Речной завидовали Кольке Широносову. У кого-то из «жирных» городских, часто приезжавших в наш дачный посёлок порыбачить в местной речке да подышать свежим воздухом, он выменял на какую-то занюханную ерунду самый настоящий новенький перочинный ножик. С тех пор в нашей любимой игре «землемер» Николаю равных не было. Его красавец с блестящей зелёной рукояткой ястребком летел в воздухе и так уверенно вонзался в самую твёрдую землю под нужным углом, что наши заточенные гвоздики и шильца с деревянными ручками казались по сравнению с ним дряхлыми «кукурузниками». У всех горели глаза, и многие пацаны предлагали Кольке взамен и коллекцию марок, и значки, и даже переводную картинку с полуголой красавицей, привезённую из далёкой Германии, но он лишь небрежно отмахивался и презрительно сплевывал сквозь зубы: «Удивили…» Мои друзья Лешка Коноплин и Мишка Горлов собирались даже побить его, чтобы в честной драке завоевать желанный ножик, но я их отговорил. Мы вместе разработали целый заговор, как вызвать Кольку на какой-нибудь спор, чтобы он обязательно проспорил, но всё как-то не получалось.
Развязка наступила, как всегда, неожиданно. Весёлым солнечным утром в начале мая Колька Широносов своим фирменным свистом вызвал меня на улицу. Вид у него был необычно взъерошенный.
— Хочешь мой ножичек? — спросил он сразу.
Ещё бы! Ведь это самый высокий предел желаний любого мальчишки! Колька понизил голос почти до шёпота:
— Тут один городской придурок медалями интересуется. Только ему нужны не юбилейные, а настоящие боевые. У меня дед на войне погиб, и медалей от него не осталось, а у твоего — вся грудь блестит. Принеси любую — и ножик твой!
Я остолбенел:
— Это получается, что я её украду?
— Эх! — сплюнул Колька с досадой. — Я-то считал тебя среди нас самым умным. Книжки читаешь! А ты такой же дурак, как и все. Твой дед даже не заметит, у него этих медалей… Просто я к тебе первому пришёл, ты мой друг. А я сейчас любому другому предложу, и никто не откажется.
И пошёл в сторону дома Витьки Сенцова. Кровь, словно первая струя из огородного шланга, ударила мне в виски. Сейчас этот конопатый шибздик Витька, которого ребята не всегда брали в свои игры, на целое лето станет королём улицы! И всё потому, что у него будет этот ножик. Я догнал Кольку и попросил подождать.
Взрослых дома не было, только младшая сестра Зинка возилась со своими куклами. Дедов парадный костюм занимал в шкафу особое место. Я выбрал самую тусклую, самую незаметную медаль «За отвагу», дрожащими пальцами отцепил её и побежал на улицу. А вечером Колька показывал всем новенький фонарик «жучок», работающий в трёх режимах в зависимости от частоты и силы нажатия на ручку. Такого не было вообще ни у кого!
— Это я на твою медаль поменял, — сказал он с ухмылкой.
Про нашу сделку мы поклялись молчать до могилы.
Девятого мая с утра дедушка засобирался на парад: побрился, наодеколонился, надел свою единственную белую рубашку, парадный пиджак и направился к зеркалу. Пиджак надевал всего два раза в год — на парад Победы и 7 ноября, когда в местном клубе поздравляли всех заслуженных людей. И вдруг благочинную тишину разорвал сердитый бабушкин крик:
— Да ты сам потерял её где-нибудь. Вечно, как напьёшься, забываешь свой костюм то на вешалке, то на стуле. Да кому она нужна, твоя медаль?
Страх с невероятной силой выбросил меня на улицу. Несколько раз покружившись волчком по окрестным переулкам, я решил вернуться домой и спрятаться на чердаке до вечера, а потом во всём признаться. Дедушка сидел на пороге в белой рубашке без пиджака и тихонько плакал. Рядом стояла открытая бутылка недорогого портвейна.
— Это правда? — чуть слышно спросил он.
Оказывается, моя младшая сестра, которую не интересовало ничего, кроме её кукол и кошек, видела в тот злополучный день из окна, как я отдавал дедову медаль. Мои родители сразу пошли к Колькиной матери, которая воспитывала его одна без отца, но так ничего и не добились. Колька слёзно клялся, что того городского мальчишку он видел в первый и последний раз в жизни. На семейном совете решили было всыпать мне ремня по полной программе и неделю не выпускать на улицу, но дед меня отстоял:
— Маленький ещё… Вот подрастёт, может, поймёт.
Он выпил ещё немного вина, снял свою нарядную рубаху и на парад не пошёл.
Говорят, время — лучший лекарь. Много лет минуло с того майского дня. Давно нет в живых моего дедушки. Коля Широносов с первым призывом попал в Афган и вернулся домой в цинковом гробу. А я живу… И чем дольше, тем острее Колькин ножик и ярче дедова медаль.
Анатолий Кобзев